А Галина с Азамом мне что преподнесли?
Стоят они оба, сияют, как медные пятаки, и Галка кричит в кухню:
— Мать!
— Аюшки?
— Ползи сюда скорей!
Татьяна прибежала, спрашивает испуганно:
— Что случилось?
Галка говорит:
— Сейчас узнаешь. — И берет Азама за руку. — Мама, папаня, поздравьте нас. Мы с Азамом решили пожениться.
Что после этого было, легко себе представить. Ясно, какая у нас была реакция, чтоб в этой стране с арабом жениться. А когда накричались, а мать и наплакалась, и успокоились немного, и привели им все доводы против и всё обрисовали, какая жизнь их ждет, тут они бросили следующую бомбу. Галка говорит:
— Никакой такой ужасной жизни у нас не будет, потому что мы все, все члены обоих наших семейств, уезжаем из этой страны. Родные Азама уже знают и согласны.
Знают и согласны! Как это мило с их стороны!
Вот тебе, думаю, и Азам, мягкая глина. В три счета охмурил дуру-девку, заморочил ей голову, наобещал вздора какого-то, и уже его родные согласны! Еще бы они были несогласны, такую девку отхватить… тем более с выездом в перспективе. Значит, и их сумел обработать, на израильтянку согласны!
Но тут я ошибся. Весь план принадлежал моей дочери Галине. И жениться тоже по ее инициативе, она ему сделала предложение, а не он ей.
Татьяна вся исплаканная убежала на работу, а Галка услала Азама в салон, присела ко мне на кровать и говорит:
— Сейчас все тебе объясню.
Говорю ей:
— Я и слушать не хочу, можешь не стараться.
Но доченьку мою разве остановишь. Воспользовалась, что я беспомощно лежу, настояла на своем и стала мне излагать.
Сначала они едут на Кипр и там венчаются гражданским браком. Возвращаются и потихоньку помогают нам всем собираться. У Азама в Лондоне есть двоюродный брат, он пустит пожить первое время, и он же знает очень дошлого адвоката, который поможет все оформить законным порядком. Азама уже приняли в Лондонский университет на подготовительный курс, подучится английскому, хотя он и так знает. Сперва они туда поедут, потом она пригласит в гости Алексея, сына моего, с женой и ребенком, а Азам своих братишек. Алексей с его профессией себе работу везде найдет, а там и мы, старики, поедем.
И будем мы все жить-поживать в европейской цивилизованной стране, в прекрасном городе Лондоне, и никто не посмотрит, евреи мы, арабы, русские или кто еще. Не жизнь, а разлюли-малина.
— Так, — говорю, — все ясно. Ты все замечательно обдумала. И за нас, и за брата, и за арабских родственничков. Теперь скажи мне только одно.
— Что, папаня?
— На какие шиши ты собираешься все это производить? Не говорю про переезд для такой кучи народу, не говорю даже, на что там жить, но адвокат этот оформляющий, он что, по знакомству будет делать? Или у твоего Азама денег очень много?
— У Азама есть тысяча долларов.
— Да, — говорю, — су-урьезная сумма.
— Ладно, папаня, не смейся, мы на эти деньги на Кипр слетаем. Правда, маловато, и если бы ты подкинул пару сотен, то было бы хорошо, а не плохо.
— А-ха, — говорю, — пару сотен. А если не подкину?
— Жаль будет, но все равно.
— Ты мне можешь объяснить, почему такая срочность? Неужели, не дай Бог, успела, беременная уже?
— Нет, — смеется, — не успела. Но собираюсь. Представляешь, каких мы наделаем красавчиков смешанной расы!
— Дворняжек, — говорю.
— Пусть дворняжек, но многих благородных кровей.
— Но тогда почему такая срочность? Поживите так, ладно уж, если загорелось.
А она мне в ответ теми же словами, как я когда-то говорил:
— Нет, мне настоящий муж нужен, а не так. Иначе одна нервотрепка.
— Почему, — говорю, — нервотрепка? — хотя теоретически с ней согласен. — Познакомитесь хотя бы. Может, тебе тогда и в Лондон расхочется. В крайнем случае поедете в Лондон, там и поженитесь, если не одумаешься.
— Нет, папаня, — говорит твердо. — В Лондон ехать надо в порядке, уже поженившись. И он именно тот муж, которого мне надо. Я хочу жить с ним всегда, и жить хорошо, и чтоб вам всем было хорошо. Поэтому мы сделаем так, как я говорю. Мы с Азамом поженимся, и все мы уедем в Лондон.
Вон какая у меня дочка! Никуда я ехать не собираюсь, и весь план ее детский и глубоко не отвечает существующей действительности, но какова! Вся в меня. И отчасти в Татьяну.
Точно, больница меня очень расслабила.
Вместо того чтобы злиться на глупую девку, которая решает за других, никого не спросясь, составляет нереалистический план действий и даже не принимает во внимание ситуацию с Татьяной — как она это видит, мы все уедем, а Татьяна останется здесь с хахалем? или хахаль тоже с нами поедет? — вместо того чтобы выругать и послать подальше, смотрю на нее и не могу не любоваться.
Но вопрос денег по-прежнему стоит на повестке дня, и я намерен до конца ей все разжевать, чтобы поняла наконец, какую выдумала бредятину. И говорю:
— Ну, ладно. Предположим, я позволю тебе выйти замуж. (Тут она немного улыбнулась, но смолчала.) И даже в Лондон уехать. И дам пару сот долларов на Кипр. (Спасибо, папаня, говорит.) И предположим, все мы согласимся уехать. Но все же скажи мне, на какие деньги ты будешь нас переселять? Хотя учти, лично я категорически против и не сдвинусь с места.
Она как сидела рядом на кровати, так и уткнула мне голову в грудь.
— Папа, — говорит мне прямо в пижаму и, слышу, со слезами, — я знаю, ты ко мне не так хорошо относишься и считаешь, что я гадюка неблагодарная. А мне не будет счастья, если я вас тут брошу. И Азам то же думает про своих. Мы не можем вас бросить.
Тут уж и я чуть слезку не пустил, спасибо, ей не видно. Глажу ее по голове и говорю:
— Да где же не отношусь, чего выдумываешь. А что мы с тобой цапаемся, не обращай внимания. Я тебе по молодости прощаю.
Она подняла голову, смахнула слезы и говорит:
— Правда? Я так рада.
— И я, — говорю, — рад.
— Я тебя обниму?
— Обними, — говорю.
Пообнимала она меня, а я ее снова по голове погладил, но обнимать не стал, слишком много на ней голизны. Потом отпустила и опять села напротив.
— Папа, — говорит (папаней звать перестала!), — ты себе не представляешь, как я его люблю! Ты не представляешь… — и даже кулаки стиснула.
— Ладно, — говорю, — ладно.
Меня от всего этого немного корежить начало.
— Нет, ты не представляешь, какой это человек! Он такой… такой… таких больше нет на свете!
