…крысенок пискнул, будто детская резиновая игрушка, когда Влад со всей силой и злостью пнул его ногой. Пушистое тельце шлепнулось в стену, как тряпка, и упало на пол, оставив за собой кровавое пятно…
— Зачем?! — жестко сказала Рон, вскочив на ноги.
А Влад, обхватив голову руками, медленно сползал по стене на пол, и черная «грифовская» куртка противно шелестела о бетон…
— Зачем… — повторила Рон испуганным шепотом, видя, как Влад сначала тяжело опустился на колени, а потом рухнул ничком на старые плиты, подняв фонтанчик белесой пыли… — Влад!!!
…он вздрагивал, будто пытался сдержаться, чтобы не зарыдать во весь голос… Ну, пытался или нет, ни одна слеза не прочертила дорожку по слою пыли на его лице, когда он наконец поднял голову. Зато по подбородку бежала красная струйка — прокусил губу до крови…
— Что с тобой такое, Влад? — Рон внимательно посмотрела ему в глаза, которые глядели мимо нее, куда-то в пустоту…
— Я расскажу, — чуть слышно произнес Влад. — Я должен кому-то рассказать… может быть, тогда они уйдут…
Он говорил долго, глядя при этом все так же в никуда. Будто бы смотрел фильм и пересказывал его…
Начал аж с довоенного детства, припоминая порой такие мелочи, которые можно вытащить только глубоким гипнозом из всепомнящего подсознания… потом говорил о приюте, нынешнем госпитале…
— …я б туда никогда, ни ногой… Денис заболел. Всегда был хлюпик… Не мог я смотреть, как брат загибается и поволок его в приют… это был ад… как концлагерь. Ну, тебе ли не знать? У вас, «Невидимок», есть такой… только этот был для детей… два придурка изучали «особенности детской психики»… хотя она у самих… я помню… — Влад обхватил голову руками, успокоился, продолжил… — Помню, были недели, даже целые месяцы, когда к нам относились хорошо, с настоящей любовью… как к родным… читать учили… музыку играли… сказки… да, читали сказки на ночь… А потом… вдруг… резко… ад… Не били… но лучше б били… Пускали ходить одних по лабиринтам… неделями… без ничего… Потом вытаскивали и начинали задавать вопросы… Это еще цветочки… иногда проверяли на страх высоты… вот так: висишь под куполом, за шиворот подвешенный… можешь орать, можешь реветь… но не снимут, пока не сочтут нужным… И много чего еще… Они проверяли. Как на крысах… Слышал их разговор… у них был проект… изучали нас для чего- то… Вот поиздеваются, а потом… опять — рай… А мы, щеглы, верили, что на этот раз навсегда… и ничего не понимали…
В душе Рон зрел невидимый ужас. Хотелось бежать отсюда, лишь бы не слышать этого сбивающегося слабого голоса… Она не могла слушать, но не могла и не слушать. Будто приковали к Владу невидимой цепью… Сидела, неподвижная, как всё здесь, чувствовала — затекает нога, и в ней начинает покалывать миллионами мнимых иголочек…
А Влад замолчал, весь поник, безвольно опустив голову на грудь. Тягостная пауза длилась от силы секунд десять, но показалась Рон невыносимой. Ну чего он ждет? Вопроса?..
— Влад, — Рон заглянула в его глаза, — скажи, ПОЧЕМУ ты… упал… Тебя как будто сшибло… как волной от взрыва… ПОЧЕМУ?!
— Взрыв! — Влад поднял голову так резко, что ударился затылком о стену. И хоть бы что. Будто совсем не чувствовал боли. — Ты не видела такого… никогда. Разве что на картинках… да… у тебя ведь были книги о войне…
— Были… ты о чем? Об атомных взрывах?..
— Да… о них… Я видел… нас с Денисом и еще одним… мальцом совсем, тогда как раз… под купол… Оттуда видно… ну, море… через дыры… И этот БУМ… гриб посреди моря… его как будто скрутили из воды… Это был кошмар!.. Вода как свихнулась… поменяла цвет, пошла буграми… Смотрю, они к берегу приближаются и растут. А потом поднялась стена… водяная, метров сто… накрыла какую-то деревушку на берегу… и дальше, дальше пошла… из там много было… волн этих… Тряхнуло еще так… думал, попадаем с купола… Нет, удержались… крючки крепкие… Вот я висел и смотрел… там… там была такая же куча народу, как сейчас… только не раненые… а дети… старичье… калеки…
Влад зажмурился, как от страшной боли, и замолчал снова.
Рон, не из жалости вроде, а так… повинуясь, наверное, врачебному своему инстинкту, сжала его руку… как когда уже ничего нельзя сделать, а можно только показать таким вот жестом, что ты рядом, что не бросаешь…
— Я ненавижу крыс! Ненавижу! — крикнул он, и его слова забегали по лабиринту испуганным эхом. — …после взрыва они вдруг повалили отовсюду, как… как волна, только живая… Рон! Они сожрали живьем всех, кто был внизу. Обглодали до косточек! Люди тонули… в болоте так тонут… Вот «нырнул» нормальный живой человек, утянуло его, а когда «выныривает» второй раз… это… скелет с кусками мяса… и живой… и орет… и шевелится… а они его тянут обратно… облепляют… жрут… а он живой…
— Влад, хватит!!! Остановись!!! — орать было бесполезно… ноль реакции…
И только когда Рон всхлипнула «Пусти, мне больно!», он-таки опомнился… медленно разжал свою лапищу, выпуская на свободу измученную, измятую руку Рон.
— Прости… — виновато обронил он. И сказал, уверенно поднявшись на ноги: — Пошли, пошли отсюда!
Рон медленно встала, ухватившись за протянутую руку(не без опаски, надо сказать).
— Пошли!
— Не могу. Нога затекла…
Не долго думая, Влад легко подхватил ее на руки и почти побежал по коридору(и как только умудрялся бесшумно бежать по железным плитам? он будто летел… или в самом деле летел над ними).
— Ты куда меня тащишь? — в голосе Рон звучала крайняя степень удивления.
— Наверх! К свету! — радостно, по-детски радостно ответил Влад. Светился от счастья просто… они ушли?..
«Ты хотела, чтоб я пришел, и я пришел. Против воли. Спасибо. Но не только твои желания в этом мире закон, Хранитель…»
Он выбежал под купол и затерялся в общей массе. Весь муравейник будто бы сошел с ума. Люди сбились в разношерстную толпу, сгрудившуюся у главной двери, которая была слишком узка для того, чтоб вся туча народу вытекла через нее во двор.
Они напирали, давили друг друга, пролезали вперед всеми возможными способами. Как в панике. Будто бы прямо сейчас должны были покинуть Храм, чтобы спасти свои жизни. Кто не мог бежать, шел. Кто не мог идти, ковылял, опираясь на что попало. Даже тяжелораненые, и те ползли из последних сил.
