— Мы с твоим папой… в общем, у нас все плохо. Мы собираемся разводиться. Сам понимаешь, обстановка сейчас напряженная. Он целыми днями торчит во дворе и ломает доски.
— Ну… если бы меня
— Пожалуйста, — перебивает Билли, — я вас очень прошу, послушайте меня. Мне нужно поговорить с вами обоими. О Кэролайн. Это важно.
— Билли, пойми. Сейчас с ней вообще бесполезно о чем-либо говорить. Твоя мама, она… она подумывает о том, чтобы оставить науку и посвятить себя исключительно живописи. И бросает меня ради посла из Заира.
— Но мне надо знать…
— Билли, ты уже взрослый мужчина, — говорит мама. — Быть взрослым, помимо прочего, означает, что ты умеешь справляться со страхом, что ты уже взрослый. Никто не знает, что будет с ним завтра. Но взрослые люди этого не боятся. Может быть, врачи ошиблись. Переоценили твои силы. Мы с папой были не очень уверены, что ты готов…
— Мама, папа.
— Нет, Билли. Не надо. Ты справишься, мальчик. Я в тебя верю. Расправь паруса и держи штурвал крепче. Вперед и только вперед!
— Но, папа…
— Ладно, сынок, ты звони.
— До свидания, Билли.
Билли кладет трубку на место и смотрит на дневник Кэролайн. Он рассеянно листает тетрадку и натыкается на страницу с фотографией из газетной вырезки. Это они, все вместе, втроем — Билли, Кэролайн и Фентон — такие юные и счастливые, так хорошо улыбаются…
Билли кладет палец на лицо Фентона на фотографии и легонько стучит по нему — медленно и печально. Потом поднимается из-за стола, убирает дневник в карман и идет к лифтам.
Семнадцать
В автобусе, по дороге с работы, мальчик-детектив открывает портфель и смотрит на дневник Кэролайн и ее набор для снятия отпечатков пальцев.
На крышке набора приклеена этикетка, на которой написано: «Собственность Билли Арго», — только «Билли» зачеркнуто, и сверху надписано «Кэролайн». Рядом с этикеткой — маленький отпечаток большого пальца Кэролайн. Билли смотрит на черный узор из тонких бороздок и вспоминает их нежную мягкость.
Мальчик-детектив стоит на крыльце, перед входом в маленький желтый домик, и звонит в дверь. Крыльцо скрипит у него под ногами. Дверь открывает необъятных размеров толстуха в желтом халате и синих пушистых тапочках. Она застывает с отвисшей челюстью и смотрит на Билли во все глаза. Ее губы дрожат.
— Это ты, Билли Арго? Правда, ты?!
— Здравствуйте, миссис Миллз.
— Он… он будет рад тебя видеть.
В данный момент — впрочем, как и в любое другое время — Фентон Миллз лежит в постели. Он явно страдает избыточным весом, причем в совершенно невообразимых масштабах. Его спальня похожа на комнату восьмилетнего мальчика: по стенам развешаны вымпелы и флаги футбольных команд, по полу разбросаны книжки комиксов. Одна стена сплошь покрыта газетными вырезками с репортажами о делах мальчика-детектива. Мама Фентона кричит из соседней комнаты, с волнением в голосе:
— Фентон, к тебе пришел Билли Арго!
Билли входит в комнату Фентона — медленно, словно с опаской. Смотрит на своего старого друга и улыбается нервной дрожащей улыбкой.
— Фентон, — говорит Билли. Фентон не отвечает, молчит. Он такой толстый, просто огромный, в белой с синем пижаме. В маленькой белой кроватке. Он ужасно смущается своей необъятной комплекции. Его взгляд нервно мечется из стороны в сторону, маленькие голубые глаза совершенно теряются на круглом, заплывшем жиром лице. Он боится смотреть в глаза своего старого друга.
— Билли, — говорит он наконец.
— Как я понимаю, это ты посылал мне шифровки.
— Не понимаю, о чем ты.
— Ты не посылал мне зашифрованные сообщения?
— Нет, не посылал.
— По поводу «абракадабры»?
Глаза Фентона блекнут, как будто подернувшись мутной пленкой. Он весь обмякает и тихо кивает.
— Мне надо было, чтобы ты ответил. И я не знал никакого другого способа, — говорит он. — Я пытался с тобой связаться. Я все время пытался… Почему ты ни разу не перезвонил мне, Билли? Я звонил тебе в больницу! Однажды я даже пришел туда, но мне сказали, что ты не хочешь меня видеть. Почему?
— Я… я вообще никого не хотел видеть. Вообще никого. Извини.
— Билли, ты хоть понимаешь, что со мной стало? Посмотри на меня, ради Бога. Посмотри на меня.
— Я… мне очень жаль.
— И на похоронах… Ты даже не стал со мной разговаривать. Я пытался с тобой поговорить, но ты не стал со мной разговаривать. А потом наорал на меня, что это я во всем виноват. Билли, ты
— Фентон, пожалуйста. Прости меня.
— А почему я должен тебя прощать? Ты хоть понимаешь, какой ты гад?! Из-за тебя я себя чувствовал последним дерьмом, потому что мне стало казаться, что я сделал что-то не то… или повел себя как-то не так. Ты сказал… ты сказал, что это я во всем виноват.
Билли морщится. Сердце бешено бьется в груди. Слова обвинения отдаются в ушах оглушительным звоном.
— Мне нужно было кого-нибудь обвинить. Я тогда был не в себе.
— Просто она не хотела взрослеть. Никто из нас не хотел взрослеть, Билли. Ну, может быть, кроме тебя.
— Посмотри, я тут принес… — Билли садится на краешек кровати, достает из кармана дневник и передает его Фентону. — Я подумал, что нам надо вместе его просмотреть.
Фентон смотрит на маленькую золотую тетрадку, а потом прижимает ее к груди. Его глаза загораются — они больше не мутные. Они живые.
— Это ее дневник, да? Спасибо, Билли. Я так по тебе скучал. Мне вас так не хватало, обоих.
Двое старых друзей берутся за руки, а потом обнимаются.
Билли закрывает глаза, чуть не плачет.
— И еще я принес… — он открывает портфель, достает набор для снятия отпечатков пальцев и вручает его Фентону. — Вот, это тебе. Я знаю, она бы хотела, чтобы он был у тебя.
— Это ее набор, Билли. Это был ее набор.
— Да. Она отобрала его у меня. Я уверен, она бы хотела, чтобы он был у тебя.
— Посмотри, — Фентон показывает на отпечаток пальца на крышке. Чернила по-прежнему влажно блестят, как будто они совсем свежие. — Это ее отпечаток. Я хорошо помню тот день, когда она его поставила.
— Я тоже помню. Я все помню, все. Как будто все было вчера.
