ушам, стремясь защититься от этого воя.
Зато Люба, похоже, ничего подобного не ощущала. Постояв еще с минуту, она радостно заорала:
– Уррррааа!!! Нашли! Ты не сбрехал, молодец, Петька!
И, оттолкнув стоявшего чуть впереди брата, помчалась к «каменюке».
– Постой! – жалобно вскрикнул мальчик. – Не надо туда идти!
– Ага, счас! – отмахнулась Люба. – Что, жаба задушила? Жалко золотишка стало?
– Нет там никакого золота, я соврал!
– Ну, конечно, соврал он! Нет уж, я не такая дурочка, как тебе кажется!
И девочка начала протискиваться в довольно узкое круглое отверстие на передней стенке сооружения.
– Люба, не надо!!!
Плача от страха, Петя торопливо поковылял к ставшему вдруг черным камню – словно ушедшая ночь вернулась и сгустилась вокруг дольмена, – больше всего на свете желая сейчас одного – чтобы его противная вредная сестренка вылезла из этого жуткого места. Пусть лучше вернется, пусть побьет его, пусть он останется калекой и будет всю жизнь терпеть ее насмешки и издевательства, главное – вернуть Любку!
Потому что мальчик, увидев «каменюку» наяву, четко осознал – приближаться к ней действительно НЕЛЬЗЯ!!!
Люба, протиснувшись наполовину, неожиданно застряла и, пока Петя ковылял к ней, ожесточенно дергалась, пытаясь освободиться. И нетерпеливо звала брата:
– Петька, давай быстрее! Я подолом за что-то зацепилась, пролезть не могу! Отцепи платье, скорее! Я вижу сундук, про который ты говорил!
– Да-да, я сейчас! – Петя, добравшись наконец до дольмена, ухватил сестру за исцарапанные ноги и потянул к себе.
– Ты что делаешь, урод?! – заверещала Люба. – Убери лапы! Слышишь? Отпусти, придурок!
И она с такой силой задергала ногами, что мальчик буквально отлетел, упав как раз возле той плиты, на которую указывал во сне лысый дядька.
И пребольно ударившись об эту плиту локтем.
Боль иглой вонзилась в руку, в долю секунды долетев до разума. А в следующее мгновение Люба, сумевшая, видимо, освободиться от дерганья ногами, проскользнула внутрь камня…
И давление исчезло, прихватив с собой сомнения, страх, раскаяние и жалость. Мальчик даже поморщился, вспоминая свои недавние мысли.
Еще чего не хватало – жертвовать своей будущей жизнью здорового и сильного человека ради этой поганки! Ничего такого с ней не случится, ну, побьют ее или еще что – переживет! Главное – он справился, он сделал почти все, как надо! И успел вовремя, не надо ждать сто с чем-то там лет.
Осталось только плиту вот эту поднять и вход заслонить.
– Эй, Петька! – В отверстии появилось возбужденное лицо сестры. – Ну чего застрял там? Лезь сюда скорее! Я нашла сундук! Правда, он странный какой-то, не могу понять, как открывается! Он вроде как сплошной! Что там Сашка насчет этого говорил?
– Не помню, – буркнул мальчик, пытаясь поддеть плиту.
– Перестань там ковыряться, давай ко мне! Кстати, я никаких бус тут не вижу!
– Лучше пока поищи, я сейчас приду, помогу.
– Ага, давай, – кивнула девочка и скрылась внутри дольмена. – Только не копайся, времени совсем мало.
– Без тебя знаю, что мало, – пропыхтел Петя, с трудом поднимая оказавшуюся довольно тонкой плиту.
Тонкая-тонкая, а тяжеленная! К тому же руки мальчика были совсем не приспособлены к перетаскиванию чего бы то ни было. Проклятущая плита все время выскальзывала и падала, один раз – прямо на босые ноги!
От дикой боли Петя взвыл, но рыдать, баюкая мгновенно посиневший большой палец на ноге, не стал.
Потому что уронил он плиту возле самого входа. Осталось только поднять ее снова и прислонить к стене.
Правда, Петя до сих пор не понимал: какой во всем этом толк? Ведь плита, насколько он мог судить, едва-едва закрывала эту дырку, и вытолкнуть ее изнутри не составляло большого труда.
Но лысый сказал, что надо, значит, надо. Остальное Петю не касается, его дело – выполнить свою часть уговора.
– Эй, ты где застрял? – Совсем близко от него снова появилось теперь уже недовольное лицо сестры. Но недовольство быстро сменилось удивлением, а потом – злостью: – Ты что это задумал? Зачем сюда этот камень притащил? Решил меня тут закрыть, чтобы остальных дождаться, а потом сделать меня крайней? Фиг тебе, я эту твою плитку одним мизинцем выпихну! А тебя прибью ею же! Ай!
Это плита, с глухим стуком ставшая вертикально, ударила девочку по потянувшейся наружу руке.
– Вот сволочь! – Голос Любы стал глуше, но слышно было все равно отлично. – Ну, держись, крабеныш вонючий! Сейчас я вылезу и так тебе наподдам! Ой, что это? Как это? Петя, Петечка, что происходит?!
Мальчик, устало прислонившийся к стене, повернулся и в следующее мгновение отшатнулся, с ужасом наблюдая, как небрежно прислоненная им плита на глазах сливается со стеной, запечатывая вход.
А потом Люба снова закричала…
Глава 16
ТАК она никогда еще не кричала.
Отчаянный, захлебывающийся от невыразимого ужаса и боли крик сестры разрывал мальчику сердце, парализовывал волю, сковывал разум.
Всем своим существом, всей душой Петя рвался сейчас туда, внутрь этого жуткого камня, чтобы помочь Любе, спасти ее, исправить ошибку, прогнать ЗЛО…
Но душа не могла ничего сделать без помощи тела. А тело вместе с волей превратилось в трясущееся от ужаса желе…
И разум трусливо шептал на ушко: «Ты все равно ничего не сможешь сделать, входа больше нет! Ну подумай сам, как ты собираешься попасть внутрь?»
Входа действительно больше не было. Вместо круглого отверстия на стене появилась уродливая заплатка, причем никаких швов на заплатке не было, они со стеной были единым целым.
А Люба все кричала… Нет, уже не кричала – выла на одной ноте, и в вое этом не было ничего человеческого…
Ноги мальчика окончательно отказались выполнять свои функции, и Петя сполз по стенке вниз, зажав ладонями уши в отчаянной попытке спастись от страшного воя.
Но что для этого кошмарного звука какие-то мягкие детские ладошки, когда он легко проник даже сквозь толщу древнего камня?
Поэтому Петя все равно слышал. И слушал до тех пор, пока крик сестры вдруг не оборвался, завершившись странным, булькающим звуком.
Тишина, обрушившаяся на мальчика, была еще страшнее крика.
Потому что это была мертвая тишина…
Петя убрал ладошки от ушей и робко позвал:
– Люба!
Нет ответа.
– Любочка, прости меня, пожалуйста! Я не знал, что так будет! Я… я не хотел! Люба!
Тишина презрительно ухмыльнулась, хрустнув где-то вдали веткой.
– Не молчи, пожалуйста, мне страшно! – заплакал Петя, судорожно пытаясь подняться на ноги.
На все те же непослушные, скрученные тонусом мышц ноги…
Лысый дядька его обманул. Все осталось по-прежнему.
А вот Люба…
Сейчас, в эту минуту, противная вредина, всю жизнь только и делавшая, что шпынявшая и обижавшая
