– Вот я на это и сослался. Но что-то мне подсказывает, что она так и будет ходить к нам как на работу.
Я поднялась и обняла мужа за шею:
– Саш… ну, походит – и перестанет.
– Надеюсь. – Он чмокнул меня в запястье. – Пойдем спать, а то я завтра рано уеду.
Как легко оказаться заложницей собственной жалости… Я его жалею – и всегда в ущерб себе.
Костю осенила очередная мысль.
– А давай мы ангела сделаем? Крылья черные есть, белый латекс, сапоги – и я тебя вон на том крюке зафиксирую, чтобы как будто в полете.
У меня проскользнула мысль, что надо отказаться, но потом, когда я взглянула в горящие азартом глаза Кости, поняла, что не могу убить его идею. И согласилась. И в итоге через десять минут съемки оказалась на полу с вывихнутым плечом.
– Что ты, придурок, даже ремень нормально затянуть не можешь?!
«Отличный» хирург испугался так, что мне стало уже не больно, а его жалко. Костя забыл начисто, что надо делать, – вот тебе и безопасный секс с врачом! Потом стало еще смешнее: он позвонил приятелю- травматологу, который приехал с обезболивающим и огромной иглой-трехгранкой. Когда врач стал мне колоть в сустав лекарство, Костя едва не вырубился. А кололи-то мне, между прочим! Причем еще и мизансцена была та…
Я в белом латексном комбинезоне и с черными крыльями за спиной, рука отдельно от туловища, на запястьях следы, а в комнате… кошмар – бардак садиста, какие-то ремни валяются, маски – черт-те что! (До сих пор не знаю, что подумал о нас Владик.)
Самое неприятное заключалось в том, что прийти домой в повязке я не смогу, придется терпеть сумасшедшую боль и быстро лечь в кровать, сославшись на недомогание. Костя, разумеется, будет присылать эсэмэски всю ночь, телефон чуть не взорвется… как всегда.
– Я тебя люблю, ты знаешь?
– Не выдумывай.
– Я не выдумываю.
– Ты придумал меня, и это тебе нравится. Ты не меня любишь, а воплощение своих фантазий, то, что по другую сторону объектива. Я не такая, Костя, и ты это знаешь.
(Черт, я ненавижу это, меня не заводят вербальные выражения эмоций, красивая болтовня, я люблю действие, а не слова, потому что переговорить меня ему не удается – не та подготовка.)
– Иди сюда, – он тянет меня с пола на кровать, забрасывает мои руки себе на шею. – Духи новые?
– Старые.
– Нет – они не так пахли раньше.
– Ты просто редко на это обращаешь внимание.
Я знаю, что теперь уже ничего не будет – никакого секса, ничего. Он просто ляжет на кровать, уложит меня сверху так, как есть – в наручниках, – и будет смотреть мне в лицо. Я его ненавижу за это, хотя должна бы, наверное, любить. Поэтому я и не впускаю его в мою эмоциональную сферу – чтобы не поехала крыша у меня. Равновесие удерживаю, так сказать.
– Скажи мне, чего ты хочешь сейчас?
Да ничего уже не хочу, неужели этого не видно?! Вообще – ничего!
– Не молчи – я ведь вижу…
У меня болит голова от его вопросов, все раздражает.
– Сними наручники!
– Нет! – моментально реагирует он, поняв, что непростительно расслабился. Знает, что стоит только ему снять «браслеты», я встану и уйду. Для вящей убедительности второй парой он пристегивает меня к спинке кровати. Неудобно, черт, и плечо начинает болеть… Он больно целует меня в губы – вот, опять придется пользоваться красной помадой, иначе будет видно… В глазах Кости что-то такое светится, чего я никак не могу понять. Я его не боюсь – и никогда не боялась, что угодно – но только не это. Я знаю, что его это жутко злит, просто вымораживает. Ну, я уже все сделала, чтобы его из себя вывести! Бесполезно… Человек-кремень, елки зеленые… Ну не могу я открытым текстом сказать: ну, вот такая я дура!
– Мне так нравится смотреть на тебя, когда ты вот так лежишь… Так бы сидел и смотрел… – «Фуууу, да что ж такое-то?!»
Глаза у него такие темные становятся, когда он начинает бормотать вот это «пра лубофф»…
(Господи, какая же я циничная! Ну, как так можно, а?! А все просто: мне уже не нужны его слова, его чувства – это все я хотела иметь раньше, а получила – что? – правильно, свадьбу через месяц после разрыва со мной. Отлично!)
Он берет плеть и раскладывает ее на моем теле – рукоять на груди, как раз по центру, хвосты – вниз, веером. Эстет, елки…
Достает фотоаппарат… Тьфу ты – опять прибавление в архиве!!! Ненавижу фотографии, просто ненавижу!!!
– Ну, ты хоть притворись, что тебе в кайф…
Да как я могу притвориться, если я просто в гневе уже?! Нет, чувствую, скоро я изменю своим привычкам.
Летом в прошлом году.
– В лес поедем сегодня.
Это говорится таким тоном, словно я обязана подпрыгнуть от счастья. Я ненавижу все эти природные ландшафты. Меня не заводит процесс под кустами, в лесу или где-то еще. Но выбора-то нет, разумеется.
– Тебе будет хорошо, не переживай!
Я уже давно ни за что не переживаю – смысл? Все равно он сделает так, как хочет.
Жарища под тридцать с лишним, все липнет к телу – июль просто кошмарный. Я в шортах и короткой майке, в босоножках на пробковой танкетке. Волосы отравляют всю жизнь, приходится их собрать и заколоть на макушке.
– Меня посадят, – замечает Костя, имея в виду, что в таком виде мне совсем мало лет на первый взгляд.
– За все остальное не сажают? – я намекаю на арсенал в багажнике его старой «Висты», и он смеется.
– Задери ноги на панель, – требует он, проехав пост ГИБДД.
– Зачем?
– Оглохла?! – орет он так, что я и правда глохну на секунду и вскидываю ноги на переднюю панель.
– Надо было юбку надевать, – ворчит он, пытаясь расстегнуть «молнию» шортов. – Что у тебя за стиль – как пацанка какая-то? Надела бы юбочку…
– Ага – и лучше без белья, да? Вот бы ты торчал…
Через час я лежу на капоте, от которого исходит такой жар, что я чувствую себя шашлыком или чем-то
