У нас двое попали под бомбу на переправе. Не осколками, а прямо рядом взрыв был. Половина уже была погружена на баржу, там же и наша техника была. Они два круга сделали, и потом уже тише стало, и нас отправили в Красную Слободу. Там стояли с сентября до конца октября. Тогда пришел приказ нас отправить на формирование. Мы сели, погрузили нас в поезд, и поехали мы через Владимировку. Наши родители уже знали и хотели встретить, увидеться. Там поезд постоял часов пять. Все приехали. Потом мы поехали через Баскунчак. Утром мы стали выезжать. Солнце поднялось, все такие радостные. К нашему составу с какого-то завода оборудование прицепили и людей, которые за него отвечают, и тут летят самолеты. Мы радуемся — нас сопровождает охрана. Они как начали бросать бомбы. Попали не в начало эшелона, а как раз в конец, и последний вагон совсем разбило. Побежали в поле метров на двести, успели отбежать только, и они начали бросать бомбы. После налета наше руководство приняло такое решение — весь личный состав идет ночью, а днем в кошарах спим, чтоб сохранить человеческие жизни.
Бойко Василий Демьянович
Война для нас началась неожиданно. Мы, конечно, знали, что немец по Европе шурует, но не думали, что на нас нападет. Собирались в увольнение, я тогда занимался в секции гимнастики и должен был идти на тренировку, но утром сыграли тревогу, приказали получить боезапас, мы не понимали зачем, а потом приехало начальство и объявило — началась война. Нас сразу направили на оборонные работы, копали траншеи, тогда же начали готовить штольни для подводных лодок — их было мало, лодки укрывать некуда было. Отбойный молоток я тогда здорово освоил. Мы делали над уровнем воды вход в тоннель, потом прорубали тоннель с выходом, а саперы потом бортики взрывали, и вода штольни заполняла. Кормили неплохо, всегда в целом, кроме Сталинграда, пожалуй, — там плохенько было. В конце 1941-го нас направили вместе с пехотной дивизией эшелонами в Москву, но там, видно, без нас справились и нас направили в Царицын — в Сталинград. Там текла мирная жизнь, город красивейший, мы занимались сопровождением грузов по Волге, в основном нефтепродуктов. Немцы активно грузы бомбили, ставили мины — в начале войны они нахальными были — прямо над водой летели, ничего не боялись. Мины магнитные были, ложились на дно, мы, конечно, с этим боролись — была специальная команда — размагничивали корабли, но насколько этого размагничивания хватит, никто не знал — поэтому подрывались, конечно. После подрывов нефть разливалась, Волга горела — бороться с этим было нечем, поэтому просто ждали, пока прогорит. Самолетов наших мало видел, они медленные были, конечно, сбивали их. Но потом мы стали корабли вооружать — ставить пулеметы, орудия на гражданские суда — это были, конечно, неприспособленные корабли, буксир, обшитый жестью, — осколки пробивали насквозь, но стали грозным оружием. Я служил на канонерской лодке «Щорс». Мы их маскировали — рубили деревья, укрывали борта, палубу — со стороны плывет по реке островок, бывало, самолеты нас не замечали, старались, конечно, менять позицию почаще.
Народ из Сталинграда не эвакуировали, а куда их везти? 23 августа, когда Сталинград подвергся одной из самых страшных бомбардировок — население бросилось к набережной, тогда все бросились к реке, давка была страшная, люди лезли по сходням, многих сталкивали в воду, мы все это видели — мы сами ждали отправки на восточный берег. Капитан катера, принимавшего беженцев, кричал в рупор: «Принимаем детей и женщин, остальные потом», а на берегу были мужчины в гражданском, в этот момент один военный, вроде офицер, побежал по сходням на катер, капитан ему орет про женщин и детей, а тот бежит вперед, какой-то чемоданчик в руке, ну капитан достал револьвер и убил его, тот в воду свалился, после этого мужчин на пристани стало меньше, а мы говорили: «Вот, молодец командир, так и надо!»
Канонерские лодки и другие суда перевозили людей, оружие, провиант. Все под огнем, разницы не было что днем, что ночью, город горел, осветительные ракеты над Волгой висели все время. Мы базировались на восточном берегу, наши корабли заходили в притоки Волги, оттуда вели огонь, постоянно приходилось перемещаться, выполняя приказы командования. Отряды НВКД работали, но с катеров уже куда убежишь, а как до нас пополнения доводили, не знаю. С оружием особенно вначале тяжело было, бывало, переправляли и безоружных солдат на тот берег, командиры говорили, что там оружия достаточно. Норма снарядов тоже была, старались бить наверняка. Среди моряков случаев дезертирства не знаю, был один матрос, расстреляли его перед строем, а так моряки сами в бой рвались.
Бараев Александр Васильевич
Сначала привезли нас на станцию Красноуфимск. Оттуда отправили нас на нашу сторону от Сталинграда в Капустин Яр. Сейчас там находится, если не ошибаюсь, космодром. А тогда на том самом месте находился пересыльный пункт. И оттуда нас направили на формирование одного полка какой-то дивизии. От того полка тогда ничего не осталось: его разбили, он только знамя вынес. Там в полку уже никого не оставалось: были только одно знамя, знаменосец и командир полка, больше никого не было. И вот наше училище направили на пополнение этого полка. И так мы попали туда никакими не офицерами, а просто курсантами. Это потом пришли документы со школы младших командиров, после чего мне присвоили звание сержанта. Потом я стал старшим сержантом, а уже впоследствии — старшиной. И попали мы с этим полком на фронт прямо в Сталинград. Еще на пересыльном пункте, как сейчас помню, нам кое-каких солдат дополнительно прислали, кое-кого обмундировали, потом выдали всем противогазы.
Кстати говоря, когда переправлялись в сторону Сталинграда, многие из наших эти противогазы на деревья повесили. Они нам что-то уж очень надоели тогда.
Еще когда мы, значит, через Волгу переправлялись, река была почти вся охвачена пламенем огня. Ведь тогда немцы разбили нефтеперерабатывающий завод, и бензин поплыл по реке. И из-за этого, можно сказать, вся Волга горела! Но в реке были маленькие окошечки, на которые это пламя не распространялось. Так вот, нас погрузили на баржу, прицепили ее к небольшому катерку и по этим вот окошечкам мы поплыли. Река была широкая. И вдруг, когда до берега оставалось далековато, немцы начали бомбежку. Сначала они сбросили с самолетов на маленьких таких парашютиках фонари. Эти фонари долго висели в небе и освещали буквально всю близлежащую местность. А потом начали сбрасывать в нашу сторону бомбы. И одна бомба весом что-то около 500 килограммов, не меньше, упала рядом с нашей баржей. Мы все оказались сразу в воде. Кто плавать умел — выплыл. А кто плавать не умел — сразу же отправился на дно. А такие, кто не умел плавать, среди нас тоже были. И они погибли. Потом мы доплыли на барже до берега. И как только до суши добрались, нас почти сразу же бросили в бой.
К вечеру мы заняли оборону непосредственно в Сталинграде: это было между заводом «Красный октябрь» и заводом «Баррикады», в районе протоки, которая проходила под узкой колеей такой. Фактически это был центр города. Этот район между двумя заводами был таким стратегически важным объектом для нас. Ведь на завод «Баррикады», который был совсем рядом, привозили наши подбитые танки, там их ремонтировали, а уже оттуда они шли на фронт. И чтобы не дать немцам занять эти заводы, эти стратегически важные объекты, мы заняли оборону. В общем, всем своим подразделением мы там скопились. И когда нас туда привели, то сказали: до утра сидите здесь. Показали, что в этом месте нужно создать линию обороны и окопаться. Причем сказали так: если до утра не окопаетесь — значит, все, на утро уже вы будете мертвы. Ну и мы начали окапываться. А утром немцы снова начали бомбежку. Делали бомбардировщики заход, помню, таким конвейером по девять штук. Как отбомбятся — так уходят, а на их
