думал идти с обозом снова, но решил, что так будет безопаснее. Для Эдны.
Долгим и странным был последний день в Луре.
Эдне ничего не оставалось, кроме как ходить по пятам за своим молчаливым защитником; за все это время он едва ли проронил десяток слов.
Вначале была элитная оружейная Лура, где Макс справился о ценах на мечи. Он долго ходил от одного стеллажа к другому. Смотрел, взвешивал оружие в руке; неизменно ронял на лезвие заботливо предложенные мастером белые перышки, припасаемые в оружейных специально для подобных случаев.
Цены звучали самые разные. Зачастую и вовсе фантастические, но Максимилиан только кивал и шел дальше.
Какова же была неожиданность, когда, тронув за плечо заскучавшую Эдну, Макс вложил ей в ладонь тонкую, перевитую черным шнуром рукоять меча!..
Девушка приняла маленькую катану с изумлением: она никак не ожидала подобного жеста. Меч не блистал красотой; матовые ножны и вовсе были обиты по бокам черным фархом… но прекрасный баланс и волнистый узор на лезвии говорили об исключительном качестве. Самое удивительное: Эдне катана пришлась по руке, словно была сделана специально для нее.
— Меч подержанный, но очень добротный, — без особой радости сообщил оружейник; по всему видно, он был несколько разочарован выбором, который сделал гость, пересмотрев почти всю его коллекцию. — Сорок восемь монет серебром.
— Сорок, — покачал головой Максимилиан. Больше у него и не было…
Как ни странно, оружейник согласился на новую цену почти сразу; похоже, у этого маленького меча была какая-то своя темная история, или, быть может, хромой мальчишка просто оказался единственным, кто обратил на этот невзрачно оформленный меч внимание.
— …Откуда ты узнал, что я владею катаной? — спросила Эдна, пока они с Максом шли обочиной главного проспекта Лура.
— Догадался, — серьезно ответил ей Макс и предупредил: — Привыкай: я о многом буду догадываться.
— Не удивлюсь, если ты носишь харуспекс… — пожала плечами Эдна.
Максимилиан остановился и обернулся к ней. Так они и стояли посреди улицы, изучая друг друга. Сложно было понять, о чем Макс думает, но вот уголки его губ тронула улыбка, и он сказал:
— Мне тоже надо привыкать, что ты догадливая… Да, я ношу харуспекс…
…И как ни в чем не бывало зашагал дальше.
Опасным делом казалось задавать этому воину-гадальщику-храмовнику вопросы.
Но это только подогревало интерес.
— Почему ты не купил меча себе? — спросила Эдна прямо.
— Во-первых, не нашел подходящего. Во-вторых, тебе он сейчас нужнее, — честно ответил Максимилиан и уточнил: — На случай, если я не успею на помощь вовремя.
— Ты отдал за него сорок монет… — продолжала Эдна. — Значит, у нас больше нет денег?
«У нас…» Вот оно как!.. Макса здорово позабавило такое быстрое изменившееся положение дел, но виду он не подал.
— Есть, — сказал он вслух. — Десять монет — не обед, ужин и комнату.
Дожидаться ужина в «Айнзерае» было грустно. Эдна всей душой рвалась в шумный общий зал, где варились в общем котле песни и сплетни, сказки и правдивые истории…
— Ты совсем как Кангасск Марини — тоже любишь эти веселые людские сборища… — заметил по этому поводу Макс.
— А кто это, Милиан? — спросила Эдна.
— Мой учитель, — ответил он задумчиво и посмотрел в блеклое зарешеченное окно. Наверное, вспомнил что-то из своего прошлого.
— А чему ты учился? — сразу же последовал вопрос.
— О, много чему, — повел рукой Максимилиан. — Всему, что составляет путь Сохраняющего Жизнь.
— Ты — воин с мечом без гарды!.. — восхитилась Эдна, но быстро сникла и с сомнением закусила нижнюю губу… — А тех парней… Кракена и остальных… ты все-таки убил…
— Некоторых людей нельзя спасти. А некоторых и не нужно… — слова, которые говорил своему ученику — Джуэлу Хаку — непреклонный Кангасск Абадар, вырвались у Макса сами собой. Никогда он еще не думал, что так легко примет подобную философию… — Чего они хотели-то от тебя? — в свою очередь спросил Макс.
— Я… задолжала Кракену кучу денег… — сбивчиво и виновато ответила Эдна.
— Врешь ведь… — вздохнул Макс и покачал головой, но допытываться не стал.
В общий зал они, конечно же, не пошли, и Эдна не пыталась больше уговаривать Максимилиана: представила, каково это — лишний раз появляться на людях человеку с обезображенным лицом… Ведь только ей этот парень казался красивым. У обычных же людей истинного зрения нет, или оно развито слабо и проявляется лишь в редкие моменты озарения.
…Эдна не была обычным человеком…
В который раз уже Максимилиан бросил взгляд за окно. Облокотившись о стену, он стоял так, что мог спокойно смотреть на улицу, не рискуя быть замеченным… Тот парень, изо всех сил изображавший из себя простого обывателя, слоняющегося по рынку и торгующегося насмерть за каждую медяшку, все еще был на месте. Макс заметил бы его и без настойчивых подсказок горящего обсидиана, так он выбивался из безликой толпы: слишком точные и четкие движения, нет свойственной простому горожанину расхлябанности, слабости и неуклюжести; плюс плохо скрываемые попытки вглядеться в ту тень у окна, которой ему кажется снизу Максимилиан.
…Макс спокойно перевел взгляд на Эдну, будто и не случилось ничего необычного. Маленькая, стройная, понуро опустившая плечики; небрежным жестом взъерошившая себе волосы, стриженые по- мальчишечьи коротко… она напоминала пташку, запертую в тесной и душной клетке… Или маленького ребенка, которого поленился сводить на веселую ярмарку отец.
— Расскажи что-нибудь, Милиан… — невыразимо грустно попросила она.
Неспешно отлепившись от прохладной стены, Макс подошел и сел рядом с Эдной на край кровати.
— Я не мастер рассказывать истории, — сказал он, разведя руками, и, после некоторых раздумий, предложил: — Могу почитать стихи. Ты стихи любишь, Эдна?
— Люблю! — девушка радостно вскинула вихрастую голову; в глазах ее появился задорный огонек.
