части Берлина, он сошел около Тиргартена и направился по главной аллее к своей вилле.
В первые часы неожиданного путешествия Петер пытался освоиться со своим новым положением. Он легко и быстро изменил внешний облик, но изменить внутренний мир ему не удавалось. Он старался припомнить все привычки, выражения, взгляды, которые иногда высказывал Хирн. Несмотря на тесное помещение спального купе, он упражнялся в воспроизведении походки и жестов Хирна. Но он вскоре убедился, что это жалкая пародия даже издали бросалась в глаза. Поэтому он решил отказаться от изображения доктора Хирна и ограничить свою роль тем, чтобы разыгрывать разбогатевшего Петера с утонченными манерами. Эта мысль часто возникала в его представлении. Теперь она осуществилась, правда, только на несколько дней. Он решил воспользоваться этой неожиданной улыбкой фортуны, а все остальное предоставить случаю.
С чувством безграничного удовлетворения он вытянулся на мягкой постели спального купе и вспомнил жесткую деревянную скамью в вагоне третьего класса. Поезд остановился в Варнемюнде. Он услышал, как проводник объявил название станции, затем раздался стук беспрерывно хлопающих дверей вагонов, и где- то вдали прозвучал мужской голос, выкрикивавший что-то непонятное. Петер выше натянул одеяло и повернулся к стене. Какое ему было дело до того, что происходило там? Он ехал в первом классе, занимал отдельное купе; никто не имел права мешать ему. Но вот голос послышался ближе и как будто уже не снаружи. Петеру показалось, что кто-то бежит по коридору спального вагона и повторяет одну и ту же фамилию. Он прислушался и совершенно внятно различил два слова: «Доктор Хирн».
– Хирн, – повторил он и вскочил. – Ведь это я! Он открыл двери, высунул голову в коридор и крикнул:
– Здесь!
Разносчик телеграмм спросил:
– Вы доктор Хирн?
– Да! – ответил Петер.
Ему вручили две телеграммы, с которыми он скрылся в свое купе. Он прочел адреса, и ему стало не по себе.
«Открыть или нет? – подумал он. – Ну их! Приятного в них вероятно мало!» Он влез в постель, положил нераспечатанные телеграммы под подушку и потушил свет. Когда он ощутил во всем теле приятное тепло, он тотчас же забыл о телеграммах, потянулся и закрыл глаза. В этот момент громко постучали в дверь. Он вскочил. Разносчик телеграмм открыл дверь и вошел в купе.
– У нас осталось только две минуты, сударь! – воскликнул он.
– Что это значит? – спросил Петер.
– Да ведь телеграммы с оплаченным ответом, – сердито сказал разносчик телеграмм.
– Телеграммы? Ах да, верно! – Он порылся под подушкой и вытащил оттуда смятые телеграммы.
– Да распечатайте их, наконец! – торопил его телеграфист.
– Вы советуете? – ответил Петер.
А телеграфист подумал: «Этот господин, верно, не в своем уме».
Петер со страхом открыл и прочел:
Петер не понял ни единого слова. Он поспешно вскрыл вторую телеграмму в надежде найти в ней разъяснение.
«Итак, – спросил он себя, – что сделал бы в подобном случае доктор Хирн?» – И он решил, что тот из-за таких пустяков не испортил бы себе приятного путешествия. Он решил поступить точно так же и написал на ответном листе телеграммы:
Поезд тронулся, когда телеграфист соскочил со ступенек вагона.
Между тем Хирн добрался до своего дома. Он осторожно открыл дверь и прокрался на цыпочках в свою комнату. Орта спала в соседней комнате, отделенной от его спальни только ванной комнатой. Он с любовью посмотрел на свою тяжелую дубовую кровать с белоснежной периной, проскользнул в ванную комнату и приложил ухо к замочной скважине двери, которая вела в спальню его жены. Он тихонько открыл дверь, и в первый момент у него было сильное желание броситься к крепко спавшей Орте и заключить ее в свои объятия. Но потом он опомнился, прикрыл двери и вернулся в свою комнату. Там он разостлал свою постель, завел будильник, положил его под подушку и, раздевшись и потушив свет, лег в постель.
В это самое время Пино отыскивал Великана. Палисадной улице, казалось, не было конца. После утомительной прогулки он добрался наконец до дома, указанного ему Хирном. Это было очень высокое здание. Над входными дверьми красовалась надпись: «Городская богадельня».
Пино удивился. Входная дверь была заперта, как это обыкновенно полагалось по ночам. Он дернул звонок. В доме ничто не шевельнулось. Он позвонил вторично. Никто не отозвался. Тогда он стал стучать кулаками в дверь. В окне первого этажа появился свет, вслед за этим зажглись огни во втором, в третьем окне. Прошло несколько минут, и весь дом осветился.
