директора ресторана рожала не у кого-нибудь, а именно у доктора И. Э. Бронштейна. И сразу после десерта рассказал ей о своих планах на отказную девочку.
– Йося, может быть, если Бог не дал нам детей, то так и надо?
– Одна очень красивая, очень умная женщина, которую я люблю, как-то сказала мне, что Бога нет. Кроме того, когда ты увидишь это чудо, то сразу в неё влюбишься!
Разумеется, Роза Борисовна согласилась! Она сама страстно этого хотела, если честно. А уж когда она увидела канонически прекрасного пупса вроде тех, что сейчас отбирают для рекламы детской одежды, в казённых больничных пелёнках, её сердце затопила такая щемящая жалость к этому крохотному беззащитному созданию, что на принятие ею окончательного решения ушло секунды три. Во время которых она представила себе, что ждёт эту малышку, брошенную и родной матерью, и родной бабкой, в доме ребёнка, а потом и в детском доме… Она тряхнула головой, отгоняя видение. И, стараясь не сорваться на рыдания, сказала только одно слово:
– Удочеряем!
Детство Лизочки Бронштейн было воистину прекрасным! Родители её просто обожали. И она обожала родителей. У Лизочки были льняные волосы и огромные голубые глаза. Она так мило и серьёзно прижимала свой крохотный кукольный пальчик к пухлым розовым губкам и говорила: «Папочка, тсс! Мамочка прилегла отдохнуть и уснула», что у Иосифа Эммануиловича от счастья начинало предательски щипать в носу. Когда они с наряженной как будто из каталогов «Некерманн» Лизочкой прогуливались по Красной площади или ГУМу, на его Розу и Лизу восхищённо оглядывались. «Боже, какая красавица! Вся в маму!» – частенько слышали они в своём новом дворе – разумеется, они разменяли прежнюю квартиру. У Лизочки было всё самое лучшее. Иосиф Эммануилович хорошо зарабатывал, а за деньги можно позволить себе многое. И не только тряпки и вкусную еду. А и, например, учителя английского и учителя французского, приходящих на дом. Учителя музыки. Бальные танцы. Математика немного хромает? Репетитора немедленно! Лизочка училась не в маминой – не самой худшей – школе. Лизочка училась в самой лучшей школе. Всё, чего Лизочкина душа пожелает. Родители боготворили её. Она боготворила родителей. Каждый раз, бреясь и чистя зубы, Иосиф Эммануилович про себя благодарил того, которого нет, за всё, что у него есть.
А в тринадцать лет Лизочка первый раз не пришла ночевать домой.
В три часа ночи Розу Борисовну увезла «Скорая». Сразу после того как они обзвонили всех известных им школьных подруг, милицию, больницы и морги, у Розы Борисовны страшно заныла левая рука и резко стало не хватать воздуха. «Скорая» Иосифу Эммануиловичу нужна была только для того, чтобы побыстрее доставить жену в кардиологию собственной больницы. Всё, что могло экстренно снизить потребность сбесившегося миокарда в кислороде, почему-то обнаружилось в собственной аптечке в огромных количествах. Иосиф Эммануилович и понятия не имел, что у жены какие-то проблемы с сердцем. Он давным-давно не заглядывал в плетёную корзинку, где у них хранились лекарства. У него ничего не болело. И он не ожидал, что у его никогда ни на что не жаловавшейся Розы, инфаркт будет настолько обширным.
Он сходил с ума из-за жены. И ничуть не меньше – из-за дочери. Что делать, он не знал. Но поскольку Роза Борисовна была всё-таки под присмотром, он отправился в районное отделение милиции писать заявление о пропаже ребёнка.
– Может, подождёте? – устало спросил его здоровенный дядька с капитанскими погонами. – Это у подростков частенько бывает. Мы всех на уши ставим, а они, подлецы, нашляются и домой заявляются через сутки-двое.
Иосиф Эммануилович орал на мента так, что сорвал себе голосовые связки. Тот, переждав бурю со спокойствием сфинкса, взял Лизочкину фотографию, достал из ящика стола бумагу и ручку и, вздохнув, сказал:
– Рассказывайте. Возраст, особые приметы, номер школы, адреса-телефоны-фамилии всех друзей- подруг…
После милиции Иосиф Эммануилович вернулся в больницу, к Розе. У дверей интенсивной терапии отделения кардиологии его встретил молодой врач.
– Иосиф Эммануилович, здравствуйте! Как хорошо, что я на вас наткнулся. Вас просил зайти заведующий.
– Посмотрю на жену и зайду к заведующему, – просипел Бронштейн, пытаясь отодвинуть ординатора от двери.
– Он вас очень срочно просил зайти. Как только вы появитесь… – Он запнулся.
– Отойдите от двери! – прохрипел Иосиф Эммануилович, уже зная, что произошло страшное… Непоправимое. А его даже не было рядом. – Отойдите от двери! – Он за грудки схватил ни в чём не повинного молодого врача, два часа торчавшего у дверей интенсивной палаты по распоряжению заведующего, чтобы Бронштейн не увидел, что там, на функциональной кровати, за занавесочкой, отделяющей её от остальных тяжёлых пациентов, лежит Роза… Тело Розы. Не поднялась у заведующего рука перевезти Розу в мертвецкую, пока Иосиф с ней не попрощается. – Отойдите от двери! – повторил Иосиф Эммануилович – и весь как-то сразу съёжился, пожух и, прорычав: «Охуенное у тебя чувство юмора, Тот, Которого Нет!» – упал на пол.
Иосиф Эммануилович матерился второй и последний раз в жизни.
– Медсестра! – испуганно закричал молоденький ординатор кардиологии, наклоняясь к Иосифу Эммануиловичу. Пульс есть. Хорошего наполнения и напряжения. Разве что тахикардия…
В себя пришёл уже немножко не тот Иосиф Эммануилович, а какой-то другой. Он поговорил с заведующим кардиологией. «Конечно, я понимаю, что вы сделали всё, что могли. Это я, к сожалению, не сделал даже необходимого. Я не знал, что у неё проблемы с сердцем… Вскрытие необходимо? Хорошо. Вещи? Да, я заберу её вещи… Нет, спасибо, я в порядке».
Уже поздним вечером подойдя к дому и увидев свет в кухонном окне, Иосиф Эммануилович понял, что с дочерью тоже всё в порядке. Ну, в каком смысле в порядке… В том самом, обыкновенном, обывательском. Лизавету не изнасиловал и не порезал на куски сексуальный маньяк. Её не сбил скрывшийся с места ДТП грузовик. Его дочери на голову не свалился фрагмент балкона с аварийного здания. Ничего такого… Всё в порядке. Это он уже знал ровно тогда, когда понял, что Роза – уже не Роза, а только тело Розы. Знал, что с Лизочкой Бронштейн всё в порядке. И ещё знал – знал окончательно и бесповоротно, – что бога нет, а генетика – есть.
Он открыл дверь своим ключом.
– Привет, папочка! – красивой птичкой подлетела к нему изящная красавица Лизочка и обвила его шею руками. – Папочка, я знаю, что я свинья! Ты извини, но так вышло, что я осталась ночевать у подружки, а у неё сломался телефон, и я…
– Ничего страшного, – перебил он совершенно спокойно. – Привет, детка. – Он поцеловал дочь в щёку и высвободился из её объятий.
– Ты простудился, папочка? – обеспокоенно прощебетала Лизочка.
– Нет, родная. Я немного охрип.
– А где мамочка? У неё большой педсовет? Почему её так поздно нет дома? Я приготовила вкусный ужин, и прибрала, и перемыла всю посуду…
– Мамочка умерла, Лизочка, – спокойно сказал Иосиф Эммануилович. – Извини, я не буду ужинать. У меня аппетита нет.
И он молча прошёл в спальню, чтобы не видеть, как по лицу его дочери струятся слёзы. Вполне искренние слёзы. Она очень любила мамочку. Просто она не знала, что у мамочки больное сердце. Если бы Лизочка знала, что у мамочки больное сердце, она бы никогда не осталась ночевать… у подруги. Наверное.
Утром Иосиф Эммануилович пошёл в районное отделение милиции забрать заявление.
– Нашлась? – добродушно спросил его здоровенный дядька с капитанскими погонами.
– Нашлась.
– Ну вот и слава богу! По жопе всыпали, чтоб неповадно было?
– Всыпали.
– Вот и хорошо. Всего вам доброго, гражданин Бронштейн.
