накладывали закуски. Катя от волнения тоже наполнила сначала свою тарелку, потом желудок. Если и дальше так пойдет, скоро она начнет врать самой себе про то, что хорошего человека должно быть много, а все худые – недовольные жизнью стервы, ведь им приходится все время жевать салатные листья даже без хлеба, а от этого портится характер.
Что ж, претендент оказался вполне симпатичным. Невысокий, но крепкий. Круглое доброе лицо. Пил и вправду компот. А через час предложил Кате прокатиться с ветерком на своем микроавтобусе иностранного производства.
– Конечно, молодежь, прокатитесь. Уединитесь. Чего вам со стариками-то сидеть, – энергично закивала тетя Тая.
– А ты ничего! Очень даже! – заявил Виталик Кате, когда они вышли на улицу.
Парню явно понравилось парадно-выходное платье – черное, бархатное, с декольте, которое Катина мама собственноручно сшила и натянула сегодня на дочь.
Еще мама заставила Катю сорок минут портить волосы электрическими щипцами в надежде добиться соблазнительных локонов. Ну и, конечно, каблуки. Катя старалась не споткнуться. Виталик руку даме не предлагал. Зато не матерился. И всего раз сплюнул…
– Когда тетя Тая сказала, что есть на примете хорошая девушка, я про тебя-то и не подумал, – откровенничал претендент по дороге на стоянку. – Я тебя помню. В одну школу ведь ходили. И возил тебя не раз. Только ты была в очках и в кедах…
– Кроссовках! – возмутилась Катя.
За кого он ее принимает? Ну да, раньше она не слишком любила наряжаться. Вот ее одноклассница Светик полдня проводила перед зеркалом, чтобы удостовериться, что мини-юбка делает максимальной длину ее ног, а правый глаз не менее выразителен, чем левый. Катя же за это время успевала прочитать избранные лекции «Курса русской истории» Ключевского. Еще неизвестно, что лучше. К тому же и шоферы баранку не в костюмах с галстуками крутят. Хотя сейчас претендент был как раз в костюме и с галстуком.
Судя по всему, стилисты главных героев этого вечера – тетя Тая и тетя Маша (Катина мама) – постарались на славу. Любой прохожий, едва взглянув на эту парочку, сразу убеждался в серьезности намерений парня и в том, что он – последняя надежда для девушки, иначе чего это она так вырядилась, не в Большой же театр идут.
Они шли по маленькой улочке, на которой не часто встретишь не только балерину, но и автомобиль. К тому же они явно не претендовали на рекорд по спортивной ходьбе. Катя, если честно, забыла, когда в последний раз так плелась. В метро всегда есть риск быть прищемленной дверью вагона, поэтому привыкаешь перемещаться в стиле кенгуру. Но здесь совсем другой мир. Мир работящих парней, у которых нет времени на измены, но всегда найдется минутка для простых семейных радостей.
Да, Виталик не нальет ей шампанского по триста пятьдесят евро за бутылку, но и не сбежит играть в бильярд на раздевание.
Катя решила радоваться тому, что она именно здесь и именно с ним.
– Но теперь ты другая, – с чувством изрек Виталик. – Как все!
– Спасибо! – Она поняла, что это комплимент.
И не только потому, что не была избалована восхищенными мужскими словами и взглядами. Просто «все» – это в меру симпатичные и приятные люди. А «не как все» – это или модели для глянцевых журналов, которые жуют салат в надежде, что их пригласят на показ в Париж, или неуклюжие девицы в очках и кедах. Нет уж, лучше золотая середина.
Вот такая милая, почти философская, у Кати получилась беседа с будущим забивателем гвоздей в ее квартире…
Они подошли к стоянке, уже по-вечернему заставленной. Виталик по-свойски поднырнул под шлагбаум. Кате пришлось сделать то же самое. К ним сразу же кинулась целая свора собак. Псы лаяли и виляли хвостами. И Виталик каждого знал по имени. А Кате оставалось надеяться, что не укусят. И что собачья шерсть с бархата счищается, а то мама расстроится. Катя же не слишком.
– Прошу! – Виталик распахнул перед ней дверцу своего микроавтобуса с таким видом, как будто это была карета. – Специально помыл сегодня днем. Знал, что ты оценишь.
Она оценила. Хотя и в грязной машине ей все-таки было бы уютнее, чем на продуваемой уже почти совсем осенним ветром стоянке и с собачьей мордой между ног.
Виталик завел мотор и включил музыку.
– «Ах, сало, ох, сало! Жри, и горя мало!!!» – В салон ворвался залихватский мотивчик.
В последнее время Кате везло на водителей, предпочитающих радио «Шансон».
– «Мерседес-бенц спринтер». – Шофер явно гордился своей машиной. – Восемнадцать мест, низкий пол, дополнительный отопитель салона, высокая крыша. Хотя сборка коломенская, а не немецкая, качество не страдает. Все эти «газели» нам в подметки не годятся! Мы с напарником по очереди на мерсе работаем. Но сейчас напарник мой на юга с женой подался. А у меня сегодня выходной. Так что мы с тобой дадим газу…
Катя улыбнулась. Мама может быть довольна. Ее дочь катается с женихом на иномарке. Прямо как дочка соседей с первого этажа, которая уже в восемнадцать лет выскочила замуж за местного предпринимателя, торгующего колбасой. В период ухаживания он тоже активно возил ее на «мерседесе», а теперь она сидит дома с ребенком, а он активно возит молоденьких продавщиц…
– Ты знаешь, что моя мамка раньше с твоим папкой на Сахарнице работала? – подал реплику Виталик.
Общее прошлое может пригодиться в настоящем и помочь общему будущему в квартире на Патриарших. Сахарница – это сахарный завод. Долгое время кормилец и поилец всего местного населения. Но у Кати было свое отношение к предприятию.
На взгляд историка, завод дважды разрушал очарование их старинного городка, где дома на главной улице украшала лепнина и зелень садов. В первый раз – фактом своего создания в начале двадцатого века. Ведь работающим на нем гражданам потребовались бараки, а потом безликие, унылые панельные многоэтажки. В одной из таких и жила семья Кати.
Вторым ударом стало закрытие производства. Перестав быть трудящимися, многие стали пьющими. И Катин папа в их числе. Но, конечно, она не собиралась обсуждать это с его будущим зятем…
– Помнишь, эта речка раньше была сладкой? – спросила Катя, когда они проезжали по мосту.
Надо же как-то поддержать разговор.
– А то! – обрадовался Виталик. – Мы с пацанами столько сигарет на спорах выиграли. Даже столичные хмыри не верили, что бывают сладкие реки, пока не нахлебались здесь, как мы, отходов сахарного производства.
– Я здесь тоже купалась. Один раз, – призналась Катя. – Потом не могла волосы расчесать. Склеились.
– Так вот почему девки эту речку не любили! – хохотнул Виталик. – Ты открыла мне глаза, Катюха!
Ну, вообще-то она себя Катюхой не считала. Но промолчала. Вспомнила мамины нравоучения. Отношения – это компромисс.
– Хреново стало, когда Сахарница захлопнулась. – Парень сделался серьезным. – Меня ведь мамка тоже на завод хотела после армии устроить. А тут облом. Ну ничего, не пропали! Баранка вон не хуже сахара кормит. Я недавно мамке стиральную машину купил. С этим… сенсорным управлением. Она, конечно, без очков эти точки не понимает, не туда тыкает. Зато все соседки обзавидовались…
Что ж, Катю можно поздравить. Ее избранник – заботливый сын. Именно из таких получаются заботливые мужья. А вот Алексей Горчаков может и не ответить на звонок матери. Он бывает так поглощен общением с какой-нибудь мисс грудь, что не замечает воя пожарных сирен и языков пламени.
Катя не сомневалась, что как раз сейчас Алиса Островская сенсорно управляет их разгоряченными телами. А у Алексея Горчакова не возникает затруднений, в какие точки тыкать, нажимать, ласкать…
Спокойно! Не нужно завидовать, ревновать и переживать. Чему тут завидовать? Алексей относится к женщинам, как к деньгам: чем их больше, тем лучше. Разве одна купюра станет ревновать другую и страдать по этому поводу? Смешно!
Просто Катя не желает быть дензнаком, даже и большого достоинства. Она предпочла с достоинством
