Скрытным образом (пригибаясь и хоронясь за кустами) преодолели пологий склон и вышли к круче. Над ней топорщился широкий выступ. Под ним — другой, чуть меньше.
— Видишь эти крыши? — тихо спросил Туманов.
Алексей кивнул.
— Угу.
— Взберемся на малую, взойдем и на большую.
— А если, нет?
— То — нет.
Шагая мягко, чтоб не обвалить каменья, прокрались к ноздреватой стенке: высокой (футов в двадцать) и совершенно плоской. Над ней висел тот самый малый выступ. Казалось, попасть туда возможно, разве только чудом.
— Финита ля комедия. Пришли, — сокрушенно махнул рукой Илья Петрович. — Нас уверяли, что завалы непреступны, теперь мы в том убедились и сами.
Но подобная препона не сбила с толку молодых уральцев. Прислонившись к стенке, и встав один другому на плечи, они поднялись крепкой мачтой.
— Да хоть и прыгни, не достанешь, — расстроено буркнул Туманов. — До верху больше, чем до низу.
Однако ловких братьев это ничуть не смутило. Призвав на помощь всю группу, они составили ее в живую пирамиду. В основание назначили тяжелых: Илью Петровича, Алексея и Тришку, на них устроили двоих, из тех, что полегче, сами же, вскарабкавшись по первым и вторым, снова взгромоздились друг на друга (корявая скала, им в помощь, позволяла за себя цепляться).
— Я, кажется, сломаюсь или сдохну, — кряхтел Илья Петрович, нюхая сапоги стоявших на его плечах драгун… — Скорей сломаюсь, — крякнул он, когда уралец, оттолкнувшись, взобрался на крутую площадку… — Или сдохну, — икнул он, вынеся прыжок и брата.
По спущенной веревке втянули лесенку на крышу и мигом влезли все.
— До верху можно дотянуться саблей, — промолвил Трифон, тыча клинком в потолок.
— Что нам с того? — шепнул Туманов. — Самим взбираться надо. Только как? Там уж горцы: пирамиду не построишь — вмиг отсекут башку.
— О том и речь. Не нам, а им.
— Интересно, как?
— Там сверху часовой, а, может, два. Не весь же пикет сидит у обрыва?
— Положим, что так. И дальше?
— Полезем сразу — долго, вязко — нас заметят. Устроят шум.
— Ну, то и без тебя известно. Дальше.
— Приманим часового к краю, он склонится, а мы его — ага — по горлу лезвием. И сами — вверх.
— Вздор. Ты расстоянье посчитай: здесь футов 8–9, коль не больше, прибавь рост часового. Нет, не дело.
— Рост часового не считаем, он склонится, чтоб заглянуть под низ, иначе нашу крышу не увидеть. И потом, палаш — длиннее сабли.
— Вот в этом ты, пожалуй, прав. А чем же ты его приманишь?
— Странным звуком. Отсюда нападения не ждут, а, стало быть, и хитрость не заподозрят. Думаю, что любопытство одержит верх.
— А если поднимут шум?
— Затаимся. Пусть думают, что почудилось. Нас, все одно, оттуда не заметить. Но это легче, чем переть нахрапом.
— Глупость… А, впрочем, глупости, случается, проходят. Тем более что выбор, право, невелик. Давай испробуем.
Взявшись за конец удерживаемой драгунами веревки, Туманов подошел к обрыву и сделал пару взмахов палашом. Едва ли тот выглядывал над крышей. О том, что бы вспороть мюриду глотку не было и речи — слишком высоко. Однако неуемные уральцы вновь предложили выход. Схватившись также за веревки, они пришли на край площадки и дружно опустились на колени. Теперь Илья Петрович мог использовать их спины, как подставку. Высота заметно сократилась. Еще разок, примерившись, но, помолившись, начал.
— Ш-ш, — зашипел змеей Трифон.
— Тьфу, — беззвучно сплюнул Туманов. Нашел тоже странный звук.
— Ш-ш, — громче прежнего завел драгун.
Наверху послышалось бряцанье шашки. «Только бы вместе с головой клинок не высунул, подумал Илья Петрович, изготавливаясь к удару».
— Ш-ш! — заливался Трифон, создавая ощущение, что змея приближается и, возможно, собирается заползти на площадку. Каким образом — дело уж пятое.
Туманов стоял на спинах уральцев правым боком к обрыву, сжимая в одной руке палаш, другой держась за веревку. Когда уж начало казаться, что затея пуста, и мюриды не так глупы, как полагалось прежде, сверху высунулось жуткое бородатое лицо. Илья Петрович вздрогнул и махнул палашом вперед (счастливо — кровь брызнула тотчас). Но здесь случилась неожиданность. Буквально вслед за первой головой, рядом выглянула и вторая. Не имея возможности развернуться, Туманов отмахнул клинком обратно. Если бы в его руках была шашка с единым лезвием, то дело провалилось бы, едва начавшись, но палаш имел обоюдоострое жало. Кровь брызнула и тут.
— Вперед! — вполголоса скомандовал Илья Петрович, спрыгивая с живых ступеней.
Уральцы сноровисто вскочили на ноги и, прислонившись к стенке, повторно исполнили свою пирамиду… Остальные привычно взобрались по спущенной сверху лестнице. Горцы, числом не менее десятка, лежали у каменного вала, поодаль от тлеющего костра. Не теряя ни секунды, Туманов подскочил к крайнему бородачу и вонзил палаш в его широкую грудь. Трифон заколол шашкою второго. Драгуны последовали их примеру. Алексею не досталось никого. Признаться, он и сам промедлил. Не смог себя заставить резать спящих, хотя и понимал, что должно — война.
Однако праздновать победу было рано. Из темных кустов громыхнули ружейные выстрелы. Драгуны выхватив пистолеты, рассыпались по укрытиям. Завязалась перепалка. В то же время стрельба послышалась и с южного склона горы, и с северного.
— Мы не одни, и там воюют, — радостно вскрикнул Илья Петрович. — Охотники везде — сдавайся, вражье племя!
Мюриды, после этих слов, произвели еще два залпа и затихли… Похоже было, что они ушли…
— Сдается мне, они ретировались, — предположил Туманов, погодя.
— Наверх как будто прошуршали, — заметил Трифон. — Вдоль дороги.
Илья Петрович вышел из укрытия.
— Там следующий пикет и пушка.
— Что станем делать? — поднялся из-за камня Алексей.
— Подумать надо. Внезапность мы, бесспорно, потеряли, но дерзость-то при нас. Да и винтовок уйма. Тут хватит каждому по две…
Но думать не случилось. Орудийный залп поставил точку в этом месте. Ядро упало ровно в тлеющий костер…
Алексей очнулся и, открыв глаза, увидел на стене в углу икону. «Наверно, я в раю, подумал он не очень твердо, — в аду ведь, кажется, икон не держат». В сознании пронеслись последние события: гора — пикет — ядро. Что было дальше?
— Ой, он, кажись, очнулся! — раздался где-то рядом женский вскрик.
Тотчас в стороне послышался звон посуды и быстроногий топот.
— О, господи, неужто?!
Глазам явилось очень милое личико. Вот только, чье?
— Алешенька… Очнулся…
Рукой он ощутил мягкое прикосновенье девичьей ладони. Тепло, исходившее от нее, и нежность
