живых водил дрожал от страха, глаза растерянно и с надеждой смотрели на меня — Так я его монтировкой зашиб, мне за это ничего не будет?
Человек только что убил врага, пришедшего в его страну с оружием в руках и чуть не поджаривший его самого. Всё, что его волнует, это уголовная ответственность перед наверняка уже несуществующей властью, позволившей этому самому врагу прийти и попытаться убить этого законобоязненного пожилого трудягу. И как мне, тоже едва спасшемуся, от такой же незавидной участи ему ответить? Собрав остатки спокойствия, вдруг неожиданно нашедшимися где–то в закоулках сознания, я как мог уверенно сказал:
— Ничего не будет, вот выберемся из этой передряги. Может даже потом спасибо скажут или там медаль какую сочинят.
— Это… — Варенуха уже понял что случилось, но остатки мирного сознания всё ещё не отпустили его здравый смысл на волю — Это же типа самооборона была….
— Нет, Виталий Семёныч — Тут я даже подивился, как легко у меня выскакивают эти слова — Это не самооборона, это самая настоящая война.
Варенуха только пожал плечами и присел рядом. Умом, наверное, он тоже понимал: вот вражеская техника, вот нерусские солдаты; а вот мы, четверо не понять как выживших мужиков. И теперь уже все мы сделали свой выбор, даже толком не осознавая его последствий. Они пришли, чтобы обеспечить себе хорошую жизнь, а для этого, нужно убрать всё что мешает. Мы все должны умереть, потому что стали этой самой помехой на пути нового гегемона, высшей расы. Теперь выбор для нас стал очевиден, пусть и маячил он в подсознании каждого, кого иностранцы называют «русский». И мало кого из новых хозяев волнует блеяние отдельных селян, что они вроде как самобытные и не совсем русские, а совершенно напротив. Всех, кто живёт на бочке с нефтью, всякой рудой и драгоценными камнями, просто решили вычеркнуть, раз мы отказываемся вымирать сами. Свободный мир устал ждать, им надоели полумеры. В очередной раз пришли охотники за шкурой ещё живого, но уже сильно подраненного медведя. Всё стало предельно просто: мы убиваем их, чтобы спастись, или они добивают нас. Значит, будем сопротивляться. Поднявшись с земли, я пинком взбодрил связанного танкиста, своего первого «крестника» на этой новой войне. Буднично отметив, что это второй раз, когда я поневоле оказываюсь приглашённым в чужой балаган. Танкист выгнулся и что– то залопотав попытался сесть, но снова упал. Тогда я взял его за шкирку и рывком посадил так, чтобы его лицо оказалось напротив, когда я присяду вровень. Споро обыскав пленного я выложил всё найденное горкой и присел рядом перебирая трофеи. Припомнив все свои знания, начал выстраивать линию разговора, стараясь произносить иностранные слова медленно и чётко. Глядя в удивлённые серые глаза выделяющиеся на круглом веснушчатом лице иностранца, спросил:
— Кто ты такой? Говори правду и тебе оставят жизнь.[6]
Вздрогнув, иностранец удивлённо посмотрел на меня. Он не ожидал, что чумазый мужик в непонятной чёрной униформе знает его язык. Безошибочно, я заговорил с пленником по–английски. С того самого момента, как только закапывал трупы крестьян, у меня не было сомнений в том, какой враг на этот раз пришёл на мою землю.
— Специалист второй группы первого отделения, отдельного сапёрного взвода 172–ой пехотной бригады Эд Мастерс — Без запинки отчеканил пленный — Личный номер….
— Американец?
— Да.
— К какой базе приписана ваша часть?
— Форт Уэйнрайт, Аляска.
В кино американцы постоянно скалятся, словно услышали что–то смешное или нечто прикольное вот–вот произойдёт. Но этот конкретный янки, был просто слегка ошеломлён тем, что его взяли в плен непонятные аборигены. Долговязый, худой с рыжевато–каштановыми волосами, сбритыми почти под «ноль». Пока он в ступоре, я продолжал спрашивать:
— Русские, поди в родне имеются?
Солдат с явным сожалением отрицательно замотал головой. В его понимании, если бы в роду у него действительно проскакивали русские, это вроде как плюс. Он не знал, что к иностранцам, пусть даже и врагам, у нас всегда относились мягче. Другое дело тот, кто понимал и нарочно пришёл убивать тех, кто с ним одной крови. Взволновавшись, что бонуса не оказалось, пленный уточнил:
— Нет, я сам из Сиэтла… Вы правда меня отпустите?
Я уже знал, как поступить с «языком», поэтому с чистой совестью его успокоил:
— Отвечай на мои вопросы честно и тогда непременно отпущу. Когда началось вторжение, где направление главных ударов?
Откашлявшись и собравшись с мыслями, специалист Эд Мастерс стал подробно излагать всё, что ему было известно. Такая сговорчивость была понятна он всерьёз не верил, что его рассказ может хоть как–то повредить.
— Чем занимаетесь в Болотном и конкретно здесь?
— Мы выдвинулись для оценки размеров минных заграждений, поставленных ру… вашими лётчиками вчера с вертолётов. В городе — Тут американец замешкался, подбирая нужные слова, но снова продолжил — Города больше нет, согласно директиве объединённого командования, все населённые пункты подвергаются принудительной санации.
— Полностью, значит, срываете: Людей вы газом травите, это я видел.
— Нет! — в голосе пленного читалось искреннее возмущение — Это делают представители военных подрядных организаций. У них есть техника и специальные средства. Мы армия, мы воюем только с солдатами.
— Это все говорят. Я верю, успокойся — Я через силу заставил себя улыбнуться и поощряющее похлопал янки по плечу — Пока ты всё делаешь правильно, это ещё на шаг приближает тебя к свободе. Что ещё делаете?
— Мы собираем и складируем трофейное военное имущество, помогаем в оборудовании чекпойнтов и пунктов снабжения. Регулярных войск не так много, в основном контрактники из частных компаний. Они несут охрану и…. Осуществляют санацию присоединённых областей.
А вот это уже была хорошая новость, значит, где–то поблизости есть склад трофеев. Может быть есть и пленные, правда в этом случае стоит поторопиться. Вряд ли пленных берут надолго, раз целые города уничтожают под корень. Подержат суток трое, а потом рассортируют и в расход.
— Где ближайший такой «чекпойнт», далеко отсюда?
— Пока только временные строения, армия всё ещё в движении. На юго–западе есть временный аутпост. Там десять человек охраны, два отделения чистильщиков. Они зачищают э… небольшие населённые пункты. Есть два ангара заняты под складские помещения.
— Как вооружены эти наёмники?
— Два единых пулемёта на въезде в периметр — Пленный совершенно успокоился. Уверенность в том, что я сдержу своё слово, спокойный тон беседы, всё это способствовало откровенности — Один в насыпной ячейке справа от ворот, другой слева на дозорной вышке. Наёмники вооружены кто чем, фирма их снабжает за свой счёт. Видел штурмовые винтовки, похоже швейцарские SIGи. Каски, бронежилеты…. Кроме этого есть ручные гранатомёты, ими они… это основное оружие для санации.
Я вспомнил деревню и вытоптанную площадку, где стояло человек пять–шесть. Так значит всё–таки гранатомёты. Нечто похожее прежде видеть приходилось: у нашего ОМОНа такие появились года два–три назад. Теперь механизм был понятен, нужно было заканчивать разговор, пленный больше ничего не знает. Бесполезно спрашивать такого про планы командования и как всё начиналось. Максимум чего я добьюсь, это пересказа о погрузке в самолёт или на корабль и всяких мелких стычек с остатками нашей армии. Можно лишь залезть в его танкетку и посмотреть на боевой компьютер. Я слышал, что есть у них такая штука: глядишь на экран и видно где ты сам, а где соседи. Всё в реальном времени, плюс этот пиндос может всё показать где и кто находится. Взяв пленного за шкирку и подняв на ноги, я показал на покинутый БМП:
— Покажи мне на карте где этот аутпост, специалист Мастерс и мы вскоре разойдёмся. У тебя есть свои дела, а я пойду решать свои. Долгов много накопилось, а свои финансовые дела я держу в тонусе.
— Да–да, конечно, с деньгами шутить не следует. — Явное облегчение читалось на лице американца — Я всё вам покажу.
Когда мы так вот мило беседуя, дошли до броневика, дым уже рассеялся. Граната прогорела, оставив
