одного из двух кленов, росших на середине поляны (под другим была могилка маленького Робера). Он уже давно очнулся и, обнаружив себя, герцога де Ноайля — да нет, почти что герцога де Немюра! — висящим в столь недостойном его высокого вельможного звания виде на дереве, изо всех сил пытался разорвать веревку и освободиться. В первую минуту, придя в сознание, де Ноайль еще пытался убедить себя, что это всего лишь чья-то дерзкая шутка. И тот, кто сыграл ее с ним, Раулем, жестоко за нее поплатится! Но затем он вспомнил голос женщины у себя за спиной, который назвал его гнусным злодеем в тот момент, когда герцог оглушил Розамонду. Это был голос Доминик де Руссильон! Если с Раулем сделала это Доминик, каким-то чудом спасшаяся и нашедшая его здесь… то пощады он не дождется! И де Ноайль с утроенной силой и яростью, изрыгая проклятия, пытался разорвать свои путы. Но это было невозможно. Его связали накрепко. Со знанием дела.
Рауль застонал от бессильной злобы. Неужели он попался? Он, всегда выходивший сухим из воды из любых обстоятельств? Нет, быть не может! Выпутался же он из истории с Эстефанией де Варгас. Не пострадал же, когда взбесившийся Робер чуть не убил его в спальне королевы. И сейчас тоже должно свершиться какое-то чудо… И он спасется!
…Но, увидев двух женщин (у одной из них, седоволосой, висел за спиной лук), вышедших из избушки и направившихся в его сторону, Рауль невольно почувствовал, как холодный пот заструился между его обнаженных лопаток. Они шагали не спеша, чуть ли не торжественно, и в ногу, как солдаты при смотре. Хотя герцог и висел вниз головой, он все же разглядел застывшее на лицах обеих этих женщин выражение угрюмой радости. Да, одна из них была Доминик. Но вторую он узнал отнюдь не сразу. А, когда узнал, дрожь ужаса пробежала по его нагому телу… Это была Тереза! Тереза, сына которой он приказал Франсуа утопить. И которую они сбросили во Вьенну с камнем, привязанным к ногам.
Женщины подошли к Раулю. Он сделал еще одну попытку освободиться. Неужели это правда, и он оказался во власти двух этих беспощадных эриний? Доминик рассмеялась его бесплодным усилиям; схватив Рауля за волосы, она оттянула его голову вниз и заглянула ему в лицо (он висел так высоко, что глаза их оказались на одном уровне).
— Ты узнал нас, Рауль де Ноайль? — сказала она с жестокой усмешкой. — Твое время подошло к концу, мерзавец!
— Доминик… Тереза… Вы обе сошли с ума! — крикнул Рауль. — Освободите меня! Я требую!..
— Ты слышишь, Тереза? — рассмеялась Дом. — Монсеньор требует! Его светлости неудобно так висеть! Не исполнить ли нам его повеление?
Тереза расхохоталась. От этого хохота кровь застыла в жилах герцога.
— Пусть черти в аду исполняют твои приказы, подонок! — воскликнула вдова лесника.
Между тем, Доминик сорвала с пальца Рауля кольцо, — то, которое ее отец послал когда-то Черной Розе.
— Ублюдок! — процедила она. — Как могла я так обмануться… И принять тебя за своего мужа? Ведь у тебя на лице написано — подлец, насильник и убийца!
— Ты сама обманулась, Доминик! А меня заставила королева… Это она хотела, чтобы я выдавал себя за герцога Черную Розу!
— За Черную Розу? — дрогнувшим голосом спросила Тереза, переводя взгляд с Рауля на Дом. — Так твой муж, Мари… Черная Роза?
Все открылось. Дом вздохнула.
— Да, Тереза. Мой муж — Робер де Немюр. И он же — герцог Черная Роза.
— Он не погиб под Тулузой?
— Нет. Он остался жив. А на мне он женился четыре года назад. Но он носил тогда маску, и я, выходя за него, не видела его лица. Поэтому я и обманулась, приняв де Ноайля за Робера.
— Ты — жена монсеньора… Жена Черной Розы!.. — повторяла изумленная Тереза. — Он не погиб тогда!..
— Тогда — нет. Он погиб сейчас. От руки этого мерзавца, своего кузена! Тереза!.. Я не сказала тебе всего… Прости меня.
— Мне нечего прощать тебе, Мари, — покачала головой вдова лесника. — Ты — достойная жена для него. И, останься монсеньор в живых, — вы были бы счастливы вместе!
Дом почувствовала, как слезы навернулись на глаза. Но нет… Сейчас не время плакать!
— Спасибо тебе, Тереза! Но мы здесь затем, чтобы свершить правосудие… Так начнем же!
— Какое правосудие? — тут же завопил де Ноайль, дергаясь, как паяц на нитке, и раскачивая ветку, через которую был переброшен конец веревки. — Снимите меня! Предайте в руки настоящих судей! Кто вы такие, чтобы здесь, в этом лесу, таким вот образом, судить меня? У вас нет на это права!
— Мы имеем право, — холодно произнесла Дом. — И судить… и казнить тебя! Тереза! — обратилась она к вдове лесника. — Скажи, в чем ты обвиняешь Рауля де Ноайля?
— Я обвиняю его — и да будет подтверждением моих слов вот тот маленький холмик, под которым спит вечным сном мой Робер! — в том, что ровно год назад он убил моего сына, изнасиловал и убил мою подругу Франшетту. А также надругался и надо мною. И хотел меня утопить.
— Нет! — закричал Рауль. — Твоего сына убил не я… Это сделал Франсуа!
— Ты приказал ему!.. Своему псу!.. — Она плюнула в лицо Рауля. — Вот тебе, подонок! — Она обернулась к Дом. — Говори ты, Мари.
— Я обвиняю тебя, Рауль де Ноайль, в том, что ты обесчестил в королевском дворце баронессу Мадлен де Гризи. В том, что ты похитил меня и моего мужа, Робера де Немюра, привез нас в Шинон, и зверски замучил Робера. А меня хотел изнасиловать.
— Робера пытал не я! Это неправда! Это были Жак и Франсуа!..
— По твоему приказу, чудовище!
— Нет… Они сами это сделали. Я им не приказывал! И тебя я не тронул… Доминик!.. Ты несправедлива ко мне! Я же тебя не коснулся даже пальцем, вспомни… это ты чуть не убила меня осколком зеркала!
— Не пытайся оправдаться, — прервала его Дом с ледяной улыбкой. — Это бесполезно. Тереза! Ты не хочешь еще что-нибудь добавить?
— Я хочу, — вдруг послышался твердый голос позади них… Тереза и Доминик оглянулись. Это была Розамонда. Лицо ее было очень бледным; но зеленые глаза смотрели жестко и решительно.
— Розамонда! — вскрикнул Рауль. — Сестричка! Родная!.. Посмотри, что здесь происходит! Эти две фурии сговорились… Они хотят убить меня! Не дай им сделать этого! Сестра!
Розамонда даже не взглянула в его сторону.
— Я все слышала, — сказала она. — Все, в чем вы обвинили его. Я содрогнулась… Его преступления ужасны… И я хочу добавить кое-что от себя. Можно?
— Говори, — промолвила Дом.
— Я обвиняю тебя, Рауль де Ноайль, — торжественно сказала герцогиня, — в смерти Эстефании де Варгас, которую ты обесчестил в замке Фонтене, и которая покончила с собой. В смерти моей несчастной камеристки Люси. Ты обесчестил её и зарезал. Обвиняю тебя также в смерти моего жениха, графа Анри де Брие, который погиб от руки твоего клеврета Франсуа. Ты — не человек, ты — чудовище, Рауль. Ты и меня, свою родную сестру, не пощадил бы, если бы не вмешалось Провидение. И твои жертвы — и те, имена которых мы знаем… и те, что остались безымянными, — требуют твоей смерти.
Рауль опять задергался на веревке. Толстая ветка качалась под его тяжестью. Багровое от прилившей к голове крови лицо его исказилось ненавистью.
— И ты с ними заодно, тварь! — воскликнул он. — Надо было давно тебя прирезать, змея!.. Еще в лесу!
Розамонда по-прежнему не удостаивала его даже взглядом.
Доминик сказала:
— Мы обвинили тебя, герцог Рауль де Ноайль. Мать, ребенка которой ты утопил. Жена, мужа которой ты замучил. Твоя сестра, жениха которой ты приказал убить… и которой ты также уготовил страшную участь. Ты хочешь что-нибудь сказать, изверг?
— Я вас всех проклинаю!.. — брызгая слюной, заорал Рауль. — Вы — все трое — поплатитесь за то, что хотите сделать со мной! И прежде всего ты, Доминик! — И он разразился чудовищными
