И пусть вокруг царит все та же безмятежная тишина, но тонкая, такая безобидная с виду белая полоса на горизонте уже несет с собой смерть и разрушения, готовясь обрушиться с минуты на минуту.
Приблизительно такое чувство возникло у Верховной жрицы азанагов, когда она поднялась на Сторожевую башню. Не смущаясь любопытного взгляда дозорного, женщина повернула лицо к клонящемуся солнцу, широко раскинула руки, закрыла глаза и замерла в неподвижности, тихо вознося плавным речитативом молитвы Великой богине.
На одно мгновение молодому оснирийцу даже показалось, что солнечные лучи удлинились, объяв жрицу белым пламенем, но потом наваждение развеялось.
Юноша, моргнув, потер глаза, недоумевая, привиделось ему это чудо или дневное светило действительно на мгновение обхватило лучами молящуюся. Так и не придя к какому-то решению, дозорный на всякий случай отодвинулся подальше, чтобы не мешать гостье общаться с богами. Он занялся прямыми обязанностями – стал высматривать вражеское войско – и только изредка с благоговением косился в сторону служительницы богов.
Чужеземка так и не сменила позу, на ее лице застыло выражение сосредоточенного спокойствия, словно жрица действительно видела и слышала что-то недоступное обычному человеку.
Женщина стояла до тех пор, пока сумерки не сошли на город. Вместе с темнотой на крепость опустилась неестественная тишина. Защитники все тревожнее посматривали на восток, стараясь разглядеть что-нибудь сквозь сгущающийся мрак. Ночь грозила выдаться из тех, про которые в народе говорят «хоть глаз выколи», даже звезды попрятались в тусклой дымке, словно прикрытые чьей-то недоброй рукой.
Давно опустился с неба грифон – животное плохо видело в сумерках, и принцесса оставила его в саду дома старейшины. Девушка не стала привязывать зверя, оставив ему право улететь в любой момент.
Ее высочество оказалась последней, кого выпустили из города. Она услышала за спиной грохот закрывающихся ворот, но оборачиваться не стала, а только прибавила ходу, спеша занять место рядом с братом. Леа требовалось пересечь всю равнину – полк его высочества стоял ближе к лесу.
Девушка торопилась, ее подруга Гуалата уже давно ускакала вместе с оснирийской конницей, и Леа хорошо понимала, что теперь они увидятся только после битвы. Зато два верных товарища по-прежнему были рядом. Кенлирская конница ушла на отведенные ей позиции еще утром, так что у Траеса с Марком не было шансов ее догнать. Они встали в один ряд с энданскими воинами. Именно к ним и присоединилась принцесса.
Траес тут же окинул ее сердитым взглядом:
– Зачем ушла из города?
– Чтобы тебе не было скучно, – привычно огрызнулась ее высочество и зашлась в сухом кашле. Легкие девушки просто выворачивало наизнанку.
Северянин обеспокоенно и недовольно покрутил головой:
– А то без тебя не обошлись бы!
– Может, обошлись, а может, и нет, – усмехнулась упрямая принцесса, вытерла ладонью влажный рот и прищурилась. – Ты что это, решил моей нянькой стать?
– Чур меня за таким дитятком приглядывать! – повел породистым носом приятель. – Так и облысеть от переживаний недолго! Потом невесту не найдешь.
Леа рассмеялась:
– Вот и не берись за такое вредное дело! – Посерьезнела и сказала: – Ничего со мной не случится, не в первый раз.
– То-то и оно, что не в первый! – по-прежнему недовольно пробурчал воин и махнул рукой. – Ладно, может, это к лучшему, по крайней мере, на глазах будешь! А то снова влипнешь в очередное де… в очередную историю!
Ее высочество на этот раз ничего не ответила: в словах рыжего друга, безусловно, была определенная доля правды.
Марк, снисходительно наблюдавший со стороны за перепалкой, дождавшись окончания, кратко изрек:
– Держимся рядом!
Леа и Траес, переглянувшись, согласно кивнули.
Оснирийский правитель, не выдержав затянувшегося ожидания битвы, решил подняться на вершину Сторожевой. Он надеялся, что ее высота позволит увидеть больше, чем было доступно взору с крепостных стен. Ночь уже вступила в свои права, и даже владей князь орлиным зрением, оно мало пригодилось бы ему. Ведь и орлы плохо видят в темноте.
Однако долгий подъем не прошел зря – на башне Ката нашел Верховную жрицу азанагов.
Арзила стояла на самом краю, чуть наклонив голову и опершись обеими руками на посох. Своей неподвижностью она больше напоминала каменную статую, чем живого человека. Князю даже показалось, что женщина не дышит. Не решаясь нарушить эту сосредоточенность, Ката замер на месте.
Молодой паренек-дозорный при виде правителя торопливо вскочил, опрокинув неловким движением прислоненное к зубчатому краю копье. Оружие, упав, громыхнуло, и жрица повернулась на шум.
Ката вздрогнул, ему на мгновение померещилось, что глаза служительницы горят желтым пламенем, но то был лишь отблеск гномьего огня, который держал в руках телохранитель князя. Он отражался маленькими звездами в черных как уголь очах жрицы, делая их полными колдовской силы.
Предугадав вопрос князя о том, когда нападет воинство нежити, Арзила сказала:
– Скоро!
Женщине не было нужды всматриваться в поросшие лесом горы, она и без того прекрасно чувствовала приближение врага.
Словно в подтверждение ее слов раздался далекий многоголосый вой, вырвавшийся из тысяч глоток одновременно.
Воины и ополченцы, державшие оборону в поле, похватав оружие, вскочили на ноги. Яростный рев нежити пробирал до самого нутра. Некоторые защитники даже попятились, но, впрочем, тут же вернулись на места, стыдливо озираясь – не заметил ли кто их недолгой слабости.
Нехорошая тишина повисла над рядами энданцев, и вдруг высоченный рыжий воин, чужеземец из северных земель, насмешливо сказал:
– Ты послушай, Леа, как падаль глотку дерет!
Ее высочество, усмехнувшись, ответила в тон товарищу:
– Пугает, наверное.
Эти брошенные вскользь фразы странным образом успокоили всех. Кроме гномов, которые еще с обеда пристроили на холме огромную бочку с элем, которая изрядно опустела к ночи. Так что подвывания черного воинства низкорослые крепыши встретили громовым хохотом, словно очередную хорошую шутку. Их предводитель, длиннобородый гном Р’Омус, уже часа два вполголоса ругал хмельных подчиненных, но бочку не убирал.
Уж кому-кому, а ему хорошо было известно: одна бочка на такой большой отряд – это капля в море, только задора прибавит. Просто степенному оружейнику очень не нравилось, что молодежь, у которой бороды еще до пупков не доросли, разойдясь, принялась распевать скабрезные песенки, которые их старшие соплеменники решались горланить только тогда, когда эль уже через уши обратно выливался.
Неудобно получается. Мало, что ли, о подземном народе прибауток ходит?! Не хватало еще и таких!
Похоже, опасался Р’Омус не зря: ближайшие воины-люди с удовольствием слушали бессмертные поэтические шедевры подземного народа.
Вне стен подгорных городов гномы были на удивление сдержанны. Так что уважаемый оружейник не ошибался: если люди уцелеют в грядущей схватке, репертуар трактирных менестрелей обогатится несколькими лихими песенками. Что совершенно не радовало Р’Омуса.
Хотя, коли уж говорить начистоту, если песни помогут победить, он сам был готов хоть сейчас спеть с десяток!
