от Наденьки, стремится, чтобы никто не узнал и не понял, что не Саша была тут на свидании, а Наденька. Он же любит Наденьку и готов ради нее на все. Даже на то, чтобы жениться на Саше, которая так удачно подвернулась под руку, чтобы отвести подозрения от Нади. Вот потому-то он и говорит совершенно несусветное. Чего не скажешь при таких-то обстоятельствах!..
— Я уже имел честь просить руки Александры Кузьминичны, — прогремел Роман. — Правда, милейшая Авдотья Самсоновна?
— И я дала согласие! — Перегудова вбила руки в бока, подыгрывая Роману.
— Когда это было? — совсем некстати встрял Иван Никанорович.
— Было! — отпихнула муженька Авдотья Самсоновна. — Зачем отказывать приличному человеку? Он, между прочим, племянник известного литератора Вельтмана. — Авдотья Самсоновна повернулась к Шиншиной. — А ты бы, милая, шла отсюдова. За такие наветы тебе пол-Москвы от дома откажет.
10
Шиншина выскочила из библиотеки, словно ей хвост прищемили. В коридоре налетела на будущего женишка:
— Ты почему здесь? Почему не пошел со мной?
— Не хотел смотреть на позор Надин… — прошептал тот, явно не зная, что стряслось в комнатке при библиотеке.
— Не было никакого позора твоей проклятой Надин! — зло прошипела Шиншина. — Был мой позор. А все благодаря тебе, идиоту!
— Я же все сделал, как велела!
— Я велела к Надьке Петьку привести. А ты кого к кому привел?
— Петра к Надин…
— А откуда там художник с какой-то родственницей Перегудовых оказался?!
— Роман Шварц? — От удивления у Константина челюсть отвисла.
Внезапно в коридоре возник здоровенный детина в бархатном, богато изукрашенном камзоле.
— Кто тут моего Ромку поминает? — рявкнул он. — Ты? — Детина подхватил Шишмарева под мышки и приподнял над полом. — Надеюсь, ты его приятель, милейший?
Шиншина взвизгнула. Детина отбросил Шишмарева к стене.
— Да не боись, не зашибу. Мне бы только узнать, где Ромка?
— Там! — Шиншина ткнула пальцем по направлению к библиотеке.
— Отлично! — И детина понесся в указанном направлении.
— Не губернаторский — сумасшедший дом! — прохрипел Шишмарев, потирая глотку. — Изувечил, медведь! И ведь он завсегда так — ни манер, ни образования. Хорошо, хоть меня не признал…
— Да кто это? — с испугом поинтересовалась Шиншина.
— Граф Воронцов. Царский любимчик — граф Василий Семенович Воронцов. Вот хватка! — Константин потер еще и плечи. — Одно радует — не будет покоя в этом доме, пока тут гостит этот медведь. Все с ног на голову поставит. Все перекорежит. — Шишмарев вдруг просительно заглянул в глаза своей будущей супруге. — Сделай милость, Нюточка, поедем домой. А ну как он вернется, да меня признает… Поедем, от греха подальше, Нюточка!
У Шиншиной сердце упало. Вот ведь хотела выругать, а может, и выгнать дурака. А услышала ласковое «Нюточка» — и растаяла. И что только этот котеночек с ней, бедной, делает?..
Дать бы ему по уху, а рука не поднимается. А ведь такой отличный план загубил! Какая интрига могла бы быть, какой пассаж, какая месть! Надька-гордячка и Петька-ловелас — порок и разврат на всеобщем обозрении. И всего-то и надо было Надьку, с Петькой свести. И того не смог, идиот! И ведь ее, бедную, под монастырь подвел. Это как еще нужно будет улаживать всю эту кошмарную историю, как перед графом Закревским лебезить да кланяться? Но ничего, она крепкого рода Шиншиных, она справится и уладит.
Нюточка вздохнула, глядя на своего возлюбленного идиота. Вон смотрит-то как жалостливо, губы трясутся, пальцы подрагивают. И еще называет Нюточкой! Откуда только прознал про детское имя?
— И чего ты так всполошился? — почти миролюбиво осведомилась она.
— История неприятная, ма шер. Мне еще мало лет было, жили мы с батюшкой в Петербурге. Родня наша, сама знаешь, небогата. Ну и батюшка хотел форс держать. А денег-то нет. Вот он и пристрастился к картишкам. И в игре того… передергивал…
— Шулерствовал, что ли?
— Понемногу обычно… Но в тот вечер большая игра была. Батюшку чуть за рукав не схватили. Вот он и свалил все на какого-то немца. Сказал — тот шулер. Скандал вышел. Граф Воронцов там был. Немец-то ему другом приходился. Вот он и не поверил, что тот мухлевал. Всех опрашивать стал. Ну и меня спросил. Мне тогда лет десять всего было. Я и сказал, что уже несколько раз с батюшкой на игру прихожу, и каждый раз вижу, что именно этот немец играет нечестно.
— Эк тебя занесло на обман-то…
— А что делать было? Жить-то нам с батюшкой надо. Вот и обвинили чужого. Воронцов, правда, и мне не поверил. Но другие игроки стали кричать, что уж ребенок-то — чистая душа, врать не станет. Конечно, с тех пор я вырос, изменился. Но все-таки сделай милость, Нюточка, едем домой!..
И Шишмарев потащил подругу за собой к выходу. И вовремя. Потому что вся компания генеральских гостей уже вышла в коридор.
— Позвольте проводить, ваше сиятельство в парадную залу! — гудел Закревский, забегая вперед императорского любимца. — Для нас честь — сам граф Василий Семенович Воронцов! И как раз к празднику. Вот извольте видеть, у нас именины моей дочери Полины. Подойти сюда, моя красавица!
Но Воронцов не дослушал хозяина. Наконец-то найдя Романа, он ринулся обниматься:
— Роман Иванович! Ромка! Это же я — Василий Семенович!
Шварц оторопел. Оказывается, вот кто гостил у него — сам знаменитый граф Воронцов!
На помощь Роману пришел Закревский, тут же сменивший тему разговора:
— Вы, ваше сиятельство, прибыли к нам в счастливую минуту для милейшего Романа, не знаю как его по отчеству, мы тут без отчеств, по-родственному общаемся. Господин Шварц объявил о помолвке с мадемуазель Александрин Перегудовой.
— Да не Перегудова она, а Локтева! — встряла-таки Авдотья Самсоновна.
— Все равно — родня! — отрезал Перегудов. — Наиближайшая! Как сестра вместе с моей дочкой Наденькой воспитывалась. Все время вместе, как подружки, как едина душа. Вот и на званый обед к губернатору вместе прибыли. Так, Сашенька?
Иван Никанорович посмотрел в сторону Романа, рядом с которым должна была стоять родственница. Но Саши не увидел. Новоявленный жених обнимался и целовался вовсе не с Сашей, а с шумным и раскрасневшимся только что прибывшим губернаторским гостем. Тот, словно медведь, хватал Романа в охапку и громогласно гудел:
— Нашел-таки! Я ж к тебе нынче ездил. На полдороге, знаешь, чуть в сугроб не грохнулся — какой-то пьяный возница на меня выскочил. Хорошо, мой кучер тройку уберег, а то и кони пострадать могли бы. Меня самого аж тряхнуло — носятся, черти пьяные, по дорогам!
Только теперь Роман понял, по чьей вине отлетел он в снег, да еще и в помоях искупался, но сказать ничего не сумел, потому что шумный Воронцов снова стиснул его до колик в ребрах и опять загремел свое:
— Мне сосед твой поведал, что ты к Закревскому на обед собрался. Ну, я опять ноги в руки — и сюда. И вот надо же — какой форс-мажор! — помолвка. А это тут зачем? — Воронцов ткнул пальцем в портрет девицы с розами. — Я эту картину в твоей мастерской видел. Продаешь, что ли? Так я куплю!
— Не продаю, Василий Семенович! — Роман попытался отодрать благодетеля от своей груди.
Но тот снова полез с лобызаниями. Видать уже был не весьма трезв.
— Почему? Разве ты мне не друг? Я хорошие деньги дам! Те картины, что я у тебя прихватил, помнишь — портреты Гоголя да Вельтмана, — я в Литературный клуб подарил. Ты, Ромка, надеюсь, не в
