— Готово, — сказал парень.
Вторая дверь оказалась такой же тяжелой, как и первая, и Холламу пришлось нажать на нее всем телом, прежде чем та сдвинулась. За дверью стояла кромешная тьма. Изнутри сочился холодный воздух. Холлам сунул руку в щель и пошарил по стене. Выключателя не было.
— Дай мне фонарик, — велел он и шагнул в комнату.
В подвале было холоднее, чем должно быть в таком замкнутом пространстве; вероятно, здесь, как и во всем доме, работали кондиционеры. И еще помещение было начисто лишено запахов, хотя спустя минуту помощник шерифа почувствовал что-то в воздухе — какой-то невнятный, кисловатый привкус — и потянул носом. Звук отдался эхом.
— Держите, — произнес оставшийся эксперт, и Холлам взял у него фонарик и зажег. Сначала ничего не было, кроме яркого белого света. Когда глаза немного привыкли, он понял, что свет фонарика отражается от керамических плиток. Холлам развернулся к двери и повел лучом света вдоль стены, пока не высветил выключатель, размещенный как-то слишком далеко от входа. Он щелкнул им, и три ряда флуоресцентных ламп разом ожили.
— Ой, — с явным облегчением выдохнул эксперт.
Комната с низким потолком, двадцать футов в длину, шесть в ширину. Потолок, пол и все четыре стены были выложены плиткой, аккуратными рядами белых девятидюймовых квадратиков. В помещении было совершенно пусто, никаких предметов. От этого пространства веяло чем-то зловещим и нечеловеческим.
Однако Холлам не разделял уверенности эксперта, что на этом дело и закончится. Ведь эту комнату старательно продолбили в песке и скальной породе, из которой состоит остров, еще до того, как возвели дом. Никто не идет на подобные траты просто так, не говоря уже о температурном контроле и заботе о гигиене — сплошная плитка явно положена для того, чтобы облегчить уборку.
— Мы еще не закончили, — сказал помощник шерифа.
Они медленно брели по комнате в нескольких футах друг от друга, глядя в пол. И прошли так взад- вперед пять раз, не увидев ровным счетом ничего, никаких подозрительных субстанций, никаких пятен крови, подобных тому, что обнаружилось в кухне два дня назад. Если Уорнера убили или ранили здесь, то кто-то очень хорошо замел за собой следы.
В дальнем углу комнаты они остановились. Эксперт явно начал расслабляться. Но только не Холлам. Его разум твердил, что никто не стал бы так старательно прятать от посторонних глаз просто большую белую комнату. Его сердце и желудок вторили разуму. Холлам кое-что услышал. Подобный звук он слышал и запомнил еще в детстве, когда ездил с матерью в Канаду погостить у родственников. То был один из немногих разов, когда они с матерью хорошо проводили время вдвоем, и воспоминание было вполне радостным, если бы не один момент. Они на неделю задержались в городке под названием Колиндейл в двух часах езды на север от Торонто. Стоял такой холод, какого он не видывал ни до, ни после — почти все дни дул пронизывающий ветер, и было десять градусов ниже нуля. Однажды днем, когда нервы у всех были напряжены до предела от сидения в четырех стенах, миссис Холлам поняла: либо она на несколько часов покидает дом сестры, либо между кровными родственниками разразится настоящее побоище. И они с сыном мерзли весь день, пытаясь отыскать хоть что-нибудь интересное на короткой главной улице Колиндейла. В конце концов они завернули в церковь, совершенно пустое место с точки зрения архитектуры, которое в тот день особенно привлекало, потому что там было множество масляных радиаторов, врубленных на полную мощь.
Мать Холлама бродила по церкви, рассматривая все, что было вывешено на стенах, и поглядывая на часы. Ее сын, успокоенный обещанием, что когда они согреются, то пойдут в кафе есть пирог, стоял посреди церкви и терпеливо дожидался указанного момента. Спустя некоторое время он понял, что ощущает нечто похожее на звук. Он обернулся и огляделся по сторонам. Рядом была только мать, которая уже перешла к дальнему концу доски объявлений. Должен был присутствовать еще и священник, но того нигде не было видно.
— Мам, — позвал сын.
— Что? — Ее голос поплыл к нему с такого огромного расстояния, какого не могло быть в этом помещении.
— Ты сейчас ничего не слышала?
— Только твой голос.
Холлам постоял еще минут пять, а потом отпросился на улицу, чтобы ждать там. Было адски холодно, особенно после душного тепла церкви, но он предпочел померзнуть. Через полчаса, когда онемевшие пальцы начали оттаивать, а в желудке уже покоился изрядный кусок шоколадного кекса со сливочной помадкой, мать заставила его объяснить, почему в церкви ему стало не по себе.
Но и спустя двадцать лет Холлам время от времени испытывал то самое ощущение — обычно только на работе или же случайно оказываясь в каких-нибудь культовых сооружениях. Он придумал для себя объяснение, предпочитая верить, что это просто нечто, остающееся в здании, где люди подолгу сидят тихо: остаточное молчание молитвы, оболочка созерцания, — и еще испытывают сильные эмоции, которые постепенно затихают, утихомириваются, отступают в сторону: это отзвук всех голосов, какие бьются в сознании людей. Горестные переживания, вырывающиеся подобно облаку жара из голов, благоговейно склоненных перед неким жалостливым богом.
Разумеется, он никогда не высказывал эту теорию вслух. Но только что испытал знакомое чувство, и звук показался ему гораздо громче обычного, и он вовсе не походил на отголосок спокойствия.
Помощник шерифа вышел в центр комнаты, посмотрел по сторонам и прикинул, какими фактами он располагает. Насколько он мог судить, эта комната была такой же ширины, как и весь дом. Земельные участки вдоль этого берега были относительно узкими, поэтому дома строили вытянутыми. Пока что боковые стены можно сбросить со счетов. Он вернулся к дальней стене и направился в левый угол. Эксперт наблюдал за ним с недоумением.
— Иди к противоположной стене, — велел ему Холлам. — Встань в самый угол. Отойди на ярд от стены.
— И что дальше?
— Медленно иди ко мне, шагая на ширину плитки. И внимательно смотри на стену.
Они двинулись одновременно. Через пару шагов их движения сделались синхронными, а звук получился такой, словно они исполняют медленный танец в пустом зале, приближаясь друг к другу в па- де-де. Холлам старался не обращать на это внимания, но потом услышал, как хмыкнул эксперт.
— Тсс, — прошипел Холлам, хотя и сам едва не засмеялся. — Дело серьезное.
От его слов эксперт захохотал вслух, но тут же затих.
— Смотрите-ка, — сказал он. — Кажется, я что-то нашел.
Холлам подошел.
— Где?
Эксперт указал на вертикальный, залитый цементом шов между двумя рядами плиток.
— Видите?
— Ничего не вижу.
— Все остальные швы, которые я прошел, одинаковые. Примерно в одну восьмую дюйма. А этот гораздо уже.
Холлам увидел, что парень прав, хотя сам бы он никогда этого не заметил. Наверное, поэтому хорошие эксперты получаются далеко не из всех. Помощник шерифа ощупал стену с обеих сторон от шва. Через минуту нажал посильнее. Секунда, а затем послышался щелчок. Часть выложенной плиткой стены медленно сдвинулась внутрь на полдюйма.
Холлам услышал выдох — он не понял, вздохнул ли это эксперт или кто еще, — затем взялся за край двери и надавил.
За дверью оказался коридор примерно в тридцать футов длиной. По левой стороне — две двери и еще одна в конце. Они вошли в коридор вместе. На них тут же навалилась тишина, такая плотная, что люди услышали дыхание друг друга. Они начали открывать двери, одну за другой.
За первой оказалось что-то вроде кладовки со спортивными снарядами, только почему-то подвешенными на ремнях. На короткой полке в стене лежало несколько инструментов, которые показались
