то что — сидим сиднями, как тут не заскучать, не зачахнуть! Но помогли мы вам — это верно. А то привезли бы вас в Город — а это уж, почитай что, конец истории! Кто туда попадет — домой ни за что не воротится! Оттуда обратного пути уж нет. Конечная станция: ни вперед, ни назад. А вы, как я понимаю, еще надеетесь выбраться?
Орина кивнула и сказала:
— Только, говорят, без карты личности никак нельзя обойтись…
Но оказалось, и прадед про такую карту не слыхивал, он сказал: дескать, я ведь дальше этих мест-то раза три только и был — и всё без карты… Один раз по именному делу, пару раз — по вызову. Так что — извиняйте… А вот, дескать, Каллиста много раз у вас бывала, я уж говорил: невинным младенцам и… тем, другим, послабление делают даже на пути Туда… Так, может, правнучка какую тайную тропку укажет…
Но Каллиста Яблокова, нахмурившись, отвечала, что она ходит через кротовый лаз, сама еле пролезает, куда уж таким… тетям-дядям… Вот Горохов-де мигом проскочит — и окажется там, где надо!
Орина приуныла, а Павлик Краснов стал спрашивать:
— Почему ты нам помогаешь, Каллиста?
— Потому что не хочу ее видеть! — выпалила девчушка, ткнув пальцем назад — мимо прадедушки, в Орину. — Формально-то ведь ей семь, — хоть и выглядит она… старше, чем наша Афина Ивановна… значит, к нам её и направят! Она-то уж не будет беспризорничать, как я… Только ее в нашей школе и не хватало! Мало мне всяких неприятностей, так еще она там будет… глаза мозолить… Нет уж! Эх, не предусмотрела я… Надо было сделать так, чтоб она к отрокам попала, в Пургу… Да ведь еще не вечер!
Тут впереди показалась рыжая лошаденка, запряженная в телегу; возница, заслышав топот копыт, обернулся, попытался на узкой дороге, сжатой с обеих сторон лесом, направить своего мохноногого конька на обочину, и заднее колесо наскочило на ствол придорожной осины. А Орина узнала, кто это… и одновременно с Павликом воскликнула:
— Дедушка Диомед!
Конюх с опаской косился на всадников, он явно никого не узнавал. А они уж нагнали телегу: Басурман казался совсем игрушечным и таким уж жалким рядом с могучими конями, шкура которых лоснилась и атласисто сияла.
— Это же мы: Павлик — Пандоры Красновой сын и я, Оринка — Пелагеи Ефремовны внучка! — говорила Орина, свесившись с коня.
Дедушка Диомед и вожжи бросил: дескать, эк вас… побило-то непогодой!
— От меня, в таком разе, одни кости должны были бы остаться! А я — вон: ничего еще! — конюх горделиво повел тощими плечами, а Орина приметила, что на дедушке разные валенки: левый — белый, с черной заплатой на пятке, правый — черный. Вот что бы на это сказал Шерлок Холмс?
Павлик Краснов первым соскочил с лошади, и возница, как ровне, протянул ему руку, бормоча: «Ну Павел, ну Павел, каков ты стал, не ожидал…» Орина тоже слезла на землю. А прадедушка Ефрем Георгиевич и дед Сашка не спешили спешиваться. Прадед произнес: дескать, вот вам и попутчик! А нам-де с Сашкой пора ворочаться… А то не ровён час хватятся — а нас нет!
Каллиста же, ни слова не говоря, съехала по белесой конской гриве, в которую успело набиться репьев, сучочков, сосновых иголок, мха, какой-то растительной шелухи, вниз — дескать, я тоже остаюсь — и помахала всадникам рукой. А те, распрощавшись со всеми, поворотили коней обратно, в сторону «9-го километра», крикнув: дескать, ежели что — в крайнем случае, конечно, — зовите: если сможем — поможем! Главное, пробиться через вражеские кордоны.
Все взобрались на телегу, и Басурман заперебирал копытами. Каллиста спросила: дескать, дедушка, а почему у тебя валенки разные? Возница поглядел на свои ноги и, пожав плечами, отвечал: дескать, пары к белому не нашлось… Да и какая, мол, разница, в чем ходить — тут людей почитай что и нет: некому судить да рядить.
Дедушка Диомед, кивнув в сторону ускакавших конников, в свою очередь стал спрашивать: дескать, а это кто ж такие — если не секрет?
Орина объяснила: родня-де никогда не виделись, а тут вот — довелось… Каллиста, по шейку зарывшаяся в сено — одна голова в чепчике торчала наружу да кулак, — демонстративно хмыкнула.
А Павлик спросил, не встречал ли конюх директора Леспромхоза Вахрушева, ведь он-де тоже направился на «9-й километр», еще вчера? Дедушка Диомед покачал головой: дескать, неужто разминулись?! И как же, дескать, теперь — ведь я же хотел доложить начальству обстановку…
— На «9-м километре» избы тоже стоят пустые, — говорил конюх, видать, решив за отсутствием директора рассказать о результатах разведки хоть кому-нибудь. — Врагов не замечено, но и красные флаги нигде не развеваются, трудно понять, в чьих руках село-то… А в Город я не решился ехать… Пока, думаю, обернешься… Занял хорошую позицию — на угоре избушку нашел, из окон все видать: и что на железной дороге делается, и кто в лес идет али из лесу… Две ночи так ночевал. А поезда-то, ребята, ходят! Особенно по ночам — не уснешь! Так и шныряют: туда-сюда, туда-сюда! Но ни один здесь не остановился, все, знать, скорые… На наших полустанках им резону нет останавливаться. А пригородных поездов ни одного не видал! Один только поезд на «9-м километре» и остановился — ваш товарняк! И то потому, что… родня ваша постаралась! Ох, и родня боёвая! Я-то, как завидел из окон этих верховых с девчуркой, так скрытно стал наблюдать за ними… Кто его знает, кто такие: наши — не наши… Хоть и в нашей форме был солдат, а все ж таки сумление берет… А что я с берданкой — против черного-то автомата?! Ну а стрельба-то быстро прекратилась: охраны немного ведь было… Опять же: крики слышны, а по-каковски кричат — непонятно, я переждал, поглядел, как скот из вагонов валит, — вот жалость-то: некому обиходить скотинку, — и давай в обратный путь собираться… Не думал, что конники тоже в нашу сторону грянут, а то бы мы с Баско поднажали… Я, ребята, по правде-то говоря, думал, что бандитики это, навроде Махно… Ведь тут сам черт ногу сломит: ничего не разберешь! Полная анархия и ахинея…
Вдруг конюха окликнули по имени, — а ни впереди, ни позади никого на дороге не было… Они уж было проехали, и тут из-за деревьев вышли две женщины: высокая да пониже… Дескать, дедушка Диомед, подвези нас до дому! Мы-де с поезда — освободили нас добрые люди, а то прямо бяда!
— Так это ж… наши бабоньки: Юлька Коновалова и… эта, как ее… учительша приезжая… географии учила детей…
— Тамара Горохова я! — напомнила длинная баба — и широко улыбнулась, так что всех обдало золотым сияньем.
— Кто-о?! — воскликнула Каллиста, а Горохов, до тех пор смирно сидевший в ее кулачке, при этих словах вызднулся выше головы возницы, — видать, проскочив в щелку меж пальцев подруги, — упал на землю и закатился под тележное колесо.
Каллиста вскрикнула и, бросившись за ним, с трудом выковыряла Покати-горошка из дорожной грязи.
А Орина с Павликом, услыхав фамилию учительницы, переглянулись: дескать, обманула географичка перевозчика, кружным путем добирается до дому, — ничего Язону не перепало из зубного золота.
Обе женщины уселись на край телеги, свесив с боков ноги: Юля Коновалова была в туфельках на шпильке, а географичка — в войлочных сапожках. Каллиста фыркнула и с головой зарылась в сено. Орина помялась-помялась и спросила у женщин: дескать, у вас зеркальца не найдется?.. Но Тамара Горохова только головой покачала, а Юля Коновалова со вздохом ответила, что они идут налегке, ничегошеньки у них нет, все карманы пустые, кто бы знал, что так будет, так прихватили бы с собой какое-никакое добро…
— Мужиков бы, в первую очередь! — вновь показала желто-горящие зубы учительница. — У меня мужик молодой дома остался…
— Знаем, знаем, — усмехнулась Юля Коновалова.
— Хоть бы уж не хвалилась, — проворчал дедушка Диомед. — Мать-то Теркина не все еще патлы тебе выдрала?..
— Как видите, нет… Он бы и в могилу со мной лег — так уж любит! Жалко, нет сейчас такого обычая…
— Так вроде жену к умершему мужу подкладывали, а не наоборот, — удивилась Юля Коновалова.
А географичка, с интересом поглядывая на Павлика, осветила того улыбкой и, мазнув взглядом по Орине, сказала:
