пятнадцать копеек, и потребовала, чтобы ей выплатили недостающую сумму за десять лет. День подсчета зарплаты, в отделе атмосфера злобы, со всех сторон, из-за всех столов устремлены глаза, горящие ненавистью.
Составили кляузное письмо, подписались все и послали в Москву, в ЦК. Мужчины подписаться отказались, и механики, и оба программиста.
Вызвали в партком, весь отдел. Там директор, и секретарь парторганизации, и председатель профсоюза. Секретарь из горкома прислан — разобраться. Партком — зал с кариатидами и камином. Поочередно с речами — парторг, профорг, директор. С заключительной речью — секретарь из горкома. Сухонький, в костюмчике, галстук, седые виски. Все эти произнесенные с большим пафосом речи — в защиту. Хвалебная песнь, гимн, панегирик. Таких слов никогда и не слышала о себе. Они дают высокую оценку ее профессиональной и административной деятельности. Она сделала то, что никто из предыдущих начальников АСУ не сделал. Да ей в ножки надо поклониться! Такого начальника по вычислительной технике у нас еще не было. Она всю душу отдает работе, днюет и ночует на фабрике, в лепешку расшибается. И т. д. и т. п. Можно подумать, к ордену представляют, трудового красного знамени. Секретарь из горкома говорил жестко. Он изучил ее служебную характеристику и характеристики жалующихся на нее работниц. Ему ясно, что ее требования абсолютно правомерны и не выходят за рамки служебной необходимости. Она требует от них только того, что предусмотрено нормативными документами. Если кого-то не устраивает работа, этот режим и тем более этот начальник, пожалуйста, подходите, здесь присутствует ваш директор, мы тут же решим, и, я думаю, никто не будет препятствовать вашему увольнению. Операторы притихли. Поджали хвосты. Полная победа.
В отделе два алкоголика. Надо избавиться, а то будет беда. Один — Тутулбаев Альфред Альбертович, начальник машины. Лицо красное, шапка кудрявых седых волос. Старый инженер, умная голова, в своем деле специалист высшего класса. Если бы не его слабость к вину, цены б ему не было. Он командует механиками. Его обязанность — обслуживание вычислительных машин: чтобы работали бесперебойно и всегда находились в рабочем состоянии. Необходимо держать в чистоте контакты, для этого их протирают спиртом. Спирт чистый, 96-процентный. Никто не может обвинить Альфреда Альбертовича в злоупотреблении и использовании спирта не по прямому назначению. Но к концу дня одна и та же картина: нетвердо стоит на ногах и держится за стену. В проходной пропускают. Торчит на набережной, вцепясь в парапет и раскачиваясь. Выходящие с фабрики видят. Утром, как всегда, пришла в отдел первой. Понадобилось открыть магнитофонный шкаф. Это огромный металлический шкафище, там магнитофонные ленты в бобинах. Дверцы на себя открываются. И что же? Оттуда вывалился Альфред Альбертович. К директору. Полыхаева и слушать не хочет. Тутулбаев заслуженный работник, двадцать лет беспрерывного стажа на фабрике, уволить его нельзя. Никто не позволит ей. Ишь разбежалась. Сама виновата: почему не занимается воспитанием своих подчиненных. Раскричалась, стучала кулаком о стол. Случай помог. На фабрику приехал чин, из больших шишек, увидел, как Тутулбаев на Мойке раскачивается. Уволен. Избавилась от одного. Другой — механик Григорий. Запойный забулдыга. Его обязанность — обслуживать фактурные машины. Они устаревшие, часто ломаются. Требуется неотложная починка — склад встанет. Где Григорий? На месте нет, гуляет. Найден. Приведен на склад. Начинает возиться с машиной. У него ничего не получается, пот валит с него ручьем, лицо багровое. Григорий обрушивает на непослушную машину все свои инструменты, молча встает и уходит. После его ухода еще час чувствуется запах винного перегара. С этим удалось расстаться легче, чем с Альфредом Альбертовичем.
Теперь — охрана труда и пожарная безопасность. Взяла трудовое законодательство по охране труда на предприятиях, посмотрела статьи, везде одно и тоже: за нарушение правил, и за то, и за сё, за халатность — четыре года тюремного заключения. Сильно встревожило. Не забыть, что написано в этих статьях. Врезалось, что одинаковая кара за каждую трудовую вину: четыре года да четыре года. И везде теперь мерещатся эти четыре года, стучат в мозгу. Не спится от страха, полностью пропал сон. Делать нечего. Взялась за гуж. Докладную записку на имя директора: что отдел совершенно не соответствует требованиям правил охраны труда, а также — пожарной безопасности. Необходимо принять срочные меры. Безобразное состояние грозит серьезными неприятностями. К тому же в отдел должна придти новая вычислительная техника, что потребует переоборудование всех помещений отдела. По пунктам — что надо сделать. Оригинал записки — директору на стол, копии — главному инженеру и начальнику пожарной охраны. Это их всколыхнуло. О, как они забегали! Явились инспектора, осмотрели, удостоверились. Всё так и есть. Пригнали рабочих, началась срочная перестройка. Стены в помещениях обили противошумной дырчатой плиткой. В окнах установили кондиционеры. Резали эти прекрасные венецианские окна! Подключили сигнализацию. На потолках установили противодымные датчики. В машинном зале поместили на тележках громадные огнетушители. На машины поставили кожухи. Из-за этих кожухов с механиками распря. Они, чтобы им удобней, держали кожухи снятыми. У них уход за машинами, мелкий ремонт, что-то подкрутить, подвертеть, протереть, смазать.
И что же — отвинчивать-привинчивать кожухи каждый раз? По сорок раз в день?! У них времени не будет работать! Взбунтовались. Но зря они. Чего так боялась, то и произошло. Несчастный случай: одной из операторов оторвало палец — попала по оплошности в открытые движущиеся части механизма. Оттого, что кожух снят. Нетрудно было доказать, что виноваты механики.
Административная рутина отнимает все время. А еще гражданская оборона! Требуется составить список работников отдела: кто что должен делать по тревоге. Посылать их в кабинеты гражданской обороны для учебы. В отделе возмущение, споры, протесты. А куда деться? Приказ. Надо исполнять. Один раз в квартал по всей фабрике объявляется тревога. Без остановки производства. Газы или атомный взрыв. Все обязаны надеть заранее приготовленные противогазы, от швей в цехах до директора фабрики. Так и работают в противогазах, с гофрированными хоботами, коробками и сумками на боку. Томятся в этом снаряжении. Вид нереальный, неземной, как на другой планете, какие-то фантастические существа, марсиане. Каждый день запугивают по радиовещанию: что вот-вот начнется атомная война. По телевидению показывают фильмы — атомные грибы-взрывы, страшные опустошения взрывных волн. Показывают последствия этой войны: разрушенные города, выжженная земля, мертвая, пустая планета, пустыня, ни одного человека, ничего живого, только пепел и черная ядовитая пыль, покрывающая планету. Эти каждодневные угрозы войны и картины бедствий наводят животный страх, психика в чрезвычайной напряженности, душу сжимает ужас. Невозможно жить в этом постоянном ужасе. Этот ужас нагнетается и нагнетается, им пропитан весь воздух, вся жизнь. Каждую ночь снятся кошмары с сюжетами атомных катастроф. Так и сходят с ума. Спасает работа. Надо благодарить работу.
В марте послали в Москву. Семинар работников вычислительных центров. Съехались со всей страны. Выступил замминистра. Рыжий, светлоглазый, по фамилии Мыльник. В числе прочих упомянул в своем докладе. Да нет! Особенно выделил! Так и сказал: «Вот посмотрите на нее! Эта хрупкая женщина совершила подвиг — на такой старой, отжившей свой век технике выполнила план не то что на сто, на все двести процентов! Она мужественно борется со всеми препятствиями и трудностями, стоящими на ее пути. Она героиня! Это наша Жанна дАрк!» Как могла не тронуть такая речь, такие добрые слова? Конечно, до глубины души тронули. Наконец-то этот титанический труд оценен. Ведь на фабрике ни одного доброго слова не услышала, наоборот: только хаяли. И директор Полыхаева и главный экономист Латунникова. И вот — такие похвалы из уст замминистра! Расчувствовалась до слез.
После семинара — пир. В гостинице накрыли столы. Все подвыпили. Весело. Танцевала с замминистра. Он на других не смотрел, рассказывал что-то смешное. В конце танца, улыбаясь, предложил уединиться в отдельном номере. Убежала как от чумы. Потом, рассудив на свежую голову, поняла, что, может быть, совершила величайшую глупость. Поступила как последняя дура. Кому ни скажи, все так и назовут. Согласись на предложение этого рыжего замминистра, отблагодари его таким образом — и карьера обеспечена. Не исключено, что через несколько лет могла бы занять какую-нибудь высокую должность в министерстве.
Командировки в Москву, на день, на два, «Красной стрелой», в ночь, в купейном. На фабрику должна поступить новая вычислительная техника. Дела в министерстве, хождение из кабинета в кабинет. С ночного поезда, еще только семь, в министерство рано, оно в девять, пошла Кремль смотреть. В Москве суше. В Питере апрель сырой, промозгло, а тут — какой сухой воздух! Люди одеты почти по-летнему, в курточках; правильно оделась, как они, в легком весеннем плаще, туфли. В гостинице нет мест, нашла приют у знакомой, ее дом в Кривоколенном переулке. Коммуналка, на раскладушке. Утром раковина, черная от
