В храме Солнца деревья золотые

несметные богатства не способны спасти ее. Великая цивилизация инков стремится к своей гибели. Она прогнила изнутри, и ее роскошная, крепкая с виду оболочка больше не вводит меня в заблуждение.

На многое мне открыл глаза Амару. Он восхвалял свою страну, не понимая, что та катится к закату.

Самые красивые девушки либо томились в гаремах Верховного Инки и его приближенных, либо становились жрицами — невестами Бога Солнца. Правящая династия называла себя детьми этого Бога и беспощадно преследовала кровосмешение. Браки заключались только внутри семьи. Нарушителей ждала неминуемая смерть. В то же время между представителями правящей династии то и дело разгоралась борьба за престол. Победитель безжалостно уничтожал своих «врагов». Бесстрашные воины, инки имели болезненное пристрастие к кровавым расправам.

Словом, нечестное начало подготовило сокрушительный бесславный конец.

Мне только оставалось исполнить свою миссию и с достоинством удалиться. Судьба империи была предрешена.

Я. понимал всю горечь, все яростное отчаяние этих существ. Я понимал, чем они недовольны. Они ожидали совсем иного. Прекрасная, покрытая чудесной зеленью планета обманула их, захватила в плен. Сильное земное притяжение ограничивало возможности летать, делало каждое движение тяжелым и неуклюжим. Строительство грандиозных дворцов, храмов и подземелий из приятной забавы превратилось в трудную задачу. «Мотыльки» и «пеликаны» не гили ни в какое сравнение с легкими крыльями, к которым привыкли эти существа. И только несколько жрецов Храма Орла знали секрет настоящего полета.

Сила тяжести не позволила им создать мир, рожденный в мечтах. Столько лишений пришлось вынести напрасно! Все, все пошло не так.

Но самое главное — их тайна! — наполняла жизнь постоянным страхом. Они боялись быть настигнутыми, боялись других людей, боялись друг друга, а потом стали бояться самих себя. Шепот они превратили в мысль. Но и мысль была запретной. Шепот можно подслушать, каким бы тихим он ни был. Мысль тоже можно уловить. И тогда…

Они спрятали от себя свои мысли, отказались от своей памяти. Они надеялись, что их никогда не найдут. Несчастные…

Однако я слишком увлекся рассуждениями, тогда как мне пора действовать. Вечером Амару, изможденный торжествами, явился домой.

— Они… все остались там… провожать Из — бранного в его… незримый, сокровенный путь, — сообщил он, еле ворочая языком.

Он был то ли опьянен наркотическими напитками, то ли пребывал в трансе по поводу счастья лицезреть Сына Солнца. Я понял, почему он покинул церемонию и вернулся домой. Амару отвык от головной боли и опасался, что без меня у него снова начнется мучительный приступ. Тем лучше. Благодаря его приходу, я узнал — Избранный отправился в подземелье. Теперь и мне пора.

Я помог Амару уснуть и поспешно улегся на свое ложе. Кристалл лежал под шкурами там, где я его оставил. Я достал его, потрогал острые холодные грани, пронизывая его и позволяя ему пронизывать меня. Внутри кристалла зародилось теплое золотистое свечение… оно медленно разгоралось. Я положил кристалл рядом с собой и мысленно воссоздал образ Избранного. Сын Солнца возник передо мной, ослепительный и подобный богу. Он сидел один в полутьме подземелья, закрыв глаза. Окружающая обстановка ускользала от моего внимания, и только его сосредоточенное, остроносое лицо четко выделялось во мраке.

Я застыл в ожидании, боясь шевельнуться…

На этом «опусы» Марата обрывались. Эти записи производили на Ангелину Львовну странное и неприятное впечатление. Они погружали ее в мир, которого она не знала и не хотела знать. Описания неведомого кристалла заставили ее задуматься о магическом шаре. Ведь шар — тоже кристалл. И это золотое свечение внутри него…

Она почувствовала озноб. Ей вдруг стало жутко.

— Глупости, — пробормотала она. — Самойленко целые дни проводит рядом с шаром, и ничего.

И тут она вспомнила о его беспорядочной болтовне по поводу золота, Солнца…

Коллега будто прочитал ее мысли. Он ради приличия поскребся в дверь и, не ожидая приглашения, вошел.

— Ангелина! Да на тебе лица нет… Что случилось?

— Ничего…

— Только не ври! Тебе не идет.

— Ладно, — вяло согласилась она. — Не буду.

— Так в чем дело? Закревская собралась с духом.

— Дай мне твой шар! — выпалила она, боясь, что передумает. — Дней на десять.

— Хорошо, но…

— Никаких «но»!

Глава 22

Памир

Ларису обступила полная, кромешная тьма. Она слышала голос Изотова, который звал ее, но не могла ответить. От страха ее горло свела судорога. Не то что кричать, пошевелить языком было невозможно. Все тело обмякло, стало ватным и безвольным, перестало слушаться. «Мамочка!» — подумала Лариса. Это была ее последняя мысль. Потом она уже не думала. Оказывается, может быть и так…

Вместо мыслей пришли ощущения. Лариса почувствовала, как воздух вокруг нее уплотняется и вибрирует. Дикий первобытный ужас, который все живые существа испытывают в момент разгула стихии, сковал ее. Она вдруг явственно представила себе, как необъятная, громадная и жуткая тяжесть горы обрушивается на нее, сминая все и ломая железобетонные тюбинги, как спички. По сравнению с напором земной толщи люди и крепежные приспособления, которые они пытаются противопоставить горе, кажутся муравьями, сооружающими свой муравейник из былинок и хвойных игл.

Лариса уже ощущала себя погребенной, раздавленной и мертвой. Ее тело онемело, замерло, как и душа. Но… она все еще дышала, и это сбивало ее с толку. Реальность сначала раздвоилась, а потом просто рассыпалась на несметное количество осколков, никак не связанных между собой…

Где-то слева от нее появился тусклый золотистый свет, и Лариса восприняла его как явление ангелов по ее душу. Ангелы становились все ярче, но так и не приняли крылатых обличий, знакомых ей по картинкам. Сначала они плавно кружились, а потом соединились в нестерпимо сияющую точку. Точка росла и становилась все ярче. Она поглотила туннель, гору, Ларису, ее сознание и стала всем. Ничего не осталось, кроме этой светящейся, горящей, ослепительной точки…

— Мельникова! Мельникова-а-а! Боже мой! Да что ж это такое! С ней опять обморок…

Резкий запах нашатыря ударил Ларисе в нос, и крики Глафиры стали более отчетливыми. Из густого тумана выплыло перепуганное лицо администраторши, склонившееся над ней.

— Слава тебе, Господи! — выдохнула та. — Я уж думала, ты не оклемаешься. Лежишь, белая, как полотно…

Вокруг Ларисы было светло. Она лежала на чем-то твердом, и перед ее глазами высоко стояло синее небо. По небу медленно плыли облака, похожие на сказочных драконов.

— Разве туннель… не обвалился? — одними губами спросила она.

— Да ты что, Мельникова? У тебя жар. Бредишь! Вон, голова горячая, как огонь, — Глафира приложила свою большую мягкую ладонь к ее лбу. Ладонь оказалась прохладной. — Чего ему обваливаться-то? Стоит, как стоял.