ведь надо не только дойти до фабрики, но и вернуться обратно. А по такому снегу трудно идти даже в снегоступах! Местами я проваливаюсь по колено!
— На то они и мужчины. Скоро они соберутся за столом, голодные, с обсыпанными инеем усами и окоченевшими пальцами. И я должна их накормить, дать им чистое белье, — сквозь зубы пробормотала Элизабет.
Эрмин поспешила выйти из дома во двор. Холод взбодрил ее. Ветер во дворе совсем не ощущался. Девушка вошла в хлев. Шинук приветствовал ее ласковым, почти музыкальным ржанием. Корова, которую Жозеф назвал Эжени в честь нелюбимой тетушки, лежала на боку. Ее раздутый живот рывками опускался и поднимался. Увидев Эрмин, она испустила пронзительное мычание.
— Тебе больно, моя бедная Эжени! — пробормотала девушка, склоняясь над коровой. — Сейчас придет Бетти и позаботится о тебе.
Девушка погладила лошадь и дала ей несколько кусочков сахара. Потом почесала корову меж рогов.
— Когда у меня будет свой дом, я вас заберу к себе, — серьезно объявила она. — Шинука уж точно. А ты, Эжени, знай: если ты родишь девочку, Жо и Бетти оставят ее себе. Вокруг прекрасные луга, хватит для целого стада коров!
— С кем ты разговариваешь? — звонко спросил Арман, входя в хлев.
Одежда его была присыпана свежим снегом, на меховой шапке лежали целые хлопья. Нос у мальчика покраснел от холода, но глаза искрились весельем. Он нарочно стал отряхивать рукавицы под носом у Эрмин.
— Перестань! — закричала она. — Снег летит мне в глаза! Я говорила с Эжени и Шинуком. А ты где носился? Ты подглядываешь за моей матерью, Эдмон мне рассказал. Это нехорошо. Я скажу Мирей, чтобы она задергивала шторы, когда стемнеет. Помоги мне лучше разложить сено по кормушкам. И нужно согреть воду, потому что у Шинука, если он напьется холодной, будут колики.
Арман снял снегоступы и с интересом настоящего ученого осмотрел корову.
— У нее вытекает жидкость! Там, о чем мне нельзя говорить! — прыснул он.
— Дурак! — сорвалась Эрмин. На самом деле она была смущена и не знала, что отвечать. — Скоро у нее родится теленок.
Они вместе наполнили ясли сеном. Арман побежал за кипятильником, чтобы согреть воду в ведрах. Покончив с этим, он расстегнул пальтишко.
— Мимин, начальник почты передал для тебя письмо. И я вовсе не подглядывал за твоей матерью. Я купил анисовые конфеты для Эдмона.
Сердце девушки забилось в предчувствии. Несколько мгновений она надеялась, что письмо пришло от Тошана, и, чтобы продлить приятное ожидание, закрыла глаза.
«Как было бы замечательно, если бы он послал мне рождественскую или новогоднюю открытку!» — думала она.
Однако девушка не могла обманываться долго. Она была практически уверена, что это письмо — ответ ее дедушки и бабушки по отцовской линии.
— Ты не читаешь свое письмо? — удивился Арман. — Получить письмо и даже не заглянуть, от кого оно! Странная ты какая-то, Мимин!
— Не суй нос в чужие дела, — отозвалась девушка. — Иди в дом, Бетти нужна помощь, она еще не оправилась после болезни.
— Если не хочешь читать его при мне, значит, письмо от твоего жениха! У Мимин есть жених! У Мимин есть жених! — нараспев закричал мальчик.
Рассердившись, Эрмин выскочила на улицу, скатала снежок и швырнула его в Армана. Получив снежок в лицо, мальчик расхохотался.
— Уходи, озорник! — прикрикнула на него девушка. — Тебе тринадцатый год, а ты ведешь себя хуже четырехлетнего! Иди в дом!
Мальчик убежал. Эрмин вернулась в хлев и вздохнула с облегчением. Ее покрасневшие на морозе пальцы дрожали, когда она вскрывала конверт.
— Господи, кто же написал обратный адрес? — пробормотала она. — Кто? Они написали все правильно: «Эрмин Шарден, улица Сен-Жорж, Валь-Жальбер, озеро Сен-Жан»!
Она была так взволнована, что решила присесть на тюк соломы между коровой и Шинуком.
«Что, если они пишут, что мой отец жив и находится в Труа-Ривьер? Но если так, почему он не пытался найти маму? Между ними произошло что-то такое, о чем она не хочет мне рассказывать…»
Наконец Эрмин решилась развернуть листок бумаги. Она вспомнила, как однажды вечером сестра Викторианна вынула из ящика другую записку и передала ей.
«Я испытала сильное волнение при мысли, что касаюсь листка бумаги, который держали в руках мои родители. Сейчас я ощущаю нечто похожее. Кто-то из моих родственников сложил это письмо, запечатал конверт…»
На листе она увидела четыре строки, написанные фиолетовыми чернилами на линиях, предварительно отчерченных карандашом под линейку. Почерк был мелкий, с наклоном влево. Сестра Люсия называла такой «каракулями».
Эрмин трижды перечитала письмо, с каждым разом расстраиваясь все сильнее. Из глаз ее полились слезы.
— Какие эти люди злые! — бормотала она. — Бездушные чудовища! Звери! Тем хуже для меня! Как могут они так грубо обойтись со мной, ведь я им не чужая? Я их внучка!
Давно Эрмин не было так плохо. Она долго сидела, держа письмо в руке, слепая от слез. Где-то рядом всхрапывал конь, жалобно мычала корова, но на девушку снова нахлынуло ужасное ощущение своей ненужности, знакомое ей с раннего детства.
В хлев вошла закутанная в непромокаемый плащ Элизабет. Голову молодая женщина повязала розовым шарфом, и он почти полностью скрывал ее лицо.
— Мимин, что с тобой? Посмотри-ка, Эжени отелилась! А я-то думала, почему ты не возвращаешься! Арман сказал, что ты получила письмо.
— Бетти, вот оно! Прочитай, пожалуйста! — запинаясь, попросила Эрмин. — Мама была права. Она не хотела, чтобы я им писала.
Молодая женщина знаком дала понять, что письмо может подождать. Она опустилась на колени перед великолепным новорожденным теленком.
— Господи, спасибо тебе! — воскликнула она. — Это телочка, красивая белая телочка! У нее одно- единственное рыжее пятно на спине! Мимин, иди посмотри! Она вырастет и однажды родит нам теленка. Может случиться так, что денег будет не хватать, поэтому я буду делать масло, сыр, ведь у нас будет вдоволь молока.
Эрмин встала и, пошатываясь, подошла к Элизабет. Эжени, выгнувшись, облизывала своего липкого и неуклюжего теленка.
— Какая она красивая! А я ничего не видела и не слышала. Животные не поднимают по этому случаю столько шума, как женщины.
— Спасибо за упрек, — пошутила Элизабет. — Посмотрим, как ты справишься, когда придет твой черед. С твоим голосом ты переполошишь всю округу!
Они обе расхохотались, хотя Эрмин все еще шмыгала носом.
— Давай свое письмо! Ты очень расстроилась, моя крошка?
— Хуже. Прочитай, и ты поймешь…
Элизабет прочла письмо. Брови ее сошлись.
— Единственное, что ты можешь сделать, Мимин, — сказала она, возвращая девушке листок бумаги, — это, вернувшись в дом, открыть дверцу печки и швырнуть это жестокое письмо в огонь. И не вздумай рассказывать о нем матери. Ты говорила, что Шардены очень набожные люди, но они, похоже, не
