таким: покупаешь виллу в Ле-Туке на побережье Франции — и жди, пока придут немцы. По-моему, этот способ самый верный и самый необременительный. Ты покупаешь виллу, а все остальное делают они [28].
Зима 1940-го выдалась на редкость суровой; это оказалась одна из самых холодных зим за весь XX век. Вудхаузы впали в спячку в Лоу-Вуде[29] и мечтали уехать в Америку. «По-моему, чтобы выехать из Франции, нужно разрешение, — писал Вудхауз Болтону. — Пожалуй, можно было бы полететь „клипером“[30], но у меня на этот счет имеются опасения». Вудхауз так ни разу в жизни и не сядет в самолет, а Европу покинет только в 1947-м.
Во время «странной войны» (или, как говорили французы, drole de guerre) Ле-Туке в «мертвый сезон» уже не казался тем «необитаемым островом», который так полюбил Вудхауз. В городе стояли французские части, и Вудхауз писал Тауненду, что его вклад в дело войны сводился к устройству «ночлежки для французских офицеров» — в свободной комнате виллы были расквартированы два военных врача. Английские газеты приходили с опозданием на день, в остальном жизнь в Ле-Туке изменилась мало. Этель[31] разъезжала повсюду на своей синей «лянче»; в марте она врезалась в автобус на обледенелом шоссе по пути в Монтрей, но не пострадала. Вместе со своей хорошенькой секретаршей Жаклин, дочерью жившего в тех местах гольфиста-профессионала Артура Гранта, она ездила в предместье Пари-Пляж и приглашала симпатичных британских офицеров на ужин; она воображала, что этим поднимет боевой дух армии. Этель любила быть в центре внимания и вовсе не стеснялась ни с того ни с сего приглашать к себе совершенно незнакомых людей.
Однажды зимним вечером молодой капитан Рекс Кинг-Кларк из 2-го батальона Манчестерского стрелкового полка, стоявшего на франко-бельгийской границе, сидел и отогревался в кафе «Белая звезда» после артиллерийских учений в дюнах; Этель, назвавшись миссис Вудхауз, завела с ним беседу и уговорила поехать с ней в Лоу-Вуд. Вскоре Кинг-Кларк обнаружил, что у нее есть и другие новые друзья. Молодые пилоты «харрикейнов» из 85-й эскадрильи Королевских ВВС, стоявшей в Ле-Туке, регулярно заходили к Вудхаузам на чай, коктейль и импровизированные танцы, а возможно, и ради мимолетной встречи с юной мисс Грант, которая была не прочь, по ее выражению, «попрактиковаться в кокетстве». Кинг-Кларк рассказывал: «Я провел несколько чудесных вечеров в компании летчиков и друзей семьи Вудхаузов» — то есть других британцев, которые оказались вдали от родины и теперь собирались, чтобы запросто пообщаться в Лоу-Вуде, где верховодила Этель, обожавшая праздники. Жаклин Грант вспоминает: «Из решетчатых окон в уютной гостиной видны были сад и дальние дюны, граммофон играл ‘Моим сердцем завладел папаша’, а с пола уже убрали ковер, чтобы потанцевать».
Вудхауз, лысый, с очками на носу, высовывался из дверей и спрашивал с улыбкой: «Весело вам?» — «Да, сэр, — отвечали молодые люди хором. — Не хотите к нам присоединиться?» Но он всегда вежливо отказывался и возвращался через холл в свой маленький кабинет. Вудхауз трудился над новыми рассказами: «измучившись войной», он находил успокоение за письменным столом. «Я работаю по утрам, перед завтраком гуляю с собаками, еще немного работаю после завтрака, а потом до обеда читаю, — рассказывал он Тауненду. — Удивительно, как быстро проходит время».
Хотя Вудхауз все силы отдавал писательству, с молодыми солдатами, гостившими в Лоу-Вуде, он был ласков. Рекс Кинг-Кларк вспоминал: «Однажды я пил чай с Вудхаузом в их чудесной гостиной; он привел собаку. Вудхауз больше молчал и казался задумчивым, и было трудно поверить, что передо мной создатель милых чудаков Псмита, Дживса и Берти Вустера. Помню, мы говорили о войне… и я ушел с ощущением, что он не так уж верит в победу союзников». Вудхауз говорил Тауненду, что речи Черчилля его успокаивают, но во многом его взгляд на европейский кризис определяло, по выражению Оруэлла, «мировоззрение ‘Алмаза’ и ‘Магнита’» — журналов для мальчиков, которые Вудхауз читал в школьные годы:
В кабинете уютно потрескивает камин, а за окнами свищет ветер. Старые седые камни заросли густым плющом. Король сидит на троне, а за фунт дают фунт, ни больше ни меньше. Там, на континенте, потешные иностранцы тарахтят без умолку, размахивая руками, но в Проливе стоят под парами мрачные серые линкоры британского флота… [а] у нас впереди чаепитие, и на столе горы сосисок, сардин, оладьев, жаркого, пончиков и джема… Все спокойно, незыблемо и непреложно. Ничто не изменится — во веки веков.
Если Вудхауз и представлял себе общеевропейскую войну, то разве что Первую мировую, которая на мирный ход тыловой жизни французов почти не влияла.
Весной 1940-го в пятистах километрах от Ле-Туке, на бельгийской границе, сосредоточивались панцербригады вермахта, и Роммель заканчивал подготовку своего молниеносного наступления. Однако удивительным образом об опасности вторжения не задумывались ни летчики британских ВВС, ни французские военные, ни британское консульство в Булони. Вудхауз, как и его друзья и соседи, только слегка удивлялся происходящему. «Не представляю, что будет дальше, — пишет он из Лоу-Вуда Тауненду. — Думаешь, все начнется весной? Не вижу смысла, ведь тогда нас точно будет не одолеть». Такова была линия британского правительства, Вудхауз придерживался официальной точки зрения. В марте 1940 года Чемберлен назвал «главным оружием» против Гитлера морскую блокаду со стороны Британии. Вудхауз шутливо заметил: «Боюсь только, Германия на нынешних своих запасах протянет еще много лет. Мне кажется, немец в состоянии питаться крапивой и щепками бесконечно».
Вудхаузу было не до жалоб: нужно было возиться с собаками и заниматься писательскими делами. «Переплет» предложили поставить в виде мюзикла и спрашивали согласия автора. Герберт Дженкинс планировал 26 апреля выпустить сборник рассказов о клубе «Трутни» и его членах под названием «Яйца, бобы и сдоба»: надо было узнать, как идут продажи в условиях войны. В «Сатердей ивнинг пост» печатали по главам один из его любимых романов «Раз — и готово», а журнал «Лайф» хотел заказать ему статью о том, как он относится к войне на континенте. Требовали внимания животные: Вудхауз присматривал за соседским попугаем и семью собаками, а в гараже поселилась бездомная кошка, которая принесла котят, и он боялся, что его пекинес их покусает. И все это время Вудхауз трудился над новым романом. Так появилась «Радость поутру»; немногочисленные ярые поклонники этой книги считают ее вершиной творчества писателя. Хотя его мысли были в первую очередь поглощены рукописью, Вудхауз, все еще надеявшийся уехать в Америку, стал строить гипотетические планы: они будто бы сядут на пароход в Генуе, где еще открыт порт (его закроют 10 июня, когда Италия объявит войну Франции). «Уезжать — это целое дело, — жаловался он Рейнолдсу, — так что я сижу себе тихонько и пишу новый роман о Дживсе[32]; уже закончил первые четыре главы». За сорок лет его подход мало изменился. В письме Рейнолдсу он объяснял, что все так же сочиняет комичные сцены про запас:
Я написал рассказ, потом его продолжение[33], и получилось смешно. Только собрался послать его тебе, как меня осенило: развязка подойдет, чтобы вытащить из какой-нибудь передряги Берти Вустера, а поскольку такие финалы сочинять тяжело, я решил выбросить рассказ и придумать сюжет про Дживса, который закончится на этой сцене.
Вудхауз готов был обсуждать с Рейнолдсом предстоящий совместный ланч, но сомневался, что сможет отправиться в Америку до конца лета; в беседе он заметил: «Думаю, [роман] выйдет удачный, но какая же мука была выбрасывать рассказ». Европу почти накрыло катастрофой, а он все строил планы и донимал Тауненда вопросами о сюжете «Радости». Он спрашивал: «Может ли обедневший молодой лорд стать деревенским полисменом? Лондонским — пожалуй, но мне нужна именно деревня… (И нужен полицейский, потому что Берти стащит у него форму, чтобы пойти на костюмированную вечеринку.)» Так шли недели, война все приближалась, но Вудхаузы не двигались с места, 9 апреля, воспользовавшись метелью, немецкие войска смели оборону побережья Норвегии. Ответный ход Британии обернулся разгромом и завершился 2 мая бесславным отступлением всех британских частей, а затем отставкой Невилла Чемберлена. 9 мая премьер-министром стал Черчилль, вернувшийся во власть из оппозиции. В своей речи перед Палатой общин он заявил: «Я могу предложить вам лишь кровь, труд, слезы и пот… Вы спрашиваете: какова наша цель? Отвечу одним словом: победа. Победа любой ценой; победа назло всем
