более или менее абстрактных предписаниях речь шла лишь об обязанностях людей по отношению к богам. Столь же важны были труды на благо богов, регулярные жертвоприношения и исполнение культовых обрядов. Так как люди были с самого начала созданы именно для того, чтобы заботиться о богах, об их жизненных благах — как об этом говорилось в эпосе о сотворении мира, — то люди должны были приносить богам жертвы, установленные жречеством. При этом боги могли прогневаться, если им принесут не вполне безупречную овцу или недостаточно чистую муку. При помощи таких предписаний жрецы гарантировали себе лучший кусок и не допускали того, чтобы верующие принесли в храм что-либо не вполне доброкачественное. Нежелательно было, чтобы верующие сами совершали жертвенный обряд — выполнение этой церемонии было делом жрецов. Так, существовали, например, точные предписания о том, в каком порядке все должно было делаться: «Святую воду должен ты кропить, установить алтарь, заколоть жертвенного ягненка, положить правую часть туши и другие куски мяса, насыпать фиников, муки, поставить смесь меда и масла, установить курильницу с кипарисовой смолой, принести кунжутное вино и возлить его, пасть ниц, очистить курильницу, факел, чашу для святой воды, кедровый жезл и сказать затем, обращаясь к Шамашу…»[76] — далее следует текст молитвы.
При принесении жертв верующие должны были произносить предписанные молитвы, чтобы обратить на себя внимание бога. Текст этих молитв часто фиксировался письменно. Известны молитвы различного назначения: восхваляющие богов, призывающие их, молитвы-жалобы, молитвы-покаяния, просьбы и заклинания. При этом требовалось, чтобы в каждом случае молящийся занимал полагающуюся позу: например, становился на колени, касался лбом пола, целовал ноги или край одежды бога, стоял, воздев руки и призывая бога.
Молящиеся обращались к посредничеству жрецов, в то время как цари и правители могли рассчитывать на поддержку и ходатайство низших богов. Подобные сцены неоднократно изображались на рельефах. На них можно видеть, например, как правитель, ведомый за руку низшей богиней, подходит к богу, к которому обращается с молитвой. Властители просили богов в общем и целом совсем о других вещах, чем обычные люди, хотя заботы о многочисленном потомстве волновали всех в равной мере. Так, Навуходоносор обращался в одной из молитв к Набу: «Набу, законный наследник, высокоблагородный визирь, победоносный любимец Мардука, воззри благосклонно и благостно на мои дела и подари мне вечную жизнь, многочисленное потомство, прочность трона, долгое правление, победу над врагами и завоевание вражеских земель»[77].
Во многих случаях люди могли навлечь на себя гнев богов, — нарушая ли заповеди, принося недостаточные жертвы, неточно выполняя правила культа или совершая ошибки в повседневной жизни. В качестве наказания боги могли наслать на них болезни, несчастья, нужду, бедность, неудачи личного или делового свойства, вообще беды всякого рода. Тогда не оставалось ничего другого, как усилить старания, не упуская из виду ни одного предписания, приносить дополнительные жертвы и просить бога в своих молитвах о снисхождении.
Вот текст молитвы, с помощью которой некто, видимо большой грешник, пытается добиться милости у бога: «Кто тот, кто не согрешил против своего бога, кто выполнял все его предписания? Всем людям, сколько их ни есть, ведом грех! Я, раб твой, постоянно грешил во всем, обращался к тебе, но снова и снова тянулся к неправому. Я постоянно лгал, легко отмахивался от своих грехов, то и дело говорил нечестивое: тебе ведомо все это! Все, что мерзостно богу, сотворившему меня, я совершал, я кощунственно ступал туда, куда не должно ступать, я снова и снова делал злое. Я с жадностью заглядывался на твои обширные владения, на твое драгоценное серебро распространялась жадность моя. Я поднял руку и я опрокинул то, что еще не было опрокинуто; я снова и снова входил в храм нечистым. То, что особенно тебе противно, я постоянно творил; я снова и снова делал то, что ненавистно тебе. В ярости сердца моего я поносил твою божественность, я беспрестанно грешил вольно и невольно; я кощунствовал, полагаясь на собственный разум. Мой бог, сердце твое хочет одного: чтобы наступил покой! Пусть разгневанная богиня вполне успокоится. Оставь, о богиня, свое негодование, которым ты продолжаешь так сильно пылать, о чем говорит все твое существо, примирись со мной! Пусть велики мои грехи, отпусти мне долг мой; пусть я семикратно кощунствовал, но да успокоится твое сердце но отношению ко мне! Сколько раз я грешил, столько раз пощади меня!»[78]
Труднее было тем, на кого бог гневался на протяжении многих лет, не прощая сокрушенного грешника. В таких случаях рекомендовалось, не называя определенного имени, призывать на помощь всех богов, чтобы не пропустить кого-либо из них.
Жрецы имели большое влияние на верующих, ибо они были посредниками между народом и всемогущими богами. Они знали сложные ритуалы и молитвы и обладали, таким образом, ключом к отпущению грехов. Лишь немногие люди отваживались выражать скептическое отношение к провозглашенному жрецами мировому порядку; горькое разочарование звучит, например, в «Жалобе мудреца»: «Внимание, мой друг, усвой мой совет! Запомни мои мудрые слова! Ценится слово знатного — того, кто научился убивать. Унижают слабого, который не грешил. Свидетельствуют в пользу грешника, чьи преступления тяжки. Преследуют праведного, который ищет совета у бога. Наполняют драгоценным металлом карманы разбойника, но опустошают насильники чуланы, забирая пищу у беспомощного. Дают власть победоносному, чья скромность притворна. Уничтожают убогого и повергают ниц слабого. Так и меня, беспомощного, преследуют выскочки!»[79]. Выраженное в этих словах разочарование свидетельствует о том, что уже в I тысячелетии до н. э. была основательно поколеблена вера в «данный богами порядок»; конечно, это касалось лишь небольшого круга образованных людей, к которому принадлежал автор процитированного нами литературного произведения.
За такие кощунственные речи разгневанные боги — как утверждали жрецы — могли наслать не только болезни и несчастья, но и смерть, что для жизнелюбивых вавилонян было связано со многими страхами. Ибо они — в отличие от древних египтян — не верили в продолжение счастливой земной жизни в загробном мире, а представляли пребывание в царстве мертвых в весьма мрачном свете. Их философия ценила прежде всего жизненные наслаждения:
Даже и тот, чей желудок был пуст, боялся мрачного царства мертвых и так же, как состоятельный вавилонянин, молился о продлении жизни. Однако никому не было суждено жить вечно. Наступал день, когда «жизнь срезалась тростнику подобно», и тело, разлагаясь, превращалось в глину; душа же должна была вступить на полный мучений путь в подземное царство.
Чтобы обеспечить душе умершего покой в подземном царстве, над телом покойного должны были быть совершены различные церемонии. В дом покойника приходили плакальщицы и произносили полагающиеся причитания, скорбящие о мертвом разрывали свои одежды, растрепывали волосы и бороду и даже наносили себе телесные раны. Жрецы исполняли траурную музыку и подготавливали погребение. Для простых смертных оно было несложным. Бедных людей заворачивали в тростниковую циновку, богатым
