Эдна долго не решалась поднять взгляд на Макса. Как он отреагирует на такую правду?..
Но все оказалось не так плохо.
— Значит ты — дракон… — Макс лишь задумчиво закивал. — Чистокровный… — добавил он чуть погодя. — Знаешь, у меня есть один знакомый, у которого в жилах течет драконья кровь. Его зовут Орион Джовиб.
— Джовиб? — слабо улыбнулась Эдна, все еще не веря, что Максимилиан столь спокойно и естественно воспринял ее откровение. — Джовибы — это потомки Зиги-Зиги — первого человека на нашем континенте. Но сейчас, должно быть, они совсем смешались с обычными людьми.
— Да, он говорил… — припомнил Макс.
— Послушай, — Эдна решила спросить прямо, — тебя что, не волнует то, что я сказала? Совсем?
— Не то чтобы… — пожал плечами Макс и задал вопрос: — Сколько вы живете?
— Несколько тысяч лет. Чистокровные. Полукровки — до двух тысяч. Четвертькровки — до трехсот. Остальные приближаются к человечьему веку…
— Нормально… — Максимилиан махнул рукой в сторону. — Я вот тоже собираюсь прожить тыщи две- три, а то и поболее. Самое то.
— Ты что, шутишь? — фыркнула Эдна.
В ответ юный миродержец, честно поведавший ей о своих планах на бессмертие, расплылся в лучезарной улыбке. Недоумение, отразившееся на лице девушки-дракона, столь позабавило его, что он не удержался от смеха и смеялся так заразительно, что Эдна присоединилась, а Мисали с любопытством обернулись, надеясь расслышать хотя бы кусочек удачной шутки.
…Этот день значил для Эдны очень много.
Она полагала правду о себе суровым испытанием для человеческого мальчика, тронувшего ее сердце, но тот воспринял ее так просто и спокойно… да еще и заявил о намерении прожить столько же. И это заявление, которое Эдна так поспешно объявила шуткой, почему-то не давало ей покоя.
До полного выздоровления Максимилиан провел в доме Мисалей три недели. Он оказался хорошим учителем. Посох, меч, знахарское искусство, ненавязчиво пересказанные идеи Сохраняющих Жизнь, собственные стихи под настроение… Мисали провели все это время в нескончаемом восторге от упрямого и зачастую своенравного мастера.
Близилось время ухода, когда Тикка поведала Эдне о том, что она, Алини и Юлана очень обеспокоены: брат всерьез собирается уйти с Максом, несмотря ни на что. Эдна обещала поговорить с ними обоими. Но если Нирк не захотел ничего слушать, то Максимилиан спокойно кивнул: «Не волнуйся, все будет хорошо»…
И вот уход уже намечен на завтрашнее утро.
…Эдна и сестры весь вечер просидели у окна, глядя на две фигуры на узком извилистом мостике, среди дрожащей серебристым светом воды. Учитель — в черном фарховом плаще; ученик — в плаще бело- сером, как туман того, первого дня… Они говорили о чем-то. И слов было не разобрать, а лица скрывала ночь.
Утром было прощание. Сестры обняли Эдну, с которой здорово подружились за все это время; юные воительницы так и не сумели отпустить подругу без слез. С Максом простились более сдержанно, как со старшим (что было истинной правдой, если сложить возрасты девяти амбасиатов, которых он помнил)… Нирк Мисаль был хмур и явно расстроен, хотя скрывал это изо всех сил.
— Благодарю вас за все, — сказал всем Мисалям Макс. — Пусть будет благословен ваш тихий дом под Небесами. Мы еще встретимся вновь… А для тебя, мой ученик… — Макс впервые назвал Нирка так, и тот сразу воспрял в надежде… — Для тебя у меня есть послание, — он протянул ученику запечатанный конверт. — Открой его, когда наступит вечер этого дня. Не пытайся догнать нас. Мы уйдем в трансволо, как только выйдем за границу карламана.
Я не прощаюсь, друзья… я говорю до свидания…
— Если ты все же уходишь, учитель… — подал голос Нирк Мисаль. — …и у меня для тебя есть послание, — в руках его оказался гладкий посох из диадемовой древесины, славящейся прочностью, долговечностью и красивым рисунком. — Это оружие оставил мне отец, а ему — его отец… Мы звали этот посох молчащим, в нашей семье никто никогда не пользовался им. Он словно ждал тебя, был сделан для тебя.
Нирк перехватил посох, как меч, и — потянув за рукоять, обнажил скрытое в нем лезвие катаны… Теперь стало ясно, почему кто-то выбрал именно диадемовое дерево: его извилистый рисунок маскирует истинную сущность посоха. Ни за что не заметишь, что это не простая длинная палка, а в общем-то ножны для меча, и переход между ножнами и рукоятью, благодаря пляске извилистых линий, неразличим для того, кто не знает…
У Макса дрогнуло сердце: нет, никогда он не привыкнет к веренице совпадений, сопряженных случайностей, происходящих по милости Горящего: ведь именно такой меч он безуспешно искал в огромной оружейной Лура. Ему нужен был посох, чтобы нормально ходить и не привлекать особого внимания. И — ему нужен был меч, чтобы благополучно завершить свою миссию…
— Благодарю тебя, ученик! — горячо произнес он, принимая меч-посох. И добавил с виноватой улыбкой: — Мне нечего дать тебе взамен, кроме моей донгоровой палки…
— Ты уже и так дал очень много, — возразил Нирк. — Ты учил меня и моих сестер, и учеба эта бесценна. А посох, помнящий твои руки, я приму как высший дар. Я передам его своим детям, а те своим… Мы будем всегда помнить великого мастера и его дела…
Макс грустно усмехнулся последнему слову. О да, эхо его дел, возможно, дойдет и к порогу этого доброго дома. Что тогда будет думать о нем его случайный ученик…
— Храни вас Небо, — тихо проронил Максимилиан, бросая последний взгляд в сторону дома Мисалей. Дрожала, подсвеченная пламенем рассвета, вода в рукотворном пруду. И печальные хозяева стояли на пороге, глядя вслед уходящим…
— …Дом опустел без них… — грустно сказала Алини, опускаясь на скамейку.
Тикка и Юлана сели рядом. Один лишь Нирк стоял неподвижно, словно каменный страж, прижав к груди донгоровый посох и закрытый конверт с посланием. Глаза его так и горели; сложно представить, что творилось в душе и мыслях Нирка Мисаля, когда он смотрел, как уходит тот, кто мог бы стать его учителем. Тем самым учителем, о котором он мечтал с детства…
Сестры переглянулись и с сочувствием посмотрели на брата. Конечно, бедняга не успокоится до самого вечера, пока не вскроет таинственный конверт…
