повалил его на скамейку и вытащил нож.
— Возьмите, — и положил нож на стойку, рядом с дежурным. Дежурный вытащил из кармана платок и аккуратно завернул в него нож, стараясь не касаться оружия пальцами.
Присутствующие облегченно вздохнули. Прибежали полицейские, схватили парня под локотки и увели. За ними вслед побежали родители.
— Ну, вот и все, — облегченно вздохнул пан Кон, снял шляпу и помахал на себя. — А вы, пани Вишневскова, не верили в маньяков. Вот вам маньяк, собственной персоной.
Молчавшая до сих пор высокая старуха посмотрела на парня, отнявшего нож, и произнесла:
—
Дежурный вышел из кабинета, куда только что отвели семью американцев, и спросил:
— Есть тут переводчики с русского и английского?
Пан Изидор поднялся с места.
— Я хорошо перевожу на чешский, — сказал он, — но могу затрудниться в оттенках. Вот эта пани профессиональный переводчик и думаю, что ее помощь будет вам полезна.
— Хорошо, — кивнул дежурный, — пройдите в кабинет.
В кабинете двое полицейских держали сына, тот не сопротивлялся и сидел с отсутствующим видом, рядом тихо плакала мать, а отец ее утешал.
Полицейский, сидящий за столом, поднялся и представился: Выглядел он слегка взъерошенным и не выспавшимся.
—
«Ага, — подумала я, — целого подполковника вызвали для нашего дела. Все же международный инцидент…»
Подполковник рассматривал паспорта и вдруг спросил по-английски:
— Какова цель вашего приезда в Чехию?
Заметив на лице супругов непонимание, он обратился ко мне:
— Переведите. Странно, граждане США, а по-английски не говорят.
Я перевела. Женщина встрепенулась и запричитала:
— Левушка наш совсем больной, только из-за него и приехали. Муж мой, Ефрем Львович, грамоту имеет, что он потомок великого раввина. Вот и подумали, что, может, в Праге вылечим, к могиле бен- Бецалеля сходим. А тут такое несчастье.
— Она беременной краснухой заболела, — угрюмо сказал ее муж. — Вот и получили сыночка.
— Скажите, — спросил подполковник, — ваш сын понимает вопросы? Может ответить на них?
— От настроения зависит, он же не олигофрен какой-нибудь, — ответила женщина, и, погладив сына, громко сказала, — Левушка, сейчас дядя спросит. Слушай дядю.
— Где ты взял нож? — произнес подполковник Шуселка медленно и внятно.
Дебил не обратил внимания ни на его слова, ни на мой перевод.
— Нет, так не пойдет, давайте вы, — сказал он мне.
— Левушка, где ты взял нож?
Парень склонил голову набок и махнул рукой:
— Там.
— Где там?
— Темно.
— Понятно, он нашел нож в темноте.
— Где был нож, Левушка?
— У тети, — парень сделал движение, но полицейские его держали крепко.
— Отпустите его, — приказал подполковник.
Как только полицейские отпустили парня, он принялся махать рукой назад. Присмотревшись, я воскликнула:
— Он показывает, как он вытаскивает нож, посмотрите сами!
Мать с отцом принялась тормошить парня:
— Лева, где был нож? Где ты его нашел? Где была тетя? Она лежала? Стояла? Ты ее ударил? Она тебя била? Говори же!
Из его бессвязных ответов выяснилось следующее: на Карни были блестящие браслеты, которые привлекли внимание парня. Он следил за ними взглядом, а когда Карни отошла за ротонду, то пошел за ней и увидел, что она лежит на земле, а в груди торчит нож. Нож он вытащил, положил себе за пазуху, потом снял с нее один браслет и вернулся к родителям. В завершении этого безумного разговора он полез в карман и достал оттуда браслет.
— Заберите браслет как вещественное доказательство, — приказал подполковник Шуселка.
Парень стал плакать, размазывая слезы кулаком.
Его с родителями вывели в кабинет, а нас подполковник попросил остаться.
— Там еще есть русские, не знающие чешского, так что ваша помощь, пани и пан, может еще понадобиться.
Помощь, конечно, понадобилась — мы с паном Коном переводили, как заведенные: я — на русский, он — на чешский, но толку никакого не было. Все привлеченные по делу твердили одно: ничего не видели, ничего не слышали, а то, что Ашер сбежал с места преступления, показывает, что он убил свою напарницу.
Наконец, всех отпустили, взяв с них подписку о невыезде, и мы с паном Коном остались наедине с подполковником.
— А теперь, уважаемая пани Вишневскова, расскажите мне о своем попутчике и об убитой.
Мне пришлось рассказать о семье Марксов, о нашей встрече на обрезании (пан Кон и подполковник переглянулись, наверняка осуждая этот обычай), о предложении Карни ехать с ней переводчицей и о докладе в обществе потомков бен-Бецалеля.
— Где этот доклад? — спросил подполковник.
— Вот он, — ответила я, протягивая папку. — Но он написан по-русски, а оригинал — на иврите, в моем гостиничном номере.
— Оригинал вы нам отдадите тоже. Мы найдем специалистов по ивриту.
— Хорошо, — кивнула я. — Куда принести?
— Вас в гостиницу сейчас отвезет наша машина, вы передадите бумаги водителю. Можете идти, но подождите в коридоре пана Кона, его тоже отвезут домой.
Пан Изидор надолго не задержался — он появился минут через пять, и мы направились к машине. По дороге он прошептал:
— Пани Валерия, благодарю вас за то, что вы не рассказали о пакете. Полиции совершенно не надо об этом знать.
А я даже забыла о пакете, уставшая за такой длинный день.
В гостиницу около метро «Инвалидовна» мы доехали за двадцать минут.
— Вы подниметесь со мной? — спросила я полицейского, который представился подпоручиком Гржебиком.
— Хорошо, пани, — ответил он.
Пан Кон вышел из машины и сказал:
— Если позволите, я прогуляюсь с вами — насиделся в отделении.
Под удивленным взглядом портье (меня же сопровождал полицейский, да еще глубокой ночью) я нажала на кнопку лифта, и мы поднялись на четырнадцатый этаж.
— Присаживайтесь, я сейчас достану папку.
Подойдя к своему чемодану, я открыла его, и только хотела достать папку, лежавшую на самом верху, как поняла, что ее там нет. Я перерыла весь чемодан — папки не было.
Гости с интересом следили за моими манипуляциями. Я вытряхнула содержимое чемодана на диван.
— Смотрите сами — папки нет.
