Отпихнулась от стены, вцепилась в лестничные перила и тяжело побрела по ступеням вниз.
Эх, ну почему все это так
Неужели нельзя без боли, без муки для родных и близких?! Чем они-то провинились?!
«Эх, лучше бы тогда в отеле отравленные зубы надела!!!
Сейчас бы не страдала, не думала, что отравляю жизнь другим…»
Так.
Так.
Шаги совсем замедлились, нога запнулась о последнюю ступеньку, Надежда Прохоровна, все еще цепляясь немыми, мертвыми пальцами за закругленный кончик перила, остановилась перед небольшой площадкой у входного тамбура.
В отупевшей от ужаса, уже простившейся с миром голове забрезжили иные, не мертвенные мысли: «А почему я, собственно, решила… Зубы, зубы, отравитель… Почему не позвонила в поликлинику?! Ведь Паша и Володя сказали — сиди дома!! Дверь сантехнику и
Глазами, все еще стекленеющими от переживаемого ужаса, Надежда Прохоровна смотрела на массивную дверь старого, дореволюционной постройки, дома, что скрывала за собой темный, длинный и узкий тамбур перед входной дверью.
Пока на двери дома не навесили кодовые замки, в этом тамбуре частенько опорожняли мочевые пузыри подвыпившие гуляки, соседские коты меточки оставляли, позже наркоманы шприцами мусорили…
Нынче гадкий запах почти выветрился. Но светлее гулкий тамбур не стал. Узкий и темный, он очень подходил для злоумышленника, скрывающегося между дверями…
С немым ужасом Надежда Прохоровна замерла перед первой дверью, под черепной коробкой пугливыми блохами скакали мысли: «Там меня ждут, внутри „дверного бутерброда“ меня ждут…»
Откуда взялись эти мысли — ежу понятно.
Старушка натерпелась страху. Еще пять минут подождать — и не такого навыдумывает.
Но ноги словно приросли к пятачку у последней ступеньки и не желали двигаться вперед. Это предчувствие — не ходи, Надежда, не ходи!!
Наверху громко хлопнула тяжелая железная дверь, чавкнул могучий замок… Задворками перепуганного сознания Надежда Прохоровна но звуку привычно определила: Иван Андреевич Тарасов на прогулку вышел, пока жена Петровна утренние сериалы смотрит…
— Андреич! — крикнула, задрав голову вверх. — Это ты?!
Между лестничными пролетами свесилась голова в пушистой шапке. Мотнула.
— Добрый день, Прохоровна! Ты чего стоишь? Забыла что?
Два пожилых соседа вопили на весь подъезд, как тугоухие. Голоса гулко отдавались по всем шести этажам…
Впереди тихонько скрипнула входная дверь, захлопнулась, влекомая упрямой пружиной…
Есть! Так и знала!
Надежда Прохоровна, оттолкнувшись от завитка перил, резво выскочила на улицу: вперед, вперед, посмотреть, может, и вправду не померещилось!
Выскочила на крыльцо и…
Ослепла.
Яркое зимнее солнце било лучами со всех сторон: отскакивало снизу от свежих ярчайших сугробов, ломалось на оконных стеклах окрестных домов…
Почти ничего не видя, Надежда Прохоровна протерла глаза варежками — ага, за угол дома почти бегом сворачивает темная мужская фигура.
Есть! Есть! Был злоумышленник!
Надежда Прохоровна тяжело осела на заснеженную лавочку перед подъездом, сумочка скатилась с колен под ноги…
— Э, Прохоровна! Ты чего расселась — застудишься! — Из подъезда вышел Иван Андреевич. Подошел к соседке, наклонился, заглянул в лицо: — Ты как? Здорова?
— Кажется, здорова, — рассеянно ответила Надежда Прохоровна.
Может, до квартиры довести? спросил Тарасов сердобольно.
— Да нет, Ваня, спасибо. — Подняла сощуренные глаза на соседа. — А ты не знаешь, как сегодня Римма Анатольевна в поликлинике принимает?
— Так… вроде бы сейчас. А что случилось, Надя? Может, скорую вызвать?!
— Да нет, Андреич, все в порядке. Иди. Я посижу немного и домой вернусь. Иди, иди, я в порядке, правда.
Недоуменно озираясь на явно прихворнувшую соседку, Иван Андреевич потопал в сторону магазина. Надежда Прохоровна подобрала со снега сумочку, стащила с головы теплую вязаную шапку, протерла ею вспыхнувшее испариной лицо и только тут опомнилась окончательно: «И вправду застужусь! Без шапки- то…»
Поднялась с лавочки, оглянулась — никто большой и черный к подъезду не торопится, — потянулась к дому.
Тяжело опираясь о перила, поднялась на второй этаж, слепо нашарила в кармане связку ключей…
«А чего я, собственно, ожидала? — подумала все еще рассеянно. — Чего Ивана про Римму Анатольевну спрашивала?.. Принимает участковый врач сегодня. Об этом можно узнать, один звонок в регистратуру поликлиники сделав…»
Надежда Прохоровна сняла пальто, поставила на место сапожки — не надо, чтобы Софа догадалась — выходила куда-то из дому подружка, от нее таилась, и тяжело пошаркала на кухню. Подогревать заново чайник, заваривать сладкий, полезный для мозга чай — думать.
Но больше отходить от пережитого испуга.
Как только руки перестали трястись, разыскала в записной книжке телефонный номер кабинета Риммы Анатольевны…
— Здравствуйте, Римма Анатольевна, это Надежда Прохоровна Губкина, — сказала, как только услышала в трубке знакомый голос врачихи. — Мне тут Тамара Павловна от вас звонила… Говорит — какой-то ответ на меня из флюорографии пришел?.. Перепутанный.
Участковый терапевт удивилась, переадресовала вопрос, видимо, сидящей рядом Томе и ответила отрицательно:
— Это вы что-то путаете, Надежда Прохоровна. — Римма Анатольевна была врачом хорошим, душевным, всех подопечных бабушек со своего участка наизусть помнила. (Да и ба-бушки не забывали ее шоколадками-мимозами с праздниками поздравлять.) — Вы уверены, что именно Тамара нам звонила? — спросила озабоченно.
— Да пошутил, наверно, кто-то, — как бы отмахнулась баба Надя. — Спасибо, Римма Анатольевна, всего хорошего. Сама
«Звонок, получается совершенно точно, был сделан тем, кто хотел выманить меня из дома», — подумала как-то рассеянно, отстранение. Взбаламученные, ошпаренные страхом керны остывали постепенно, накатывала вялость, даже в сон клонило…
Не в бабы Падины лета такой сумбур пережимать! За пятнадцать минут успела подряд и с жизнью проститься, и в подъезде страха натерпеться, и
Кто это был?
Наемный киллер, что собирался железякой хрупкий старушечий череп раскроить, а после, обставляя все под ограбление, карманы обшарить?
Ничего особенного по нынешним временам в этом преступлении не усмотрели бы. Отправилась старушка в магазин по утреннему времени. Подъезд пустой, кто на работу ходит, давно прошел, детишки в школу убежали: бац по черепушке — и плачет горестная родня над могилкой ограбленной убиенной бабушки.
