Был он маленьким, круглым и лысым, этот Брикк. Этакий добродушный толстяк с толстыми пальцами и клочковатой рыжей бороденкой. Но ведь добродушные люди не оставляют таких синяков на телах своих любовниц? Хаэлли мельком взглянул на девицу и вдруг понял, что она отнюдь не по доброй воле сюда пришла, и что, скорее всего, она — одна из числа тех хорошеньких вилланок, на каких всегда заглядываются господа.
— Ты! — голос Брикка наконец обрел кое-какую твердость, — тебя послал Аугустус? Да? Смерти моей возжелал?!!
— Я пришел забрать свои вещи, — спокойно отозвался эльф, все еще глядя на застывшую девушку, — ритуальный меч, книгу и сумку с…
— Да я от той дряни первым делом избавился! — взвизгнул его светлость, — все в печи спалил, ясно? А меч… меч торговцу проезжему продал, чтоб и глаза не мозолил!
— Ты не ошибаешься? — уточнил Хаэлли, — ты
— Да! — рявкнул Брикк, наверное, от безысходности, — Да, чтоб тебя!..
— Жаль, — эльф пожал плечами, — это немного усложнит задачу.
— Да катись ты к своему Аугустусу! Он, надеюсь, уже пользовал тебя так, как собирался?
— Это касается только меня и барона, — Хаэлли улыбнулся.
…Он улыбался, глядя, как ему на рукав плеснулась яркая кровь из вспоротой сонной артерии. Улыбался, глядя, как медленно оседает на пол барон Брикк. И только когда авашири ткнулся носом в ковер у кровати, Хаэлли нахмурился и посмотрел на девицу. От нее тоже следовало бы избавиться, потому что первое, что она расскажет поутру, будет байка о том, что Брикка и еще многих угробил подосланный бароном Аугустусом… пусть даже и не эльф, человек. Но и этого будет довольно.
Она же, словно прочтя его мысли, кинулась вперед и, упав на колени, вцепилась Хаэлли в рукав.
— Гос… подин, пожалуйста… сжальтесь, господин, я буду молчать, я ничего не видела… совсем ничего… сжальтесь, господин, у меня дитя малое дома, как же оно без меня, как?!!
«Сейчас-то она может говорить, что угодно», — размышлял Хаэлли, — «но не проговорится ли, когда начнут спрашивать всерьез? Да и про детеныша она может присочинить, лишь бы свою шкуру спасти».
Он незаметно повернул меч так, чтобы убить женщину быстро. Она бы даже ничего не успела понять. И вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, глядя в заплаканное, залитое слезами лицо, он вспомнил совершенно другую человеческую женщину. Ту, которая поставила его на ноги, а сама умерла той же ночью. Эти незваные воспоминания разозлили эльфа, он рванул за локоть рыдающую авашири и, оказавшись с ней лицом к лицу, прошипел:
— Ты немедленно уйдешь из этого замка. Ты заберешь своего ребенка, если, конечно же, он у тебя есть, и уйдешь из этих земель. И ты… никогда — слышишь? — никогда и никому не скажешь о том, кто убил его светлость, иначе я найду и тебя, и твою родню. Поняла? Все, пошла вон.
Она принялась горячо благодарить его, давясь рыданиями, а затем, прижавшись губами к его руке, метнулась прочь из окрасившихся кровавым багрянцем покоев его светлости.
Глядя в спину убегающей женщине, Хаэлли мрачно думал о том, что только что совершил ошибку. Мысленно помянув все силы Бездны, Хаэлли прислушался — подарок Великого леса продолжал развлекать авашири, так что у него еще оставалось несколько драгоценных минут на то, чтобы уйти незамеченным.
Но риутальный меч, книга рун, а самое главное — видящие — все пропало, увы. Хаэлли опустился на корточки перед неподвижным телом Брикка, повернул его на спину.
— Что ж, придется мне у тебя кое-что взять, — пробормотал он на родном языке, — но видит Миенель-Далли, я не в восторге оттого, что мне приходится этим заниматься.
***
…Его светлость Лерий Аугустус развлекал себя тем, что, стоя посреди внутреннего двора Шварцштейна, пускал стрелы в кружащих в небе ворон. Тут же бегал мальчишка, подбирал сбитых птиц и, выдергивая стрелы, складывал их черные и взъерошенные тела горкой. Стрелял барон из рук вон плохо, Хаэлли даже поморщился, вспоминая, что любой мальчишка из Великого леса владеет луком куда лучше. Но груда черных тушек медленно и уверенно росла, барон и не думал прерывать свое занятие, и Хаэлли подумал, что с таким упорством Лерий Аугустус способен достичь очень, очень многого. Как говорится, не мытьем, так катаньем.
Спиной почувствовав взгляд, барон резко обернулся, опустил лук и без тени улыбки заявил:
— Вести опередили тебя, Хаэлли. Тебе не кажется, что ты… перестарался? Немного так, на самую малость?
Эльф пожал плечами. А что, простите, он сделал не так? Его светлость желал бы видеть барона Брикка живым и здоровым? Или сожалеет о безвременной гибели личного лекаря этого человека?
Барон, прищурившись, внимательно слушал Хаэлли. Смотрел и слушал, и было совершенно неясно, что творится в голове этого авашири.
— То есть, ты считаешь, что все сделал правильно? — сухо уточнил он.
— Я не сделал ничего
— Ты вернул себе то, что он у тебя забрал? — голос барона прозвучал неуверенно, как будто он был сильно озадачен чем-то.
— Не совсем, ваша светлость. Брикк сообщил мне, что избавился от моего имущества так быстро, как только смог… Но у меня есть просьба к вам, ваша светлость. Не могли бы вы дать мне четыре колбы тонкого стекла?
Эльфу показалось, что в розовом свете восходящего солнца Лерий Аугустус слегка побледнел.
— Трофеи хранить, что ли? — теперь голос его светлости уже дрожал по-настоящему. Страх, когда он сковывает льдом кровь, не скроешь.
— Вы не понимаете, — Хаэлли вздохнул, — я прибыл сюда, чтобы достичь собственных целей. Колбы мне нужны для того, чтобы сделать замену одной очень важной вещи, которую по незнанию уничтожил Брикк…
— Все, все, все, — Лерий Аугустус махнул рукой и отвернулся, — подробностей мне не надо, право же. Иди, скажи Ассии, что тебе нужны эти охровы колбы, и делай с ними, что хочешь.
— Благодарю, ваша светлость, — эльф помедлил, — кто такая Ассия?
— Это горничная, которая перестилает тебе постель, — барон приподнял брови будто бы в удивлении, — пора бы уже знать, эльфийское чудовище, с кем ты здесь живешь.
— Я запомню это имя, — пообещал Хаэлли и побрел на поиски столь необходимых стеклянных колб.
Потратив пол часа на поиски упомянутой Ассии, которая оказалась той самой девчонкой на кухне, и получив, наконец, просимое, Хаэлли добрался до своей комнаты. Запершись на щеколду, он первым делом избавился от сапог, потом скинул на пол заскорузлую от крови куртку. Штаны последовали в общую кучу, тем более, что на гладко выстланной постели его ждала чистая одежда. Он не отказался бы и от горячей ванны, но никто бы не притащил бадью с водой прямо сюда, в спальню, а спускаться вниз не хотелось. Поэтому Хаэлли просто умылся, от души поплескавшись в тазу, и занялся, не взирая на усталость, изготовлением новых видящих. В конце концов, отоспаться он успеет, а вот если пропадут столь тщательно подготовленные ингредиенты, будет гораздо хуже. Придется опять суетиться, искать новые, а это снова займет время, и может статься так, что морро будет где-то рядом, а он его упустит.
***
Дни пролетали над Шварцштейном как тени птиц, летящих в теплые края, а жизнь в просторном, но все же кольце стен текла размеренно и однообразно, как будто Создатель расписал ее вплоть до минут. Лерий Аугустус частенько отлучался в близлежащий городок, Талью, и отсутствовал подолгу. Распоряжения от барона получали с голубями, и пару раз Лерий даже воспользовался услугами своего эльфа, таким образом тихо устранив со своей дороги неугодных. Эльфа такой порядок дел вполне устраивал, тем более, что никто не запрещал ему бродить по окрестностям с видящими, запертыми в сумке, а документы, нарисованные одним очень талантливым каллиграфом, сделали Хаэлли законным жителем Веранту. И все шло спокойно и размеренно, и жизнь в Шварцштейне уже не казалась отвратительной, а люди, его
