рассмотреть в окно уровень. Пока не видно. Но через трещины как будто не вырывается ни один пузырек.
Внезапно вода в шахте забурлила — остаток ее всегда бурлит, смешиваясь с вырывающимся наружу воздухом. Да, теперь уже никаких сомнений, — через секунду шахта будет свободна, и мы сможем вылезти из своего добровольного заточения! Все встало на свои места. Все как обычно — в иллюминаторы уже видна поверхность, батискаф мерно вздымался и опускался на груди океана, появились знакомые звуки и шумы. Шахту заволок туман, вызванный резкой декомпрессией и охлаждением. Все. Можно отдраивать люк.
Мы с облегчением переглядываемся. Теперь погружение для нас завершено окончательно.
Выбрались на палубу. Качка еще больше усилилась, но мы с наслаждением подставляли себя волнам, окатывавшим «Триест»: теплая тропическая вода возвращала нам калории, потерянные на дне на глубине 11 тысяч метров.
Возле рубки неожиданно раздался страшный грохот. Почти сразу же я увидел пронесшийся над нами реактивный истребитель военно-морского флота. За ним, покачивая в знак приветствия крыльями, второй. Сверхзвуковые самолеты поднялись с базы на Гуаме полчаса назад и ровно в 17.00 прошли над районом, где мы должны были появиться. И мы появились. Секундой позже над нами проревел спасательный самолет ВВС, груженный резиновыми плотиками, противоакульим порошком и витаминизированными консервами. Что говорить, флот явно не желал ударить лицом в грязь! Узнав время выхода на поверхность, штаб гуамской базы выслал на место целую эскадрилью, чтобы обнаружить нас и в случае, если кораблям не удастся быстро подойти, оказать неотложную помощь. Но ни самолеты, ни витамины, ни даже бортовая рация «Триеста» не были нужны. Нас сразу же заметили с «Льюиса». Тем не менее мы были благодарны военным властям, со всей серьезностью отнесшимся к операции.
Ну а корабли?
«Уэнденк» был еще далеко, он то появлялся, то исчезал в волнах, а «Льюис» описывал теперь большой круг.
Бедные пассажиры «Льюиса» пережили немало волнений. Позже мне рассказали, что к назначенному часу все сумевшие подняться на палубу начали высматривать нас, кто-то забрался даже на мачту. Едва «Триест» всплыл, его засек наметанным глазом фотограф Джон Пфлаум.
— Вот они! — закричал он, указывая пальцем. — Надо же, точно в срок!
По всему «Льюису» разнеслось эхом: «Вот они! Вот они!» Да, «Триест» закончил свой большой путь и вернулся с глубины 11 тысяч метров целый и невредимый. Через одну-две минуты появятся батинавты, их можно будет увидеть на палубе батискафа.
Но две минуты истекли…
Что там происходит? «Триест» уже пять минут на поверхности, а людей все нет. Ни малейшего признака жизни, никакого сигнала. Шесть, семь минут… По-прежнему никого. Страшная тревога охватила очевидцев этой сцены. Все подозрительные признаки мгновенно были обсуждены, проанализированы, сведены к одному. Почему телефон молчал во время подъема? Последний вызов прозвучал 4 часа назад. Может быть, открылась течь, гондола лопнула и поплавок доставил на поверхность два тела, раздавленных адским давлением? Но в таком случае взрыв был бы слышен на поверхности. Правда, попробуй улови что- нибудь сквозь грохот волн и свист ветра! С другой стороны, если бы гондолу раздавило, поплавок погиб бы тоже… Восемь, девять минут. Ничего! По-прежнему ничего. Торопливо, дрожащими руками пытаются спустить катер, но море яростно сопротивляется. Сбрасывают за борт спасательную резиновую шлюпку, — море вынуждено уступить, но ни за что не дает экипажу ступить за борт. Все же четыре человека по очереди прыгают в лодку — офицер, матрос и двое фотографов. Официальные представители прессы в такие минуты пользуются всеми привилегиями… Мотор запущен, четверо направляются к «Триесту».
Батискаф уже десять минут на поверхности. Все это время из шахты выходила тоненькая струйка воды, но ее никто не мог заметить, а если бы и заметил, вряд ли понял, в чем дело. Запустив на полную мощность мотор, шлюпка кругами приближалась к «Триесту». Вздымаясь на гребне и зарываясь в волну, люди не решались ни подойти вплотную, ни уйти…
— Помашите! Да помашите же! — заорали вдруг в два голоса фотографы. В голосе у них была странная нервозность, причину которой мы поняли потом.
Подскакивая на шестиметровых гребнях, шлюпка стремительно приближалась. Фотографы приступили к своим обязанностям: «Помашите!»
Помахать? Пожалуйста, с удовольствием. Нет, не ради фотографов и не для рекламы. Мы приветствовали солнце, свет, свежий воздух, даже волны и ветер, которые понапрасну теперь ярились, ибо глубина Челленджер была взята!..
Потом было возвращение на Гуам на борту «Льюиса», проделавшего за одну ночь путь, отнявший у нас раньше четыре дня. На Гуам флотское начальство прислало специальный самолет, доставивший нас в Сан-Диего, а оттуда в Вашингтон, где состоялись приличествующие традиции приемы и торжества. Нас тепло приняли в Белом доме. Президент Эйзенхауэр в своей речи подчеркнул значение проекта «Нектон» для американского флота, равным образом как и для мировой океанографии. Несколько дней спустя я получил следующее письмо:
«Дорогой мистер Пикар!
Вручая Вам в прошлый четверг правительственную награду, я с особым удовольствием отметил значительный вклад, внесенный Вами в усилия, которые Соединенные Штаты предпринимают для развития океанографии.
Позвольте выразить Вам, гражданину Швейцарии, страны, известной всему миру своим свободолюбием и независимостью, всю меру признательности американского народа. Благодаря Вам сделан еще один значительный шаг в этой важной области науки.
С наилучшими пожеланиями дальнейших успехов,
«Сделан еще один значительный шаг в этой важной области…» Да, мы сделали его. Некоторые считали, что железный груз, оставленный «Триестом» на одиннадцатикилометровой глубине, ставил точку под программой больших погружений. Но в науке нет финальных точек. Наоборот, это погружение открывало путь дальнейшим исследованиям. Батискаф «Триест» проторил дорогу в глубины океана другим батискафам, прочим подводным аппаратам. Глубоководное погружение перестало практически быть проблемой, отныне ученые могли пользоваться добытыми плодами. В этом, собственно, и заключалась наша цель.[40]
Давняя мечта профессора Пикара, зародившаяся пятьдесят лет назад, полностью осуществилась. Благодаря батискафу — придуманному, построенному и испытанному им — богатства и тайны моря можно было изучать на любой глубине.
Батискафы и подводные лодки будущего
За кромкой пляжей континенты незаметно соскальзывают в море. Скрывшись под водой, берег отлого тянется иногда на десятки и даже на сотни километров. Континентальные шельфы вполне можно назвать «морским огородом»: обилие солнца позволяет здесь произрастать водорослям, кормиться рыбе. Затем склон становится круче и устремляется в бездну глубиной в четыре, пять и даже шесть километров. Море меняется, исчезают привлекательные пейзажи, радовавшие глаз у поверхности; начинается абиссальное царство. Это и есть владения батискафа.
«Триест» и ФНРС явились только прототипами: батискаф был задуман как универсальный аппарат для достижения любых глубин, позволяющий взять на борт несколько тонн научного снаряжения. Но ему уже пошел десятый год — и это в эпоху, когда боевые самолеты устаревают за один-два года! Во времена, когда строился «Триест», нам приходилось затягивать пояс и экономить каждый сантим своего тощего бюджета. В принципе при всем желании мы не могли воспользоваться лучшими достижениями техники тех дней.
