остановиться. Расим остался у машин, а я вместе со скорчившимся от боли Игнатом отправился в больницу, находившуюся недалеко от железнодорожного вокзала.
Когда мы вошли в приемный покой, Игнат неожиданно побледнел, словно ждал именно этого момента, и рухнул на пол. Сразу появились врачи и медсестры. Нужно отдать им должное: их не интересовало его российское гражданство или его страховка. Они увидели, что человеку плохо, и бросились ему помогать. Удивительный народ эти белорусы – такие отзывчивые и добрые люди.
Я сидел в коридоре и ждал, когда наконец мне сообщат, что с ним случилось. Через некоторое время вышел пожилой врач в очках и в белом халате и строго посмотрел на меня:
– Это вы привезли больного?
– Что с ним? – поднялся я со стула.
– Хорошо, что мы успели. Как вы могли довести его до такого состояния! Взрослые люди, а ведете себя как неразумные дети. Если бы мы хоть немного опоздали, он бы просто умер у нас на операционном столе. У него обычный аппендицит, который можно было удалить, когда начались боли. А вы довели его буквально до последней стадии, чуть ли не до перитонита.
– Он сам себя довел, – признался я, – у него давно болела правая сторона, но он уверял нас, что съел острую пищу, и не обращал внимания на усиливающиеся боли.
– Так нельзя, – убежденно произнес доктор, – идите в нашу регистратуру и все оформите. Он должен остаться у нас хотя бы на одну или две недели. Надеюсь, что никаких осложнений не будет. Мы ему все почистили.
Он повернулся и пошел по коридору, а я стоял такой растерянный, что даже постеснялся спросить, где находится регистратура. Потом я, конечно, узнал и отправился на первый этаж. В комнате, куда я вошел, никого не было, и я удивленно оглянулся по сторонам. В это время дверь с другой стороны открылась, и вошла миловидная женщина лет тридцати пяти. Я сразу отметил ее приятное лицо, короткую стрижку и печальные глаза, словно она была чем-то огорчена. Женщина взглянула на меня и спросила:
– Вы ко мне?
– Не знаю. Я пришел в регистратуру.
– Значит, ко мне. – Она прошла к столу и села на стул. Голос у нее был приятный, это я тоже отметил.
– Садитесь, – предложила она, доставая какой-то журнал и бланки, – вы, наверное, хотите зарегистрировать своего друга? Или он ваш родственник?
– Нет. Он мой коллега, мы с ним работаем вместе, – пояснил я, усаживаясь напротив нее.
– Давайте его паспорт, – потребовала врач.
Я растерялся. Паспорт и автомобильные права Игната были у него всегда с собой, все-таки мы перегоняли машины через несколько стран. А когда его увезли, я даже не подумал о его документах, оставшихся во внутреннем кармане его куртки.
– Извините, – пробормотал я, – дело в том, что все документы моего товарища остались в его куртке, которая была на нем.
– Ничего страшного, скажите мне его имя и фамилию, год рождения.
– Игнат Павлович Сумишин, – вспомнил я, – а год рождения могу перепутать.
– Вы не знаете, сколько ему лет? – удивленно посмотрела она на меня. Глаза у нее были тоже красивые, лучистые, необычные.
– Примерно знаю, но по паспорту никогда не уточнял. У него документы остались в куртке, – снова повторил я.
– Да, вы уже говорили. Он не гражданин нашей республики?
– Нет. Он российский гражданин. Вы думаете, его могут отсюда выгнать? – задал я дурацкий вопрос.
Она усмехнулась. Улыбка у нее тоже приятная, хотя губы тонкие и у рта при улыбке образовывались две морщины. Интересно, почему у такой молодой и красивой женщины такие печальные глаза и такие резкие морщины у рта? Гадать можно сколько угодно, но я понял, что в жизни этой молодой и симпатичной женщины уже были свои проблемы.
– Никто его не выгонит, – пояснила она, – просто нужно все правильно зарегистрировать. Вы меня подождите здесь, а я пойду и выясню, куда положили его одежду. Может, смогу найти и паспорт.
Она вышла из комнаты, а я остался сидеть. Минуты через две дверь открылась, и какой-то молодой врач быстро спросил:
– А где Евгения Андреевна?
– Она вышла, – ответил я.
Он раздраженно закрыл дверь и куда-то поспешил. Евгения. Значит, ее звали Женей. Я вспомнил, что у нас в школе была Женя Щеглова, которая потом переехала куда-то в Казахстан. Она была не очень красивой девочкой, но занималась спортом и уже в четырнадцать лет получила звание мастера спорта по гимнастике. Интересное сочетание, когда все мальчики в школе знают о твоих успехах, но при этом никто не хочет за тобой ухаживать. Наверное, можно нажить немало комплексов. Разумеется, ее всегда ставили в пример остальным ученикам.
Евгения Андреевна вернулась с документами Игната.
– Они были у него в куртке, – сказала она, усаживаясь на свое место, – сейчас мы все оформим, но документы останутся у нас. Мы вернем их владельцу.
– Конечно, – согласился я, – никто и не собирался их забирать. Спасибо, что вы их нашли.
– Это было нетрудно. Сейчас я все быстро заполню…
– Вы можете дать мне свой телефон? – неожиданно перебил я ее.
– В каком смысле? – В ее вопросе, кажется, прозвучала ирония.
– Извините. Я имел в виду телефон вашей больницы. Я хочу позвонить его жене и сообщить, что с Игнатом все в порядке и у него обычный аппендицит. У нее больное сердце, и ей нельзя волноваться, а если он долго ей не звонит, она начинает нервничать.
– Похвальная забота о супруге вашего друга. Люди редко думают о таких вещах, – одобрительно произнесла она и внимательно посмотрела на меня.
– Люди вообще в последнее время стали редко думать, – заметил я, – так удобнее.
– Вы считаете?
– Конечно. Мы все стали делать на автомате. Жить, любить, ненавидеть, работать, даже умирать.
– Наверное, вы правы, – задумчиво проговорила Евгения, думая о чем-то своем. – Кем вы работаете?
– Мы перегоняем автомобили из Германии в Россию, – честно ответил я, – поэтому он держался до последнего, не хотел ехать в больницу, чтобы не срывать наших сроков.
Она кивнула головой, глядя в его паспорт. Как мне не хотелось говорить, чем именно мы занимаемся, но и лгать почему-то не хотелось. А когда я сказал правду, стало неприятно и стыдно. Перед женщиной- врачом сидел обычный перегонщик подержанных автомобилей. Представляю, что она подумала о моем интеллекте.
– Ему в конце сентября исполнится пятьдесят, – вдруг сказала она, глядя в его паспорт.
– Он самый старший из нас, – подтвердил я, – хотя считал себя уже почти стариком. Для нашей работы. Но все относительно. В молодости мне казалось, что сорок лет – ужасная цифра.
– А теперь? – улыбнулась она.
– А теперь я думаю, что пятьдесят – это очень далеко. Хотя, наверное, и здесь я не прав. Когда будет пятьдесят, как ему, буду считать шестьдесят роковой датой. Впрочем, действительно все относительно. Как говорит Гамлет своему другу Горацио, «жизнь человека – это молвить «раз».
Евгения снова улыбнулась и покачала головой. Положила паспорт на стол и, с интересом взглянув на меня, сказала:
– Перегонщик автомобилей, который цитирует Шекспира по памяти, – интригует.
– Я не всегда был перегонщиком автомобилей, – пояснил я, – у меня высшее театральное образование, я актер по профессии и даже был лауреатом какой-то премии.
– А потом решили переквалифицироваться в перегонщики? Бросили свою профессию?
– Не бросил. Просто нужно было кормить семью, и я уехал на заработки в Турцию.
