пойдем наугад, нам потом никогда не вернуться на след Сажерука.
— Мне тоже так кажется! — Сажерук появился из-за деревьев так бесшумно, словно давно уже там стоял. — Я целый час слышу, как вы ломитесь за мной через лес, подобно стаду кабанов.
Между его ног показалась мордочка Гвина.
— Это, между прочим, Непроходимая Чаща и к тому же не самый приветливый ее уголок. Скажите спасибо, что я убедил древесных эльфов на ясенях, что вы не нарочно пообломали им все ветки. А ночные страхи? Вы что, думаете, они вас не чуют? Если бы я их не спугнул, лежать бы вам сейчас в Чаще, как бревна, окутанные страшными снами, точно мухи паутиной.
— Ночные страхи? — прошептал Фарид.
На кончиках его пальцев догорали искры. Мегги подошла к нему ближе. Она вспомнила одну историю, которую ей рассказывала Реза. Хорошо, что она пришла ей в голову только сейчас…
— Ну да. Разве я тебе о них не рассказывал?
Пролаза прыгнул к Сажеруку и приветствовал Гвина радостным тявканьем.
— Они, может быть, и не едят людей живьем, как те духи пустыни, о которых ты вечно твердишь, но назвать их дружелюбными было бы преувеличением.
— Я не пойду обратно! — заявила Мегги, пристально глядя на Сажерука. — Не пойду, что бы ты там ни говорил.
Сажерук посмотрел ей в глаза:
— Знаю. Ты — вылитая мать.
И больше он ничего не сказал.
Всю ночь они шли по широкому следу, проложенному латниками в Непроходимой Чаще, всю ночь и весь следующий день. Лишь изредка, видя, что Мегги едва держится на ногах от усталости, Сажерук устраивал короткие передышки. Когда солнце снова опустилось так низко, что задевало за верхушки деревьев, они поднялись на гребень очередного холма и Мегги увидела у его подножия темную ленту дороги в зелени Чащи. У дороги стояло несколько зданий: вытянутый в длину дом, хлев и конюшни вокруг двора.
— Это единственный постоялый двор поблизости от границы, — шепнул им Сажерук. — Там они, вероятно, оставили своих коней. По лесу куда быстрее передвигаться пешком. На этом постоялом дворе останавливаются все, кому нужно на юг и вниз к морю: гонцы, торговцы, а иногда и комедианты, хотя все знают, что хозяин — шпион Змееглава. Если нам повезет, мы придем туда раньше тех, за кем гонимся, потому что с телегой и пленниками они вряд ли бы пошли через холмы. Им наверняка пришлось идти в обход, а мы спустимся прямо здесь и будем дожидаться их на постоялом дворе.
— А потом? — спросила Мегги.
На мгновение она уловила в глазах Сажерука ту же тревогу, что гнала и ее ночью через Непроходимую Чащу. Но о ком он тревожится? О Черном Принце, о других комедиантах… о ее матери? Она хорошо помнила тот день в склепе Каприкорна, когда он уговаривал Резу бежать с ним, оставив дочь…
Может быть, и Сажерук об этом вспомнил.
— Что ты на меня так смотришь? — спросил он.
— Нет, ничего, — пробормотала она, отводя глаза. — Просто тревожусь за пленников.
— Что ж, для этого у тебя есть все основания. — И он быстро отвернулся.
— Но что мы будем делать, когда их догоним? — спросил Фарид.
— Не знаю, — коротко ответил Сажерук, нащупывая путь вниз по склону, под прикрытием деревьев. — Я думал, у кого-нибудь из вас есть план, раз уж вам так приспичило идти за мной.
Выбранная им тропа так круто спускалась вниз, что Мегги трудно было не отставать, но немного погодя перед ней вдруг открылась дорога — каменистая и вся размытая потоками, стекавшими там и сям с холмов. На другой ее стороне стоял тот самый дом и конюшни, что были видны с вершины холма. Сажерук знаком показал ей место у обочины, где подлесок защищал от посторонних глаз.
— Похоже, их действительно еще нет, но они скоро придут! — тихо сказал он. — Может быть, они даже заночуют здесь, чтобы набить брюхо и напиться допьяна после всех ужасов Чащи. Мне нельзя там показываться, пока не стемнеет. С моим везением я обязательно наткнусь на кого-нибудь из поджигателей, прибившихся теперь к Змееглаву. Но ты, — он положил руку на плечо Фариду, — ты можешь туда пробраться. Если тебя кто спросит, откуда ты взялся, отвечай просто, что твой хозяин сидит и пьет на постоялом дворе. А когда они придут, сосчитай солдат, сосчитай пленников и сколько среди них детей. Понял? А я пока осмотрю дорогу, есть у меня тут одна мысль.
Фарид кивнул и поманил к себе Гвина.
— Я пойду с ним! — Мегги ждала, что Сажерук рассердится и станет запрещать ей идти с Фаридом, но он пожал плечами:
— Как хочешь. Я не могу тебя удерживать. Надеюсь только, что твоя мать сумеет не подать виду, узнав тебя. И вот еще что! — Сажерук удержал Мегги, уже повернувшуюся идти вслед за Фаридом. — Не воображай, что мы сможем спасти твоих родителей. Может быть, удастся освободить детей, может быть, еще кого-нибудь, кто сумеет бежать достаточно быстро. Но твой отец бежать не сможет, а мать останется с ним. Она его не бросит, как не бросила в свое время тебя, — я думаю, мы оба хорошо это помним.
Мегги кивнула и отвернулась, чтобы он не видел ее слез. Но Сажерук мягко повернул ее к себе и отер мокрые щеки.
— Ты и правда очень похожа на мать, — тихо сказал он. — Она тоже никогда не хотела показывать слез, даже когда для них были самые веские причины.
Сажерук еще раз пристально взглянул на них обоих, лицо у него было напряженное.
— Ну что ж, идите. Вы достаточно грязные, чтобы вас приняли за конюха и судомойку. Встретимся за конюшнями, когда стемнеет. А теперь — вперед.
Им не пришлось долго ждать.
Мегги с Фаридом еще и часа не слонялись вокруг конюшен, когда на дороге показался караван пленников: женщины, дети, старики, руки связаны за спиной, по бокам — солдаты. Это были не латники. Шлемы не скрывали угрюмых лиц, но у каждого на груди красовался герб хозяина — змея, и у каждого был серебристый плащ и на поясе — меч. Их предводителя Мегги сразу узнала. Огненный Лис. Судя по выражению его лица, ему не особенно нравилось идти пешком.
— Не смотри на них так! — прошептал Фарид, когда Мегги застыла как вкопанная, и потащил ее за стоявшую на дворе телегу. — Твоя мать жива-здорова. Ты ее видела?
Мегги кивнула. Да. Реза шла между двух других женщин, одна из которых была беременна. Но где же Мо?
— Эй! — крикнул Огненный Лис, пока его люди загоняли пленников во двор. — Чьи это тут телеги? Нам нужно место.
Солдаты оттолкнули телеги в сторону так грубо, что с одной покатились наваленные на нее мешки. С постоялого двора выбежал человек, вероятно, владелец этого добра, готовый разразиться ругательствами, но, увидев солдат, прикусил язык и только подозвал батраков, которые спешно погрузили мешки обратно. Торговцы, крестьяне, батраки — все больше народу высыпало из конюшен и главного дома посмотреть, что это за шум на дворе. Толстый человек, весь в поту, пробился сквозь толпу к Огненному Лису и начал возмущенно кричать что-то ему в лицо.
— Ладно, ладно! — донесся до Мегги брюзгливый голос Лиса. — Но нам нужно место. Ты что, не видишь, что у нас тут пленные? Или загнать их лучше в конюшню?
— Да, да, лучше займите одну из конюшен! — с облегчением воскликнул толстяк и подозвал своих батраков, глазевших на караван.
Лица пленных были бледны от изнеможения и страха. Некоторые уже не держались на ногах и опускались на колени.
— Пошли! — прошептал Фарид Мегги, и они стали протискиваться между бранящихся торговцев и крестьян, между батраков, все еще подбиравших полопавшиеся мешки, и солдат, с вожделением смотревших в сторону трактира.
Казалось, на пленных никто не обращает внимания, но в этом и не было необходимости. Ни один из них не был сейчас способен к бегству — это сразу бросалось в глаза. Даже дети, у которых, может быть, и
