– Ты врешь, – Татьяна нервно закрутила головой, пытаясь разглядеть спину в вырезе платья. Это было единственное вечернее платье, подходящее к случаю. Собственно, оно вообще было единственным, так как никаких поводов для приобретения обширного гардероба не было. Глубокого алого цвета, струящееся и матово поблескивающее, оно шло ей невероятно. Выбрал платье Сеня, именно это и расстраивало, так как хотелось потрясти воображение не только сотрудников, но и самого Крыжовникова. Безусловно, все будут на нее пялиться, и не столько из-за наряда, сколько из-за спутника. А Таня была уверена, что именно на этом вечере Сеня решится обнародовать их отношения, о которых уже давным-давно все шушукались, спорили и сплетничали, придумывая несуществующие подробности. Поэтому нарисованная Ведеркиной картинка пугала. Представив себе сморщенную и потрескавшуюся, словно степь во время засухи, спину, Таня выгибалась у зеркала, ища признаки надвигающейся катастрофы. Ничего такого не было.
– Я не вру, я прогнозирую, – мстительно буркнула Наташка. – Это научно доказанный факт.
– Какой факт, где факт? – возмутилась Татьяна. – Все же нормально.
– Да, пока нормально, но что будет потом?
– А потом я состарюсь и умру, точно так же, как и те, кто не ходил в солярий. Давай, говори, что у тебя случилось, а то с тобой совершенно невозможно общаться. Просто так и дала бы в лоб.
– Ничего у меня не случилось, – Ведеркина зевнула и ненатурально потянулась.
– Ну, ты, актриса погорелого театра, – Таня стащила платье и начала аккуратно прилаживать его на вешалку. Было ясно, что выбирать не из чего, так что тему можно было спокойно закрыть. Наташка все равно не скажет сейчас ничего вразумительного, поскольку слишком занята своей трагедией. – Давай рассказывай. С Егором разошлась?
– Типун тебе на язык! – подпрыгнула Ведеркина и даже бросила в подругу круглой диванной подушечкой.
– Уже хорошо.
– Ничего хорошего. Мы поссорились.
– Насмерть? Пошли чаю попьем, – Татьяна дернула безвольную Ведеркину за локоть и подтолкнула в сторону кухни.
– Не насмерть, но неприятно. У нас куртку украли.
– Какую куртку?
– Дорогую.
– Ну и?
– Ну и вот, – вздохнула Наталья.
– Что ты тут партизанку из себя корчишь?! – взвилась Таня. – Я что, по капле из тебя вытягивать должна?
– У нас украли куртку, – опять завела свою «шарманку» с драматическими паузами приунывшая Наташка.
– У вас?
– Ну, у меня.
– А если я тебя стукну, ты сможешь рассказывать быстрее? – Татьяна шлепнула на стол плетенку с печеньем и свирепо уставилась на вздыхающую подругу.
– Не смогу. Мне тяжело.
– Ты жаловаться пришла или пыхтеть?
– И то, и другое. Он так орал. Мы никогда раньше не ссорились.
– Из-за куртки?
– Она дорогая, – заныла Наталья.
– Стоп. Я помню. Можно почленораздельнее объяснить?
– Чего непонятного? У него мама заболела, я ее подменяла в магазине, потом пошла кофе пить, а пока пила – куртку сперли. У кого рука поднялась? Там все знают, что я почти жена хозяина…
– Покупатели, боюсь, не в курсе. И ворам однофигственно, у кого товар тырить.
– Егор сказал, что, если уходишь, надо закрывать, а там жалюзи тяжелые… короче, вдруг я беременная… в общем, я не стала с ними валандаться…
– Ой, мамочки, – ахнула Татьяна. – Что значит – беременная?
– А ты не знаешь, что это значит? – окрысилась Ведеркина.
– И что, он не рад?
– Чему? Тому, что куртку сперли?
– Слушай, ты можешь вменяемо рассказывать, а то у меня логика событий теряется? В чем проблема? В беременности или в куртке? Или в том, что поссорились?
– Ты совсем там на своей работе отупела, – расстроилась Наташка. – С кем же я теперь советоваться буду, когда единственный умный человек в окружении остался, и тот – я. У нас украли куртку. У меня. Егор орал. Некрасиво и при продавщицах. А у меня задержка. Я хотела провериться и праздник устроить. Нащупала логику?
– С трудом. А можно я твою дурную башку пощупаю: может, у тебя температура? Что тебя конкретно задело? А то я, тупая, не могу никак понять, что обсуждаем.