Мне плохо. Очень плохо! Так плохо, как только может быть в том состоянии, в котором нахожусь… Кто сможет мне помочь? Я сам? Да что вы, это невозможно… Тася! Тася! Где ты? Ну, в самом деле, сколько еще можно ждать!.. Но вот я слышу ее быстрые шаги.
Тася — это моя несчастная жена. А я врач, обыкновенный сельский врач, богом забытый в этой деревенской глухомани.
— Я не буду больше приготовлять раствор. — Это говорит она.
Вот ведь как! Вместо того чтобы помочь, опять напрашивается на скандал. Я все же пытаюсь уговорить:
— Глупости, Тася. Что я, маленький, что ли?
— Не буду. Ты погибнешь.
— Пойми, что у меня болит в груди!
— Лечись.
— Где? У кого? Да кто меня здесь вылечит?
— Тогда уедем отсюда. Здесь ты пропадешь. Морфием не лечатся. — Потом, видимо, подумала и добавляет: — Простить себе не могу, что приготовила тогда вторую дозу.
— Да что я, наркоман, что ли? Что это тебе взбрело такое в голову? — Честно скажу, я возмущен ее предположением.
— Да, ты становишься морфинистом, — отвечает.
— Так не пойдешь? — Я чувствую, как во мне поднимается, вскипает злость.
— Нет!
Злость стала огромна, невероятно велика. Злость давит, она душит меня. Не в силах ей противостоять, я выхватил револьвер из ящика стола.
— Чего ты ждешь? Стреляй! — Тася удивительно спокойна. Я бы сказал, убийственно спокойна.
Стрелять или не стрелять?
— Себя ты все равно не спасешь, а для меня, наконец, закончится кошмар.
— Тогда я застрелю себя! Смотри! Ну, неужели тебе меня нисколечко не жалко?
— Стреляй…
Я подношу револьвер к виску и думаю: нажать на спусковой крючок или не стоит?
И тут только понимаю, что револьвер-то не заряжен.
— Ах ты дрянь! Ты даже уйти из жизни мне не позволяешь! Гнусная лицемерка! Обманщица!
Схватив револьвер за дуло, я бросаюсь на нее. Вот тут она и вправду испугалась. Мы боремся. Она оказывается сильнее меня… Изнемогаю… Устал… Сил никаких нет…
И вот я снова на кровати. А Тася здесь же, рядом, гладит меня рукой по голове:
— Бедненький мой! Ну, успокойся.
А как тут успокоишься, когда вся жизнь наперекосяк!
— Тася! Я так больше не могу. Я здесь погибну!
— Давай вернемся в Киев…
Надо признать, что у моей супруги редко, но все же возникают в голове кое-какие мысли. Я, даже несмотря на нынешнее свое состояние, готов их обсудить.
— И что нам делать в Киеве?
— Там твои близкие, там доктора. — Она все о своем, а я уже не могу слушать эти ее убогие советы, эти бабьи причитания.
— Зачем мне доктора? Я сам доктор!
— Не хочешь в Киев? Ну, тогда в Москву поедем. Добьешься перевода в другое место, если жить здесь совсем невмоготу.
Как же я сразу-то не догадался? Ведь она подсказывает выход. Все понимает, только виду не подает.
— Да… да! В Москву! Завтра же и поеду… — Странно, но я чувствую, что мне внезапно полегчало.
— А я?
Ну вот опять! Так вроде начинает хорошо, а потом снова переходит на банальности.
— Зачем тебе? Я вот насчет работы съезжу, договорюсь о переводе, зарплату получу, а уж тогда…
Плачет.
— Я знаю. Ты опять к ней. Зачем я только подсказала?
— Да что ты мелешь ерунду! При чем тут?.. — Разыгрываю возмущение, стараясь не смотреть в ее глаза.
— Это она тебя сгубила! Ты посмотри на свои руки, посмотри.
— Немного дрожат. И что? Это не мешает мне работать.
— Ты посмотри, они прозрачны. Кожа да кости… Взгляни на свое лицо… Ты погибаешь. И все из-за своей княгини. Она тебя довела…
Ну, что мне ей сказать, если я сам в себе не в силах разобраться?
— Успокойся. Спасибо морфию, он меня избавил от нее. Вместо нее — только морфий.
— Ах, боже мой! Что мне делать?
Вижу, что она смирилась. Неужели так любит? Или попросту привыкла? Я до сих пор не понимаю, зачем не ушла еще тогда… Клятва верности перед алтарем? Своеобразно понятый долг перед своим супругом? Ну что ж, у каждого своя судьба. Свой приговор.
В тот раз я приезжал в Москву за новым назначением. Во фронтовом госпитале толку от меня было мало, а в сельской местности не хватало докторов — опытных врачей отправляли в действующую армию. В принципе я был не прочь потрудиться на ниве оздоровления страждущих от геморроя или инфлуэнции, поскольку отрезание рук, ног и зашивание под гром артиллерийской канонады вспоротых осколками снаряда животов меня уже не увлекало.
Остановился я у дяди, в шикарном доме на Пречистенке. Если быть точным, я стал желанным гостем сразу для обоих дядьев. Ведь как-никак не только близкая родня, но и коллеги по профессии! Один из них занимался женскими болезнями, другой увлекся лечением детей. Шесть комнат, изысканная мебель. Судя по обстановке в доме, врачебная практика была делом очень прибыльным. Впрочем, я так никогда и не осмелился спросить, кому из них больше повезло — то ли педиатру, то ли гинекологу.
В итоге блуждания по инстанциям новое направление я получил. Мне предстояло трудиться в сельской больнице где-то под Смоленском. Испытывая понятное волнение и сохраняя веру в то, что еще удастся сделать что-то стоящее в этой жизни, я направлялся к дому, надо же было успокоить родственников…
И вдруг увидел ее.
Она шла навстречу мне, по тому же тротуару. Изящная молодая дама с благородной осанкой, с красивым, но почему-то очень грустным лицом. Если бы не эта неожиданная грусть, я бы, наверное, ее и не заметил — мало ли красивых женщин можно повстречать в Москве. А тут в моем воображении сразу возник некий, не вполне законченный сюжет. Будто бы муж ушел сражаться на войну, а она осталась совсем одна в этом огромном городе, где нет ни знакомых, ни друзей. И еще показалось, что только я смогу ее утешить. Да, видимо, так было предназначено судьбой.
К моему удивлению, слова незнакомого человека были встречены более чем благосклонно. Видимо, молодая женщина отчаянно нуждалась в друге, способном поддержать в трудную минуту, веселой болтовней отвлечь от наболевшего… Кто знает, о чем она подумала в тот момент, когда взглянула на меня и на ее лице появилась едва заметная улыбка.
Потом мы с ней гуляли по Москве, она рассказывала о себе. Судя по всему, у нее была потребность выговориться, словно бы она напрочь была лишена такой возможности прежде, до того, как встретила меня. Я чувствовал ее доверие и испытывал такую радость, какая бывает лишь при встрече с близким другом, с которым виделся лишь много лет назад.
И тут она произнесла одно магическое слово — Карачев. Маленький уездный город на Орловщине, где до сих пор живет моя родня. Но по словам новой знакомой, там же, неподалеку от Карачева находится
