Ужас глубин

догнал Маркуса и Сэм, количество топтавшихся у ворот гражданских заметно выросло, и от них определенно исходила агрессия.

Дому приходилось участвовать в подавлении голодных бунтов в Хасинто. Ему были знакомы эти флюиды толпы. И он не хотел бы столкнуться с ней снова. Странно, но почти все собравшиеся были из Хасинто, старого Хасинто, так что оставалось только гадать, почему гибель местной рыболовной лодки так взвинтила их.

— Островитяне сегодня в бешенстве, — заметил Маркус. — И из-за Треску бродяги тоже не исполнены к нам особенной любви.

— А что случилось?

— Он пристрелил пленного.

— Насмерть?

— Он по-другому не умеет.

Намечалась драка. Две группы, разозленные друг на друга, были заключены в тесном пространстве; у Дома что-то сжалось внутри. Черви всегда были снаружи, за стенами. Раньше всегда существовала граница между домом и полем боя.

Подбежав к воротам, Дом увидел, что ситуация начинает выходить из-под контроля. Даже поверх моря обнаженных голов и шлемов Дом видел длинную вереницу грузовиков, побитых фургонов и машин фермеров, протянувшуюся вдоль подъездной дороги. У входа на базу, за железными ворогами, Хоффман и Прескотт говорили с гражданскими. Эти люди были из Пелруана. Дом узнал кое-кого.

— Черт! — пробормотал Маркус.

Дом автоматически поспешил к своему старому командиру. Это превратилось у него в рефлекс.

— Ты о чем — о пробке или о взбесившейся толпе?

— И о том, и о другом. — Он проверил «Лансер». — Дом, ты уверен, что эту лодку не взорвали бродяги?

— Абсолютно уверен. Как бы они сумели это сделать? Даже нам не удалось бы раскрошить корабль на такие мелкие кусочки.

— Я на всякий случай спрашиваю.

Они были уже в нескольких метрах от ворот. Хоффман не обучался хорошим манерам, но его речь лучше воспринималась местными, чем изящные обороты Прескотта. По крайней мере, создавалось впечатление, будто полковник верит в то, что говорит. Как оно и было на самом деле.

— Мы не разрешим вам войти, — обращался он к какому-то фермеру из негодующей толпы. — И не допустим, чтобы вы заблокировали въезд на базу. Черт возьми, я бы сам перестрелял этих ублюдков, но у нас так дела не делаются. Ждите наш бронетранспортер, затем разворачивайтесь и следуйте за ним домой. Слышите меня? Возвращайтесь домой.

Прескотт открыл было рот, чтобы заговорить, но толпа заревела, заглушив его голос.

— Мы вас сюда не звали! — орал кто-то. — И подонков, которых вы к себе пустили, — тоже не звали!

Другие присоединились:

— Нам плевать, кто вы такие. Вы нам все изгадили за несколько месяцев. За несколько месяцев!

Жители Вектеса никогда не видели червей, и это несколько искажало их восприятие действительности. Дом молился о том, чтобы никто не вздумал взяться за оружие. Люди с обеих сторон ворот нажимали все сильнее, и было ясно: если ничего не предпринять, кто-нибудь пострадает. Сэм пробиралась к месту, откуда удобнее было стрелять. Дом не знал, стоит ее останавливать или нет.

— Не начинайте эту чушь снова! — рявкнул Хоффман. — Весь мир превратился в помойку, и там гораздо хуже, чем здесь. Отправляйтесь домой. Я знаю, что вы в ярости. Я сам в ярости. Но дайте нам с этим разобраться!

Маркус вздохнул и принялся протискиваться мимо солдат; вскоре он оказался рядом с Хоффманом. Дом заметил, как они обменялись взглядами. Он подумал было, что Маркус решил заслонить Прескотта своим телом или что-то вроде этого, но Маркус, подтянувшись, взобрался на тумбу, и голова его теперь возвышалась над человеческим морем. Он поднял руку, чтобы привлечь к себе внимание.

— Эй! — воскликнул он. — Послушайте. Вы меня знаете. Я говорю вам, что эту лодку потопили не бродяги. Мы не знаем, кто это был. Но этого достаточно, чтобы вам прямо сейчас отправиться домой и закрыться изнутри.

Последовала тишина, продолжавшаяся секунд пять, но сейчас показавшаяся вечностью; ее нарушал лишь доносившийся из машин лай. Значит, они взяли с собой собак. Дом заметил, как Прескотт сделал движение, словно собирался броситься вперед и заполнить паузу своей пустой болтовней. Маркус молча окинул его взглядом, тем, который любого заставлял заткнуться, и Прескотт передумал.

Никто не пошевелился. Внезапно один из стоявших на дороге людей заговорил:

— Ты ведь не врешь нам, Феникс?

Маркус умел заставить толпу слушать себя. Он слегка понизил голос, чтобы фермерам пришлось напрячь слух.

— Нет, — ответил он. — Вы должны знать правду. Скорее всего, у нас появились новые проблемы, посерьезнее кучки подонков. Отправляйтесь по домам и дайте нам делать нашу работу.

Еще несколько секунд все молчали, затем поднялся шум, люди начали переговариваться между собой и в конце концов успокоились. Криков больше не было. Дом услышал, как где-то в хвосте колонны завели двигатель.

— Ждите конвойный БТР! — крикнул Хоффман. — Мне не нужны больше жертвы, слышите?

Местные начали расходиться. Прескотт поймал Маркуса за руку, и Дом уже решил было, что тот сейчас собьет Председателя с ног. Прескотт, уверенный в себе до невероятия, не собирался отступать.

— Вы что, с ума сошли? — возмущенно воскликнул он. — Из-за вас могла начаться паника. Зачем вы рассказываете им о неизвестной опасности?

Маркус бесстрастно взглянул на него, и Прескотт выпустил его руку.

— Я взвесил риск, господин Председатель, и счел, что это лучше, чем бунт.

Дом и Сэм подобрались поближе, готовые вмешаться, но Прескотт ничего не сказал и пошел прочь. Хоффман с разъяренным видом преградил Маркусу дорогу:

— Думаете, я не в состоянии с ними справиться, Феникс?

— Не надо разгребать дерьмо за Прескоттом, — негромко произнес Маркус. — В следующий раз они не станут вас слушать. Пусть общаются с Председателем. Служить объектом народного недовольства — это его работа.

Хоффман разжал стиснутые челюсти. Дом достаточно хорошо знал старика и понял, что эти слова застали его врасплох.

— Ну ладно, продолжайте спасать мою шкуру, — наконец выговорил он. — После третьего раза можете забирать ее себе в качестве трофея.

— Хорошая работа, — сказала Сэм, когда Хоффман ушел. — Он это уважает.

— Рад за него. — Внезапно внимание Маркуса привлекло нечто другое. — Вот черт! Что у нас сегодня, чемпионат?

Вокруг по-прежнему слонялось много людей, среди них — женщины и дети из числа бродяг, принявших условия Председателя и оставшихся на базе. Толпа этих людей загородила дорогу группе гораснийских солдат. Дом понятия не имел, что у них за форма — возможно, это была милиция, — но для бродяг это, видимо, не имело значения. Они были на взводе, и Диззи Уоллин, стоявший между противниками, размахивал руками, пытаясь их успокоить.

— Вы убийцы, сволочи! — орала на гораснийцев какая-то женщина. — Почему вы не уберетесь отсюда к чертовой матери, у вас же есть своя страна!

— Дамы, давайте не будем забывать, что среди нас дети, — сказал Диззи. — А вы, парни, хотите, чтобы все видели, как вы деретесь с девчонками? Успокойтесь, просто успокойтесь.

— Заткни пасть, garayaz! — рявкнул горасниец. Это слово было одним из немногих, которые запомнил Дом, и означало оно «куча дерьма». — Ты такой же, как они.

Диззи отступил: