Лиз улыбнулась, и обе рассмеялись.
— Милая, прости, если была с тобой груба, — продолжила Мэри. — Просто иногда я очень сильно устаю.
— Все в порядке, мам.
Мэри наклонилась вперед.
— Идея! — Она радостно захлопала в ладоши. — Как насчет Портленда? Поехали в следующем месяце? Сходим в Музей искусств. У меня там знакомые работают.
— Портленд?
— Ну да! Можем взять корзину для пикника, устроить ленч в парке, где музыканты играют джаз Чарли Паркера. Уверена, он тебе понравится!
— Да… возможно.
— Так, надо будет «бьюик» отвезти в салон, поправить топливный насос.
— Конечно…
— Ты не рада? Поездка — это же здорово! А то мне уже настолько осточертел Бедфорд! Пора выбраться в кои-то веки. Вот уедешь в колледж, буду тебя навещать, в новом месте побываю…
— Да, мам, это классно. Мы могли бы… — Прервавшись, Лиз отодвинулась от стола. Слезы брызнули из глаз.
— Что случилось?
Лиз опустила голову на руки.
— Дорогая, ну расскажи.
— Я… — Лиз уже открыто рыдала. — Это… это было ужа-а-асно.
Мэри встала и обняла дочь. Сначала она ничего не говорила: такой близости между ними уже давно не было, и матери нравилось чувствовать в руках самое дорогое сокровище. Боже, она безумно любила эту девочку!
Неохотно отстранив Лиз, она спросила:
— Милая, что стряслось?
— Сюзан… — прошептала Лиз.
Услышав имя, Мэри вздрогнула и отступила.
— Кто?..
— Она приходила ко мне. Заставила пойти на кладбище!
Охваченная паникой Мэри лишилась дара речи. В ушах как будто автомобильная сигнализация сработала. Подвал… Сюзан действительно там была? Мэри поспешила к задней двери — убедиться, что замки заперты. Затем она закрыла на задвижку все кухонные окна.
— Сюда? Она приходила в ЭТОТ дом?!
— Нет, мне приснилось, что я пошла навестить папу. И она ждала меня… там. Видимо, сердится, что я все еще люблю его, хоть и не должна.
Зажмурившись, Лиз покачивалась вперед-назад, и Мэри так хотелось обнять дочь покрепче, утешить. Но тогда она тоже заплачет и не сможет остановиться. Нет, надо быть сильнее, твердила она себе, ради нуждавшейся в защите Лиз. Мэри взглянула на усеянный трещинами потолок и на стены, которые давили на нее с каждым днем все сильнее.
— Лиз, прости, я не могу сейчас говорить об этом. Просто не могу…
Дочь ее не слушала.
— Сюзан злая, вот и хочет сделать мне больно! Ты не думаешь, что она может обидеть и тебя? Из ненависти, потому что она не такая, как мы! — Лиз резко опустила воротник, и Мэри увидела красные пятна на ее шее. — Она пыталась задушить меня. Утром я обнаружила это.
Мэри отвела глаза, уткнувшись лицом в салфетку. Она не чувствовала ни ужаса, ни оцепенения. Даже не сразу поняла, как жутко видеть лиловые следы на горле родной дочери.
Лиз продолжала говорить как в тумане:
— Она приходит ко многим людям… с тех пор как фабрика закрылась, сны стали ужаснее, ты не замечала? Мне страшно! Вдруг я лягу спать и не проснусь…
Мэри закрыла глаза.
— Лиз, прекрати…
— Скажи, она тебе снилась?
— Ты же знаешь, я не могу говорить об этом, — сказала Мэри, тяжело вздохнув.
— Я видела Сюзан сегодня во сне, поэтому пошла в лес, и… меня там что-то поджидало, мама! Это все она подстроила! Там… было жутко. — Разрыдавшись, Лиз наклонилась ближе к Мэри, словно боясь, что кто-то подслушает.
— Хватит! Прекрати сейчас же!!!
Лиз замерла, пытаясь сдержать слезы, непрестанно катившиеся по щекам.
— Это чудовище… — Она осеклась, увидев глаза матери.
Мэри напряглась, лицо стало похоже на гипсовый слепок. Плохое чувство — она пыталась бороться с ним, осознать, что дочь страдает. Надо было ей все рассказать… о чем не говорилось много лет, от чего изменилась акустика в доме — так, что тяжелые двери покосились, полы вспухли, покрылись трещинами. Изо всех сил Мэри старалась быть сильнее, как давным-давно, со старшей дочерью. Тщетно: все чувства были заморожены. Бедняжка Лиз вечно драматизирует, создавая проблемы. Она плачет над вещами, похороненными в далеком прошлом, пугает себя собственными фантазиями. Видит во сне всякую чушь и слишком серьезно к ней относится. Маленькая толстушка Лиз…
— Милая, у нас и так проблем достаточно! А ты терзаешь себя. Вон сходи лучше в подвал — там полный бардак. Наведи чистоту.
Лиз покачала головой.
— Я просила Бобби отвезти меня к ней сегодня. Мы уже год не виделись. А ты давно общалась с Сюзан?
Мэри наклонилась к дочери — так близко, что чувствовала запах мыльной пены на ее коже.
— Элизабет Ребекка Мэрли, я больше ничего не желаю слышать. Вам ясно?
Лиз нахмурилась. В глазах вспыхнули злоба и ярость, испугавшие Мэри. Чужой взгляд, как будто внутри девушки поселилось что-то, готовое выйти на поверхность, когда мать будет меньше всего ожидать. Оно выберется и затмит ее.
— Ты хоть раз позвонила ей с тех пор, как папа умер? Нет, конечно! Домой просила вернуться? Как же! Пусть живет себе на помойке, как тогда, в подвале! Ты даже помочь ей не хочешь, потому что тебе плевать!!!
Мэри хотела дать Лиз пощечину, привести ее в чувство. И заткнуть.
— Все, замолчи! Ты видела плохой сон. Теперь его нет.
— Она что, умерла для тебя? Так выброси ее вещи, как папины! И мои заодно.
Мэри схватила дочь за плечо и сильно сжала. Лиз вздрогнула, не понимая, как ей повезло: мать еле сдерживалась, чтобы не ударить ее.
Лиз побагровела.
— Мама, взгляни на мою шею! — кричала она. — Что это, по-твоему?!
Мэри еще сильнее надавила. Большой палец уперся в ключицу, и девушка завизжала от боли.
— Ты расчесала кожу во сне. Ты постоянно это делаешь.
— Нет!
— Да.
По молчанию Лиз Мэри поняла, что успешно идет к цели.
— Тебе стоит быть осторожнее с воображением, дорогая. У твоего отца в роду были сумасшедшие.
Дочь смотрела на нее, понемногу остывая. Она расслабила плечи, опустила голову и вздохнула.
— Хорошо…
— Что хорошо?
— Ты права.
