Решающие войны в истории

дальше и все еще увеличивая свои ряды за счет врага, он повернул на юго-восток и пошел прямо на Лондон, который открыл перед ним свои ворота. Сейчас, чувствуя в себе достаточно сил, чтобы принять бой, он вышел навстречу своим давно сбитым с толку преследователям по их прибытии в Барнет; и сражение, усложнившееся из-за тумана, завершилось в его пользу.

В тот же день королева династии Ланкастеров Маргарита Анжуйская высадилась в Уаймуте с французскими наемниками. Собрав своих приверженцев на западе, она двинулась походным порядком на соединение с армией, которую граф Пемброкский собрал в Уэльсе. Снова за счет скорости Эдуард достиг края низкогорья Котсуолда-Хилс, а армия королевы в это время шла на север по дороге Бристоль — Глостер в долине, расположенной ниже. А потом после гонки в течение целого дня, когда одна армия находилась в долине, а другая — на холмах над ней, он настиг ее войска вечером у Тьюксбери, помешав ей переправиться через Северн у Глостера, для чего послал приказ констеблю запереть ворота. С рассвета было пройдено около шестидесяти пяти километров. Той ночью он расположился лагерем слишком близко к сторонникам Ланкастера, чтобы не дать им сбежать. Их позиция была крепкой в оборонительном плане, но Эдуард использовал свои бомбарды, а также лучников, чтобы привести их в раздражение и спровоцировать на вылазку, и таким образом завоевал решающее преимущество в утреннем сражении.

Стратегия Эдуарда IV была выдающейся по своей мобильности, но типичной для века, которому не хватало утонченности и хитрости. Дело в том, что средневековая стратегия обычно ставила перед собой простую и прямую цель — поиск немедленного сражения. Если бой и приводил к определенному результату, то обычно не в пользу тех, кто стремился к нему, если только не удавалось предварительно вынудить обороняющегося противника первым перейти в наступление.

Лучший пример стратегии Средних веков был дан не на Западе, а на Востоке. Потому что XIII век, отличительный и на Западе, стал выдающимся благодаря парализующему уроку в стратегии, преподанному европейскому рыцарству монголами. По масштабам и по качеству, по внезапности и мобильности, по стратегическому и тактическому непрямому воздействию их кампании соперничают (если не превосходят) с любой в истории. В завоевании Чингисханом Китая мы можем проследить использование крепости Датун для организации ряда успешных ловушек для противника, как позднее Бонапарт использовал для этого крепость Мантую. А разветвленными, обходными маневрами и взаимодействием трех армий он, в конце концов, разрушил моральное и военное единство империи Цзинь. (Империя чжурчженей (в будущем, с 1636 г., называвшихся маньчжурами), завоевавших в 1126–1127 гг. север Китая. Империя Цзинь пала в 1234 г. после героической борьбы под двойным ударом — монголов с севера и китайской империи Сун с юга. — Ред.) Когда в 1220 году (1219-м. — Ред.) он вторгся в Хорезмскую империю, чей центр власти располагался в современном Туркестане, одно войско отвлекало вражеское внимание к нападению из района Кашгара на юге, а потом появилась основная масса войск на севере, и под прикрытием ее действий сам Чингисхан со своей резервной армией выполнил еще более широкий обход и, скрывшись в пустыне Кызылкум, внезапно вышел на открытую местность у Бухары в тылу вражеских оборонительных линий и армий.

В 1241 году его военачальник Субудай отправился в поход с целью проучить Европу. (Это была армия Батыя, которая перед этим в 1236, 1237–1238 и 1239–1240 гг. последовательно разгромила Волжскую Булгарию, Северо-Восточную и Южную Русь. Субудай (Субэдэ) был военачальником сначала у Чингисхана, затем у Батыя. Батый, вторгшись в Центральную Европу, разделил свое войско на три отряда: свой, Петы и Субэдэ. — Ред.) В то время как один отряд как стратегическое боковое охранение шел через Галицию, отвлекая внимание польских, немецких и чешских войск (помимо нанесения им одно за другим поражений), главная армия тремя широко отстоящими друг от друга колоннами прошла через Венгрию до Дуная, а две внешние колонны, образуя прикрытие и охранение, облегчали продвижение центральной колонны. Потом, сойдясь на Дунае возле Грана (Эстергома) лишь для того, чтобы наткнуться на преграду из сборной венгерской армии (с участием воинов многих стран Европы. — Ред.) на дальнем берегу, монголы искусно выполненным отходом выманили своих противников из-за укрытия, которое давала река, и за пределы досягаемости подкреплений.

Наконец, быстрым ночным маневром и внезапностью на реке Шайо (приток Тисы) Субудай опрокинул и уничтожил венгерскую армию (в марте 1241 г. — Ред.), став властелином Центральной Европы, пока добровольно не отказался от завоеванного, к удивленному вздоху облегчения Европы, не имевшей сил изгнать его. (Монголы далее вышли к Адриатическому морю у Трогира и Сплита и затем через Сербию и Болгарию вернулись в степи (добивать половцев, укреплять свое иго над Русью). — Ред.)

Глава 5 XVII век — Густав II Адольф, Кромвель, Тюренн

Мы подошли к первой великой войне современной истории — Тридцатилетней войне.

Кстати, те, кто используют этот термин в отношении войны 1914–1918 годов, чуть-чуть запоздали с таким определением, потому что даже за три столетия до этого титул уже становился затертым от частого употребления.

В Тридцатилетней войне мы не найдем ни одной кампании, которую можно было бы назвать решающей. Наиболее близок к такому определению заключительный этап противоборства между Густавом II Адольфом и Валленштейном, который из-за смерти первого в кульминационной битве при Лютцене был решающим в том плане, что устранил возможность, даже вероятность, великой протестантской конфедерации под шведским руководством, и, если бы не французская интервенция и убийство Валленштейна, сражение при Лютцене могло бы стать решающим фактором в создании объединенной Германии за более чем триста лет до того, как это было достигнуто в реальности. Эти частично решающие результаты и возможности были определенно обретены применением непрямых действий, потому что финальная и единственная решительная битва закончилась поражением, хотя и опять не решающим, то есть не стала той, которая склоняла весы истории. (Далеко не единственная. В 1631 г. при Брейтенфельде Густав II Адольф разгромил имперское войско под командованием Тилли. До этого была судьбоносная для Чехии битва на Белой горе (1629), где имперцы Тилли разбили чехов (после чего страна подверглась террору, а ее население сократилось в несколько раз). — Ред.) И все-таки, если это поражение произошло частично из-за несовершенства боевой машины Валленштейна по отношению к той, что была у шведов, частично и из-за неспособности Валленштейна воспользоваться тактически своей стратегической возможностью, — ведь он, несомненно, еще до начала сражения имел реальное преимущество. И стоит еще заметить, что оно пришло не с помощью одного, а целых трех последовательных непрямых действий — которые воистину изменили весь внешний вид войны. Призванный вновь командовать несуществующей армией по просьбе суверена (императора Фердинанда II), который был к нему несправедлив, Валленштейн за три месяца собрал около 40 тысяч солдат удачи, привлеченных блеском его имени. Несмотря на срочный призыв о помощи из Баварии, покоренной тогда непобедимой армией Густава II Адольфа, Валленштейн, напротив, повернул на север против более слабого союзника Густава — саксонцев, и после того, как выбил их из Чехии, пошел на саму Саксонию. И даже вынудил упрямого курфюрста Баварии привести свою армию и соединить с Валленштейном, тем самым оставив Баварию еще более беззащитной, чем когда-либо. Но в действительности все было иначе, и расчеты Валленштейна оправдались, потому что угроза потерять своего младшего партнера вынудила Густава II Адольфа покинуть Баварию и поспешить на спасение Саксонии. До того, как он мог подойти, Валленштейн и курфюрст объединились, и, оказавшись лицом к лицу перед их единым войском, Густав II Адольф отступил на Нюрнберг. А Валленштейн последовал за ним, но, обнаружив, что шведы прочно закрепились на позициях, заметил, что «сражений было уже достаточно разыграно, настало время испробовать другой метод». Вместо того чтобы бросать в бой своих новобранцев против давно не знавших поражений шведов, он сам окопался на позиции, на которой, пока его армия отдыхала в безопасности, с каждым днем все более укреплялся в уверенности, что своей легкой кавалерией сможет перехватить линии снабжения Густава II Адольфа. Валленштейн придерживался этой тактики и шел к цели, не сворачивая, оставаясь глух ко всем призывам к сражению, пока шведский король, чувствуя костлявую руку голода, попытался безуспешно