осознала нелепость этой мысли и с трудом перевела дыхание.
— Не могу ничего гарантировать, — сказала она, понимая, что подавать ему ложные надежды глупо. — Когда вы вернетесь, я дам вам подробный отчет о наших достижениях.
Алан провел рукой по волосам и вздохнул.
— Ну спасибо, — сказал он и внезапно широко улыбнулся, изрядно удивив Дороти. — Не думаю, что вы станете по мне скучать.
Тон его был небрежным, в глазах блестели озорные искорки. Сердце у Дороти упало.
— Скучать по вас? — повторила она, сбитая с толку быстрой сменой его настроений.
Он слегка наклонился к ней, и от этого движения ее пульс сбился с ритма.
— Вы уж подумали, я стану сидеть весь день на заборе, дышать вам в затылок и следить за каждым вашим движением, правда?
Его улыбка стала еще шире и обаятельнее, и чувства Дороти пришли в полное смятение. Все, что она могла, это удержаться от ответной улыбки.
— Скажите мне правду, Рыжик, я постараюсь пережить ее, — продолжал он.
Услышав, как он снова употребил ее прозвище, Дороти закипела от возмущения.
— Не надо… — начала она, но тут же замолчала, увидев по изгибу его темных бровей, что он ее дразнит.
— Не надо что? — спросил он с невинным выражением.
— Торопиться назад из-за меня, — ответила она и, услышав в ответ приглушенный довольный смех, снова смешалась.
Глядя на нее в упор, он поднял руку и коснулся ее локона. И хотя прикосновение было едва ощутимым, Дороти немедленно бросило в жар.
— Наоборот, Рыжик. Я вернусь без промедления, как только смогу, — сказал он, и голос его прозвучал многообещающе.
Следующие два дня большую часть времени Дороти провела в обществе Алмаза. Когда скакун был свободен от своих тренировок, она работала с ним на маленьком крытом круглом манеже, расположенном в стороне от конюшен. Ее целью было просто поближе познакомиться со скакуном, завоевать его доверие, но это оказалось не так легко. С детства привыкший к строгому распорядку дня, Алмаз недвусмысленно давал понять, что не одобряет перемен.
Но Дороти продолжала упорно добиваться его уважения. Она проделала с ним ряд упражнений, которые быстро подтвердили, что Алмаз — весьма умное создание, и своим упрямством он просто испытывает ее. Это испытание она твердо решила выдержать.
К вечеру первого дня Дороти попросила подогнать на манеж грузовик с прицепом. Едва лишь Алмаз увидел прицеп, как Дороти сразу почувствовала его волнение. Но она не стала пытаться сразу завести Алмаза по наклонной доске внутрь фургона, а вместо этого несколько раз обвела коня вокруг, давая ему возможность повнимательнее осмотреть фургон, познакомиться с его размерами и формой.
Некоторое время спустя Алмаз немного расслабился и, проходя мимо доски, только взмахивал хвостом. Дороти продолжала водить его по кругу, а Том по ее команде тем временем отогнал фургон.
На второй день она убедилась, что Алмаз чувствует себя полностью в своей тарелке, очевидно решив, что повышенное внимание к его персоне ему, пожалуй, нравится. Проделав с ним вчерашние упражнения, Дороти поняла, что настал момент грузить упрямца в фургон.
Том снова пригнал трейлер, откинул доску и отошел в сторонку, наблюдая. Дороти начала водить Алмаза кругами, следя за его реакцией. На четвертом круге она сменила тактику и повела скакуна прямо к доске. Алмаз начал трясти головой и тянуть за повод, но Дороти проявила твердость и, не обращая внимания на сопротивление, упорно влекла его вверх по доске, ласково и ободряюще приговаривая. Через считанные секунды лошадь уже стояла в фургоне.
Том бросился было закрывать двери, но Дороти покачала головой и жестом велела ему не вмешиваться. Она погладила Алмаза, похвалила его за проделанный труд и вывела обратно на манеж. Следующие десять минут она снова водила его то вокруг фургона, то вверх и вниз по доске, до тех пор, пока не убедилась, что злосчастный фургон уже не кажется Алмазу опасным.
— Можете теперь увести грузовик, — сказала Дороти, в очередной раз спустившись с Алмазом по доске на манеж.
— Хорошо, мисс, — ответил Том. — Отличная работа, — добавил он с улыбкой.
— Спасибо, — поблагодарила Дороти.
Том направился к кабине, а Дороти погладила Алмаза по шее.
— Хороший мальчик.
— Вижу, вы делаете успехи. — Звук знакомого глубокого голоса заставил ее вздрогнуть.
Она повернулась и увидела высокую фигуру направлявшегося к ней Алана. На лице его играла улыбка, от которой кровь у Дороти заструилась по жилам с удвоенной энергией. Эти два дня она упорно старалась не вспоминать о нем и сосредоточиться только на Алмазе. Но достаточно было одного взгляда, брошенного на Алана, чтобы забыть о благоразумии. Почуяв хозяина, Алмаз издал приветственное ржание.
— Привет, малыш. — Алан похлопал лошадь по морде и обратил взгляд на Дороти. — Папа сказал, что со времени моего отъезда мало видел вас. Судя по тому, что я сейчас здесь наблюдал, могу сказать с уверенностью — ваша магия работает неплохо.
— Спасибо, — ответила она, согретая его словами. — Это всего лишь начальный этап, многое предстоит сделать. Я еще не водила его к стартовым воротам… — Ее сковала непонятная неловкость, и она была рада, что между ними, как крепостная стена, стоит Алмаз.
— Уверен, что у вас все получится, — сказал Алан.
Дороти засмеялась и покачала головой, отчего из косы выбились несколько рыжих локонов.
— В Арканзасе вы говорили прямо противоположное, — сказала она и удивилась собственной смелости.
Алан прищурился.
— Ах… так вы слышали мои разглагольствования? Я догадался по вашей реакции тем вечером, что вы подслушивали. Потому вы и не приняли мое первое приглашение?
— Вы тогда были очень грубы, — сказала Дороти.
— Вы правы, был, — согласился Алан, и Дороти разглядела в глубине его синих глаз искорки смеха. — Но надеюсь, вы примете мои запоздалые извинения.
— Ну разумеется, — сухо сказала Дороти. — А теперь простите, но Алмаз честно заработал свой ужин и хороший отдых.
— В самом деле, но и вам, похоже, нужен отдых не меньше, чем ему, — сказал Алан. — Вот и Том, он позаботится об Алмазе.
Дороти увидела возвращавшегося конюха. Она хотела сказать Алану, что собирается остаться с Алмазом, и теперь с некоторой неохотой передала поводья Тому.
— Спокойной ночи, маленький, увидимся завтра. — Дороти на прощанье потрепала лошадь по шее и последовала за Аланом.
Пока они шли к воротам, Алан заметил, что рубашка и джинсы Дороти в пыли, а лицо в нескольких местах запачкано. Медные волосы, собранные в ее обычную прическу — тугую косу, постепенно расплетались, и Алану приходилось бороться с желанием протянуть руку и высвободить те пряди, которые еще не успели вырваться на свободу.
Алан поражался тому, что за последние сорок восемь часов ее дразнящий образ без конца вставал у него перед глазами. Его просто преследовал вкус ее горячих губ, ощущение податливого тела. Очень давно женщины не вызывали в нем подобного интереса, не волновали настолько.
И все же во всем ее поведении была какая-то загадочность.
Из всех человеческих слабостей наиболее нетерпимо относился Алан ко лжи. Ложь разрушила его отношения с Этель, он до сих пор корил себя за то, что долго закрывал глаза на ее недостатки. Она лгала ему, когда уверяла, что любит, что хочет иметь от него ребенка. Узнав правду, он испытал шок и отвращение, но сохранил ее тайну, не открыл правды о ней никому, даже ее родителям.
