злости Евгений проорал:
– Да, я нормальный мужик! И, как любому нормальному мужику, мне нравятся грудастые длинноногие блондинки, которым нравлюсь я!
Дверь лязгнула, как пасть аллигатора, поглотив Рыжикова. В этом грохоте было столько окончательной и бесповоротной безысходности, что Люда чуть не расплакалась. Бедный наивный Женька, так и не дождавшийся от нее снисхождения, сейчас отдастся пронырливой бабенке, быстро смекнувшей, что у кавалера есть деньги и нет уверенности в себе. Таким можно крутить как угодно, вить из него веревки и завязывать в мелкие узелки. Кому-то вполне достаточно для счастья скромного набора из кошелька и покладистого мужичка. Людмила была слишком умна, чтобы довольствоваться малым, но тут вдруг задумалась. А могла бы она из жалости пригреть Рыжикова? Как друга, как человека, который верит в несбыточную мечту? И только она, Людмила, может эту мечту осуществить, сделав Рыжикова счастливым.
Маленькие бесцветные глазки, белесые ресницы, веснушки, делавшие его похожим на хулигана- переростка, медлительность, привычка все взвешивать и обдумывать, неспособность к порыву, неумение удивить…
Если женщина не хочет чего-то делать, она и себе, и окружающим легко объяснит, что дело не в ее прихоти или эгоизме, а в объективной реальности и логическом подходе к решению проблемы.
«Я бы могла, – решила Люда. – Но я не имею права унижать его своим снисхождением. Мы оба будем мучиться».
Нет, конечно, она допускала, что в данный конкретный момент Рыжиков вряд ли мучается. Блондинка действительно была грудастой, длинноногой, и вряд ли им там сейчас скучно или неуютно. Скорее это Людмила чувствовала себя неловко и злилась, что поход не удался. Мало того, он еще весьма позорно закончился! Но зато стало ясно, что Женя страдает. И не просто страдает, а от неразделенной любви. Когда нет своей личной жизни, приятно хотя бы быть частичкой чужой.
«Да, я эгоистка, – удовлетворенно констатировала Люда. – Но если сам себя не полюбишь, то никто тебя не полюбит. Жизнь – сложная штука. Она нарочно всех сталкивает лбами и смотрит, что получится. Блондинке нужен Рыжиков, Рыжикову нужна я, а кто нужен мне? Никто! Плохо жить, когда никто не нужен? Да просто замечательно! Потому что когда тебе никто не нужен, то никого и не потеряешь. Тогда почему все как-то не так?»
Уже засыпая, Люда в бессильной злости укусила подушку и прошептала:
– И вовсе дело не в физиологическом одиночестве! И не в моральном! Дело в этом Рэде! И откуда он свалился на мою голову?! Надо срочно что-то делать.
Утро снова огорчило отсутствием весточки от Рэда. Это начинало мешать жить и получать удовлетворение от существования. Навязчивое желание хотя бы что-то услышать с той стороны виртуальной действительности нервировало.
«Вот напишу книгу, стану знаменитой, тогда он еще пожалеет!» – неуверенно подумала Люда. Себя обманывать сложнее, чем окружающих.
Книгу еще надо было написать, а пообщаться с Рэдом хотелось немедленно. Просто чтобы убедиться, что он есть. Зачем – Люда не знала, но догадывалась, и догадка эта мучила даже больше, чем молчание «в эфире».
Сейчас надо было написать еще один отрывок, чтобы появился повод для письма. Рэд ответит, и тогда она замолчит. Он будет страдать, переживать, тоже, как и Люда, выискивать повод для весточки… Или не будет. Время покажет.
Глава 25
