все логические построения.
– Нет, – завопила она, нарушив романтизм сцены! – Вы не можете, не смейте, вы меня совсем не знаете!
– Перестаньте, чего такого я не знаю, что может помешать нам целоваться?
– Вы даже не представляете, – Юлька задыхалась от волнения, голос дрожал.
– Ну, чем вы собираетесь меня потрясти? У вас что, судимости в анамнезе? Если вы уже отсидели, то вы чисты перед законом и передо мной!
Он пытался шутить, поскольку чувствовал себя невероятно неловко. С ней было легко, он абсолютно не стыдился ее, своих эмоций, но периодически включавшаяся логика вносила налет нереальности в происходящее. На такие сцены нельзя смотреть с позиций разума, это сплошной клубок чувств, который захлестывает и заставляет забыть о приличиях.
Юлька вдруг опять разрыдалась.
– Юля, ну перестань, ну пожалуйста! Я тебя обидел? Я чушь нес, прости! Слышишь? Ну скажи, в чем дело, я так глупо себя чувствую…
– Рядом с идиоткой любой будет чувствовать себя глупо, – захлебываясь слезами, прозаикалась Юлька.
– Не оскорбляй мою любимую девушку!
– Не смей так говорить! Ты не понимаешь, кто я! Я – чудовище!
– Юля, просто скажи, в чем дело, и тебе станет легче. И перестань плакать. Я не могу, когда ты рыдаешь, перестань!
Он уже понимал, что не хочет ее отпускать: никогда, никуда… Ему было жаль тех дней, которые он упустил, но впереди была целая жизнь. Сергей понял, что любит. Это слово поднимало внутри такую бурю чувств… Наверное, впервые в жизни появился еще один человек, кроме мамы, который стал ему так дорог.
Левый рукав пиджака уже промок от ее слез, нужно было немедленно останавливать истерику.
– Слушай меня! Что бы ты сейчас ни сказала, какой бы ни была твоя тайна, это уже ничего не сможет изменить. То, что сейчас между нами, это…
– Я беременна. – Она не смотрела на него. Сергей видел только ее макушку, девушка наклонилась, пытаясь спрятать глаза. Ей было страшно увидеть его реакцию.
Конечно, такого он не ожидал. Это было ударом. Новость оглушила его. Сергей просто перестал соображать и не понимал, как реагировать. Сказать, что он рад? Глупо. Как он может быть этому рад? Промолчать. Нет, молчать нельзя. Что тогда?
– Ты его любишь? – выдало подсознание.
Она не стала спрашивать «кого?». И так все было ясно:
– Он умер. Для меня. Это только мой ребенок. Все. Уходи, пожалуйста. Только не говори ничего, не оправдывайся.
Сергей растерянно молчал. Пауза затягивалась. С каждым мгновением пропасть, разделявшая их, разрасталась. Они словно оказались на расколовшейся льдине, и бурное подводное течение уносило их в разные стороны. Еще немного, и они исчезнут друг для друга. Навсегда.
– У ребенка должен быть отец… – это сказал не он, а что-то внутри его. Но получилось вслух.
– Не надо, пожалуйста…
Она легонько оттолкнула его и медленно пошла по коридору. Сергей посмотрел на ее худенькую спину, на босые пятки и подумал, что ей должно быть холодно на мраморном полу. Подняв туфельки, он догнал ее, крепко схватил за руку и осторожно сказал:
– Золушка, можно я примерю тебе эти туфельки? Они должны прийтись впору…
– Только помни, что скоро я превращусь в тыкву…
Аня, захмелевшая от счастья и выпитого вина, внезапно поняла, что давно не видит Юльку.
– Увели твою подругу кавалеры, – успокоил ее Вадим. – Такая девушка не может скучать в одиночестве.
– Но она же не могла уйти без меня, – соображала Анька. – Куда ты унес наши вещи?
– В кабинет Сергея.
– Вот! Не могла же она уйти без одежды!
– Если выпила, то запросто могла!
– Она не пьет. Пошли-ка наверх!
– Наверх? – оживился Вадим.
– В хорошем смысле! Мы Юльку идем искать. И не сверкай глазами, я обещала ее родителям доставить ребенка в целости и сохранности!
В коридоре четвертого этажа они обнаружили брошенные синие туфельки. Наученный горьким опытом, Вадим метнулся к туалету, но там было пусто и в форточке никто не висел.
– Ну тогда я не знаю, – развел он руками. – Можно еще посмотреть внизу, под лестницей.
– Туфли-то здесь. Куда ей босиком идти?
