тружеников муниципального тыла. Быстрый разворот глаз – никого в поле зрения, всей толпой повалили в барак, умники! Эти двое не стреляли, но пистолеты в руках, жилеты по ветру, и физиономии такие суровые – хоть сразу лапы в гору и сдавайся…
– Ксюха, давай туда! – он сунул подбородком в глубину двора.
– А ты куда? – заволновалась девушка.
– Беги, говорю, догоню! – он рыбкой нырнул за дерево, проследил, как она уносится олимпийскими прыжками, высунулся из-за ствола и начал высаживать с обеих рук. «Жилеты» распались – пули взрывали слежавшуюся грязь под ногами. В ответ они тоже открыли огонь. Никита поднялся, прижимаясь к дереву, уловил движение слева, прыгнул и покатился. Взметнулся на колено, выпустил последнюю пулю в обойме и отбросил бесполезное оружие. «Жилет» отшатнулся – он не бил на поражение, не хотел никого убивать, это чревато для общественно полезного дела! И оперативники выполняли инструкции – стрелять лишь в крайнем случае. Никита видел перед собой испуганные глаза, сообразил – а ведь у этого живчика тоже пустая обойма! Бросился на него, пригнувшись, как бык на тореадора, налетел, поддел «рогами», схватил за грудки и отправил в нокаут свирепым прямым. Схватил за грудки обмякшего оперативника, чтобы тот не падал раньше времени, – держал перед собой, спрятался за ним, а второй растерянно метался вокруг да около – пропотел насквозь. Нельзя стрелять по своим! Внезапно решился, бросился вперед, вскидывая служебный «макаров»! Но брать Никиту на испуг – дело несерьезное… Он швырнул в него безвольное тело – получилось неуклюже, но хоть так. Подскочил двумя прыжками к успевшему отпрянуть оперативнику, вцепились друг в друга, покатились по грязи, рыча, надрываясь от усердия – как два кота, не испытывающих взаимной симпатии. Некогда тут бороться, сейчас набегут! Уже бежали! Нежелательное тело вывалилось из-за угла, проорав:
– Сюда, сюда! Они здесь!
Никита ударил подло – коленом в интимное место! Партнер по спаррингу взвыл, как недорезанная свинья. Он вскочил, чтобы рвать когти, но не тут-то было! У оперативника возникали личные счеты по отношению к «мстителям». А это серьезнее, чем какие-то должностные инструкции! Тот нашел в себе последние силы, выбросил руку и вцепился мертвой хваткой Никите в штанину! Никита дернул, но оперативник держал – скрипел зубами, багровел, как закат перед непогодой, и по всему было видно, что отпускать добычу не собирался. Никита мог бы вырваться, треснув этого упертого работягу по макушке, но потерял бы еще несколько секунд, а к ним уже бежали! И снова убедился – мир не без добрых людей и животных! Пронзительно гавкая, обгоняя навьюченных омоновцев, несся тот самый кобель с развевающимися ушами. Вцепился оперативнику в щиколотку, прокусил, принялся рвать, рыча и сверкая глазами! Никита не поверил. Вот это память! Вот это благодарность! А такое было кроткое животное… Оперативник взвыл от ослепительной боли, разжал руку. И уже ныряя за дерево, перекатываясь через остатки детской песочницы, из которой давно растащили песок, Никита уловил краем глаза, как бесподобное животное улепетывает куда-то по перпендикуляру, высоко подбрасывая лапы. Соображает, что могут подстрелить…
Он мчался, увертываясь от шальных пуль, – мимо домов с просевшими в землю фундаментами, мимо кустов молодой кленовой поросли. Влетел в спокойное море сохнущего белья, взволновал его, вздыбил, вывалился с обратной стороны. Наперерез уже бежала Ксюша, схватила, стала ощупывать.
– Не трожь меня! – хохотал Никита. – Мне сегодня нельзя!
– Господи, ты цел, Никитушка… Где эти люди?
– Давай не будем выяснять, ладно? Пристраивайся в кильватер.
Они неслись как угорелые. Убогим баракам не было конца – алое полотнище, растянутое между ними: «Все на борьбу с голодом, нищетой и туберкулезом!» – смотрелось бы чертовски уместно. Оборачивались люди. Застыла, прижав к груди «выбивалку», молодая некрасивая барышня – мгновение назад она остервенело колотила старенький ковер. Вытянули физиономии похмельные аборигены с молотками и гвоздодерами – они подпирали укосинами падающий сарай. Но на хвосте уже висели! Трещали выстрелы, кричали ни в чем не повинные горожане. Они промчались мимо заброшенного одноэтажного строения с выбитыми стеклами – некогда склада «Главкачаловцемента», о чем доходчиво извещала сохранившаяся надпись. Влетели в гаражный кооператив, ворота в котором отсутствовали (хотя когда-то были). Пробежали мимо недостроенного кирпичного управления, оглянулись в отчаянии: за ними на дистанции в сто метров бежали как минимум пятеро! Единственное утешение – стрелять перестали, живьем решили брать.
– Сюда! – Никита потащил задыхающуюся Ксению за угол.
Они вписались в поворот… и сердце жалобно заныло: не то! Бесконечно длинный проезд, гаражи с обеих сторон – бескрайнее море гаражей! Прижатые один к другому, между ними не то, что человек – ладонь не протиснется! Отдельные открыты настежь, хозяева возились со своим автохламом. Метрах в семидесяти в гараж задним ходом пыталась втиснуться старая «семерка» – водитель явно забыл, что такое задний ход. Не сговариваясь, побежали к ближайшему распахнутому гаражу. На земле валялись инструменты, промасленные тряпки, полупустая пачка «народных» сигарет «Дукат». На смотровой яме (не в каждом гараже такая есть) стоял наполовину разобранный, с открытым капотом, пожилой «Фольксваген». Двигатель прерывисто работал, издавая свистящие и шипящие звуки. За рулем сидел щуплый мужичонка в годах, давил педаль акселератора, отпускал и недоверчиво слушал. Испуганно уставился на подбегающих к нему людей. Дернулся, инстинктивно закрылся предплечьем.
– Пожалуйста, не бойтесь… – взмолился Никита. – Вернее, бойтесь, но других… – Слова не пошли, он закашлялся. Вот же черт, один к одному…
– Дядечка, спрячьте… – взмолилась Ксюша. – Мы «мстители», за нами гонятся, они уже здесь…
Звучало дико, но мужчина всмотрелся в их лица, ахнул.
– Вашу мать, ребята, да ваши физиономии…
– На каждом столбе, – подтвердила Ксюша. – Помогите, дядечка…
– Вот черт… – Мужичонка покрывался какими-то перламутровыми пятнами, затем задергал рычаг трансмиссии, выставляя заднюю передачу. Визжа и постанывая, «Фольксваген» сдал назад, под капотом образовался край смотровой ямы.
– Полезайте скорее… – зашипел он.
Дважды просить не пришлось. Никита спрыгнул в густую темень, споткнувшись на единственной ступеньке. Втащил отчаянно хрипящую Ксюшу. Они ползли на корточках по тесному «окопу», уперлись в дальний торец. А пока это делали, морщинистый дядечка снова клацнул коробкой, машина дернулась вперед, перекрывая яму, и встала, заглохнув. А к гаражу уже подбегали охотники, топая сапогами. Их было не пять, гораздо больше!
– Эй, мужик! – хрипло выкрикнул боец. – Здесь двое не пробегали?
– А? Чего?.. – Голос мужичонки предательски садился. – Не видел я, в ту сторону, кажется, кто-то пробежал…
– Черт… Вы двое, осмотрите гараж, они могли сюда забежать! Остальные – вперед!
Толпа потопала дальше, а двое омоновцев стали осматриваться. Их ноги в кожаных берцах хорошо просматривались. Они вошли в гараж, обошли машину, порылись в бочках и плесневелых кадушках, попинали пустые картофельные мешки. Один из них опустился на колени и предпринял безуспешную попытку заглянуть в яму. Сектор обзора был узким, и в яме царила темень.
– Не видно ни хрена… – Он пружинисто поднялся. – Слышь, мужик, а ну-ка, выкати свое ведро из гаража. Чего там у тебя в яме?
– Да ничего у меня в яме… – Мужичонка спотыкался. – Что у всех, то и у меня…
– А чего взволнованный такой? – спросил напарник.
– А чего вы пушками в меня тычете? – нашелся мужик. – Я чуть не обмочился тут с вами…
– Ведро выкатывай, говорю! – рявкнул первый.
Никита обнял дрожащую Ксюшу, лихорадочно прорабатывал варианты. Оружия нет, световая граната была в единственном экземпляре, можно попытаться ножом перерезать сухожилия… если дотянется, конечно.
– А как я вам его выкачу, если оно, падла, не заводится! – воскликнул мужичок. – Месяц тут торчит, никак завести не могу, чего уж только не перепробовал!
– А ну, попробуй!
– Смотрите, если не верите! – и мужичонка для убедительности провернул ключ в замке зажигания. Под
