…Встаю в двенадцать, я не выспался, раздражен, голова свинцовая. Всю ночь снилась дрянь — как будто я птица, и куда бы я ни ткнулся, в чье бы окно не попытался влететь — там везде Паша Глазков, и он не пускает, держит изнутри форточки, весело вопит: «Родя, обожди снаружи! Разве ты не видишь: ЗДЕСЬ ЗАНЯТО!!!» Обычно я не опохмеляюсь, но тут все же выпиваю рюмку коньяка, захожу на мою страничку в «Одноклассниках». «Жизнь коротка — нарушай правила, целуй медленно, прощай быстро, люби искренно, смейся неудержимо!» внушают сами себе в статусах скучающие раздобревшие домохозяйки. «Пей коньяк по утрам, медленно, искренно и неудержимо!» — вписываю в мое виртуальное желтое облачко над аватаркой. А ведь я так и живу: если не подгоняют, целую медленно, если хорошо смешат, хохочу так, что под ногами сотрясается земля, палуба или пол… Когда я пару раз любил — это было очень давно — мне казалось, я забыл буквы! Я лазил по ночам на крыши, чтобы получше разглядеть луну — мне казалось, на луне я видел Ее портрет… И правила я тоже нарушаю, хотя правила правилам рознь: есть правила, за нарушения которых можно загреметь далеко и надолго, а я так люблю свободу, что, если когда-нибудь — не дай бог, конечно! — придется выбирать, уж лучше я буду послушно маршировать по бескрайним российским полям и лесам в едином строю с моим добрым и доверчивым народом, чем делать то же на крохотном пятачке за колючей проволокой под прицелом скучающих автоматчиков в компании пары сотен ребят, почему-то решивших, что они умнее и хитрее других… А еще с некоторых пор я стал находить поэзию в Мести. Согласен — надо уметь прощать, но все же я думаю, что еще надо уметь не забывать Зло, не какие-то мелкие обидки, а именно настоящее Зло, со всеми вытекающими… На днях смотрел один фильм — там героиня читала вслух поваренную книгу. Фильм для семейного просмотра, тихий, спокойный — заснуть можно, если в этот день рано встал… Но там меня порадовала фраза: «Если вам неприятно варить омара живьем, воткните ему вилку в голову промеж глаз…» Я был очарован этой фразой. Так порою хочется воткнуть кое-кому промеж глаз вилку! Думаю, из меня получился бы отличный убийца омаров. Да здравствует поэзия справедливого возмездия! Да здравствует убийство любых злобных тварей, норовящих загрызть тебя до смерти или оттяпать пол лица, когда ты наивно расслабился, думая, что твой мир уже почти совершенен и жизнь удалась!..
Паша звонит в обед.
— Старик, у меня для тебя сюрприз! — весело сообщает осипшим голосом. — Зовут Майя. У меня с ней ничего не было, а тебе она понравится, поверь! Я договорился встретиться с Майей в Патио Пицца, что на углу, рядом с тобой, через час, ты придешь?
— Не совсем понимаю, зачем тебе знакомить ее со мной, если она мне понравится, а у тебя с ней еще ничего не было…? — сиплю в ответ. — Ну, то есть я хотел сказать, если она такая хорошая и тебе она нравится, то причем здесь я? Ты же можешь и сам…
— Я и хотел сам, но она сказала, что актеры ей не интересны, и тогда я сказал, что у меня есть один знакомый олигарх из Москвы — ну, это ты, ты понял?! К тому же, она подруга одной моей хорошей знакомой, с которой, кстати, у меня сегодня свидание и все хорошо, но я не пригласил ее на нашу встречу, ну сам понимаешь, почему — не известно, как все у вас сложится и мало ли что…
После бурной ночи я ни черта не понимаю, но признаваться в этом не хочу. Делаю смелое предположение, что, поскольку через эту ночь мы с Пашей пробивались в одной упряжке, то, возможно, он и не ищет логики, а движется в потемках трудного дня, доверившись лишь пьяной мужской интуиции, что, как известно, никогда еще никого не подводила после ста грамм добротной опохмелки, а некоторых даже выводила сухими из воды…
— Не рановато для свиданий? — спрашиваю. — Мне воду должны привезти в пять.
— Вот и хорошо, познакомлю вас, и поведешь ее к себе, пить свою воду.
— Да, ладно, она не пойдет…
— Выпьем водочки, и пойдет. Пьяная девка п***де не советчица…
— А она хоть красивая, эта Майя? Как-то все же странно, Паша, что ты меня с ней решил познакомить…
— Не пытайся меня обидеть, старик, не получится! По крайней мере, не в этот раз! А Майя — супер!
Перезваниваю в службу доставки, переношу. Из открытого окна в комнату тянет полярным кругом — за ночь заметно похолодало. Надеваю всего побольше: майку, пуловер, джинсовую куртку, бейсболку — я еще не привез из Москвы теплые вещи — а потом вспоминаю, что я «олигарх» и надеваю брюки, рубашку, черные выходные туфли, взбиваю гелем непослушный ежик на голове… До Патио Пиццы пешком минут десять. Бегу, чтобы согреться и взбодриться, и оказываюсь там через минуты три. Прохожие шарахаются от мажорного стука моих каблуков. Солнце светит ярко, но ветер ледяной. Кажется, листва тяжелеет на глазах, пропитываясь холодом — того и гляди разом осыплется с ледяным стеклянным звоном.
Паша сидит за столом у окна. Курит сигару. На столе графинчик водки и две рюмки, одна из которых полная, а вторая, соответственно, наоборот.
— Я звонил, Майя вот-вот подъедет, — вводит меня в курс, заботливо поправляет мне ворот рубахи, пододвигает мне полную рюмку, наполняет водкой вторую. — Ну, как ты, жених?
Заказываю морковный фреш со сливками. По взгляду Паши понимаю — большее презрение мог вызвать только стакан молока. Чтобы не пересечься с Пашей взглядом, смотрю в окно. Там торопливо движутся пешеходы. Ног не видно — только головы, головы, головы… «Как, наверное, в беспокойных фантазиях безработного палача…» — думаю и залпом осушаю фреш…
Паша выскакивает на улицу встречать, топчется у входа, смотрит в сторону пешеходного перехода. По его сонному профилю трудно определить, видит Майю или нет, и вообще видит ли он хоть что-то. Так смотреть на мир свойственно спортсменам силовых единоборств — без выражения. С детства их приучают не показывать эмоций, чтобы противник не смог прочитать по лицу начало атаки. Этот навык может пригодиться в любом возрасте и при любой профессии — у того, кто пытается вылезти из общей могилы, всегда найдутся враги. …А еще так смотрят на мир на следующий день после бурной ночной пьянки.
…И вот они здесь, Паша пыхтит и сияет, как начищенный самовар, а Майя монументально протягивает мне руку. Она высокая, длинные пальцы и руки длинные и худые, крепкое, почти мужское рукопожатие. Спокойное опытное лицо с холодным цепким взглядом. Такие лица часто попадаются у бывалых милиционеров, матерых администраторов дешевых гостиниц с почасовой оплатой и обстрелянных проституток. Возможно, потому, что с утра до ночи им приходится общаться с неисчислимым числом персонажей, многие из которых давно заслуживают порки, или даже петли, а некоторые — порки в петле… Майя не милиционер и не администратор гостиницы и не проститутка — она тренер по аэробике во Дворце водного спорта. Глядя на нее, вдруг вспоминаю одну девушку. В эту девушку я был когда-то влюблен. Тысячу лет назад. Она была сложная, эта девушка — нигде не работала, жила вдвоем с пятилетней дочкой в двушке на Юго-Западной, дружила с бандитами, дорого одевалась, муж отбывал тюремный срок по валютной статье, а родители и младший брат жили, кажется, в Казани. То есть она была почти Натальей из нашего фильма, но только 20 лет назад. Она любила загонять меня в угол и вгонять в краску по любому пустяку, что, впрочем, было не сложно — я, подобно неопытному боксеру, легко оказывался в углу, а краснел даже, когда краснеть было особо не из-за чего. Звали ее Илона. Каждый день мы с ней гуляли по Москве. Мы с ней только гуляли. Удивительно, как можно было столько гулять?! Как-то раз мы прошли пешком от Тверской — тогда она называлась еще улицей Горького — до Юго-Западной. Должно быть, оттого, что Майя похожа на мою юношескую несовершенную влюбленность, чувствую смущение.
— Выпей с нами, Майя, — предлагает Паша.
— Так рано? — вздергивает опытную бровку.
— Ничего не рано, мы же пьем.
— Действительно, — говорю, чувствуя, что голос звучит не естественно. — Почему бы вам не выпить с нами? Будем считать, что уже не рано.
— Однако, ты пьешь сок, — замечает, глядя на мой пустой стакан и полную рюмку.
— Я ждал тебя, чтобы выпить.
Подходит официант. Майя долго изучает меню и, наконец, заказывает глинтвейн. Я — пятьдесят грамм коньяку.
Как только приносят заказ, делаю добрый глоток и вдруг перестаю прислушиваться к тембру своего голоса. Большое облегчение! У меня иногда бывает — когда мне кто-то нравится и не могу расслабиться, начинаю слышать в своем голосе фальшь. Тогда один выход — поменьше говорить, а это не очень хорошо
