44. Десять дней в пути
Вечером 24 июля — опять взрывы. Многократные сильные эхо длятся до 9–10 секунд. Это значит, что звук проходит около 15 километров, прежде чем его совсем погасит толща воды. Получив данные о наших координатах, видим, что скорость несколько возросла, во второй половине дня она составляла в среднем 2,3 узла.
Пытаюсь подвести итоги работы нашей экспедиции за десять дней и передаю сводку Уолтеру Манку в Палм-Бич и нашему другу Джерри Кэлмену, который осуществляет связь с начальством в Нью-Йорке и Вашингтоне.
«После десяти дней плавания в Гольфстриме дела обстоят следующим образом.
На борту все исправно. С „Беном Франклином“ никаких технических осложнений. Система жизнеобеспечения, режим на борту, наружная чистота иллюминаторов — все как положено. Внутренняя атмосфера превосходная. Настроение экипажа отличное. Все здоровы. Мы пять раз опускались на дно и в трех случаях по несколько часов дрейфовали с хорошей скоростью в 10 метрах над грунтом при отличной видимости. Дно интересное, но живности очень мало. Каракатицы, крабы, креветки, мелкие рыбы. После атаки меч-рыбы не встречали крупных рыб. Во время обычного дрейфа встречено очень мало рыбы и немного каракатиц. Планктона стало меньше после первых ночей, когда мы видели красивые цепочки сальп длиной до пяти метров. Никаких намеков на „глубинный рассеивающий слой“. Похоже, что толща моря находится в непрерывном движении. Мощные подводные волны раскачивают мезоскаф вверх и вниз до 50 метров за шесть минут, и экипажу приходится все время быть начеку. Пока что все в полном порядке».
Пятница, 25 июля. Начиная с полуночи мезоскаф держится на диво стабильно у отметки 260 метров. Неожиданный штиль удивляет нас. Тем не менее, если не обманывают данные о нашей скорости вчера вечером, мы продолжаем нормальный дрейф на север или северо-восток.
Сейчас утро, все спят, кроме Кена Хэга и меня. Последние несколько дней были достаточно утомительными и холодными. Каз и Эберсолд проработали всю ночь, как и Чет с Фрэнком, каждый на своем посту. Они заслужили отдых. Глубина 262 метра. Никаких осложнений.
45. Изгнание из Гольфстрима
Никаких осложнений? В 9.20 нас вызывает поверхность: похоже, что мы вышли из Гольфстрима. Билл Рэнд просит разбудить Казимира. У меня не хватает духа сделать это, пусть поспит еще немного. Тогда Билл предлагает мне подняться повыше. Пять секунд подпускаю воздух в правую уравнительную цистерну; в 10.09 повторяю маневр. Мезоскаф упирается, в 10.27 наша глубина все еще 258 метров. Еще пять секунд подаю воздух. Начинаем медленно всплывать. В 10.45 ситуация становится «критической»: Билл Рэнд настаивает на том, чтобы я подозвал Каза, дескать, с ним легче объясняться по телефону (некоторые голоса и впрямь проходят хуже других). Билл сообщает Казу, что больше нет никаких сомнений — мы вышли из Гольфстрима, течение осталось километрах в двадцати восьми к востоку от мезоскафа.
Гольфстрим исторг нас. На двенадцатый день плавания. Принимаемся обсуждать возможные последствия и вероятные причины.
Как вы помните, когда мы готовились к экспедиции, были высказаны две точки зрения. Первая: мы должны быть все время готовы к тому, что нас вынесет из Гольфстрима или во всяком случае будет относить от центральной струи примерно на 5 километров в день. Вторая: если мы стартуем в центре течения на глубине около 200 метров при температуре воды 15 °C, мы без труда удержимся в Гольфстриме месяц.
По-моему, еще не все факторы изучены так основательно, чтобы можно было предусмотреть каждую деталь. Известно, что в Гольфстриме есть множество ветвей — восходящих, нисходящих, отклоняющихся в сторону, то разделяющихся, то снова сходящихся. Словом, и здесь тоже для точного прогноза понадобилась бы вычислительная машина.
А главное, надо, чтобы кто-то разработал программу для такой машины, и ведь по сути дела разве мы не этим занимаемся? На нас действуют самые ничтожные факторы: чуть изменится наклон аппарата, или глубина, или ориентация в течении, как мы можем вильнуть в ту или иную сторону. Кто скажет наперед, куда пойдет данная капля воды в реке? Какая капля первой испарится, какая первой заблестит на тростнике у берега? Наше исходное положение в центре Гольфстрима давало больше шансов долго удержаться в нем, чем если бы мы стартовали на краю течения.
То, что нас впервые вынесло из него через десять дней, уже сам по себе интересный факт. Попробуем вернуться в Гольфстрим своими силами, следуя указаниям с «Приватира», который вместе с «Линчем» произвел достаточно промеров в океане и более или менее ясно представляет себе обстановку.
В 11.23 Каз пускает два двигателя малым ходом, сберегая наши ресурсы. Если идти быстрее, каждая миля будет пожирать больше электроэнергии. Электрические счетчики зловеще покряхтывают. Каждый ампер-час отдается внутри мезоскафа громким щелчком; обычно щелчки эти звучат с большими перерывами, теперь же наш слух терзают настоящие пулеметные очереди. Запас электроэнергии не позволяет нам производить много коррекций такого рода. Посмотрим теперь, сумеем ли мы возвратиться в Гольфстрим, ведь наша абсолютная скорость едва превышает один узел.
Направляемые «Приватиром», идем на глубине 100 метров; степень погружения регулируем ходовыми двигателями. Эрвин — мастер по таким маневрам. В 12.20, подняв взгляд на верхний иллюминатор, вдруг обнаруживаю, что видно поверхность моря и волны. Смотрю на манометр: глубина 100 метров, все точно. Поразительная видимость, просто редкая. Правда, не все время, но в отдельные минуты вода совсем прозрачная. Видно, как играют на волнах блики солнца. В моей практике никогда еще не было такой видимости под водой. Температура за бортом 19,69 °C. Внутри мезоскафа 18°, но скоро станет теплее. Вместе с Кеном Хэгом мы придумали связывать цифры, выражающие температуру воды, с каким-нибудь историческим событием. Скажем, когда температура 19,19 °C, говорим: «Версальский договор».
Мы сейчас на глубине 90 метров, здесь вода на полградуса холоднее, чем была на отметке 100 метров, где мы находились «в 1969 году».
Когда идешь так близко к поверхности, в иллюминатор открывается совсем другая картина. Во- первых, намного светлее, я без труда читаю и пишу, не включая внутреннего освещения. Иначе смотрится планктон, растительный и животный. Вот проплывает множество крохотных созданий диаметром в несколько миллиметров, и я восхищаюсь голубым свечением удивительной красоты — живые крупинки переливаются в воде, будто брильянт на солнце. Я и прежде наблюдал эту разновидность планктона, однако не знаю точно, что это за организмы; к счастью, Кен Хэг сразу их узнает и определяет как диатомеи, или радиолярии. Вместе с ними мимо нас следуют полчища сальп и бесконечное разнообразие других организмов. Медузы, копеподы, крылоногие, сифонофоры, удивительно напоминающие веточки зеленых водорослей. Несколько сальп покрупнее, одна-две огнетелки — опять же не светящиеся.
Строго говоря, подводный дрейф продолжается. Сейчас наша глубина опять стала побольше; мы идем со скоростью около одного узла, курс 125° — по словам поверхности, он должен привести нас обратно в Гольфстрим. Температура в мезоскафе еще поднялась: 21,5 °C. Температура воды 18,90° («Эйфелевой башне один год»). В полночь на глубине 270 метров было 16,5°, а в 4 часа утра на той же глубине (точнее, 272 метра) — всего 12,87°. Такой перепад был явно связан с нашим выходом из Гольфстрима; за его пределами море холоднее.
В 15.30 поверхность сообщает, что мы приближаемся к Гольфстриму, и предлагает еще час идти тем же ходом. Но я настроен весьма скептически, ведь мы развиваем абсолютную скорость от силы один узел. Пройдено в лучшем случае пять морских миль; следовательно, мы никак не могли покрыть разделяющие нас
