Обладатель великой нелепости

судорожно дернулся, будто пытался распрямиться…), а в выкатившихся глазах застыл бесконечный ужас человека, одиноко подвешенного в провале пространства между двумя отдаленными галактиками.

Задумчивый подался назад, уже давно перестав ощущать тяжелую возню жирных крыс в нижней части своего живота. Он зацепил плечом мольберт с законченной картиной, и тот опрокинулся вместе с полотном на просмоленное покрытие крыши. Где-то на краю сознания у Задумчивого билась мысль, что всего в полуметре под ним находятся люди и даже не подозревают о том, что происходит прямо у них над головой.

– Отврах-хтительноезрелище!.. Правда? – монстр потряс головой Мастера перед самым его носом: пару капель крови – странно тепловатых и тяжелых – упали Задумчивому на щеку.

(Неужели эта тварь его о чем-то спросила?)

– Гнустх-хное!.. – казалось, слова Отрывателя рождаются от вибрации самого пространства. А язык, на котором он говорил, принадлежал какому-нибудь племени зловещих ночных существ – пожирателей трупов или кого-то в том же роде.

Однако до Задумчивого вдруг дошло, что он способен понимать этот язык. Он наконец сообразил, что Отрыватель не говорил на каком-то темном наречии, как орки, тролли и прочие герои Толкиена. Все дело в том, как он произносил слова и… в его голосе.

Как бы убеждаясь в своем утверждении, монстр отвел в сторону голову Мастера, словно некий кошмарный ваятель, оценивающий результат своих творческих потуг.

– Давай!.. сох-хтрем!.. его!.. – проскрежетал Отрыватель голов.

(«Он сказал… давай сотрем?..)

Чередой мелькающих, как лопасти винтов, движений руки чудовище содрало слой плоти с мертвого лица художника, будто освобождая от прилипшей маски. Не в силах отвести взгляда от этого жуткого процесса, Задумчивый пошатнулся. Весь окружающий мир наполнился непрерывным дурманящим звоном.

– Ужегораздолучше!.. – Отрыватель продемонстрировал перед его мутнеющими глазами стертое до цинично «улыбающегося» черепа лицо, не так давно принадлежавшее человеку, которого последние два с половиной года он считал своим учителем. То, что осталось от лица напоминало куски белого мрамора, медленно проступающего сквозь липкую грязь.

Задумчивый шатнуло.

– Чтоскаххжешь!.. – Отрыватель ткнул обезображенную голову художника ему в лицо.

Затуманенный взгляд Задумчивого внезапно прояснились: взрыв ярости был подобен вспышке сверхновой – казалось, правая рука самостоятельно сложилась в кулак, и тот с оглушительной силой врезался в голову монстра.

Через миг его рука до самой кисти превратилась в кровавое месиво.

Однако удар попал в цель – Отрыватель выронил изувеченную голову Мастера, пошатнулся и даже отступил на полшага.

Задумчивый удивленно поднес к глазам изменившую форму руку; что-то внутри недоумевало, почему он до сих пор не чувствует боли – а она должна была оказаться убийственной. Если он доживет до момента, когда мозг справится с перегрузкой, и уже точно направленные импульсы этой боли попадут по назначению…

Он перевел взгляд на Отрывателя. Тот с легко угадываемой насмешкой покачал головой, твердой как гранит, показывая, что намеренно позволил Задумчивому ударить себя.

– Яхорошодержх-хуудар!.. А ты?

Откуда-то, из невыразимой дали, Задумчивого достигли первые отголоски боли в руке…

Ответный удар чудовища вмял средину его лица, как у резиновой куклы. Глазные яблоки вылетели, будто мячи для тенниса, выпущенные из пневматической пушки, и исчезли в темном пространстве за пределами крыши. При этом парень даже не шелохнулся.

А когда его тело начало валиться грудью вперед, то Задумчивый был уже давно мертв.

Монстр поднял упавшую картину, на которой был изображен вид, что открывался с этого места на крыше. Заключительные мазки, нанесенные Мастером около полутора часов назад, еще не остыли и светились живым теплом, с удивительной точностью повторяя мир, каким его видел Отрыватель голов.

– Простообторчххх!..

Глава 5 Гера (III)

– Знаешь, я собираюсь поехать осенними каникулами в Ригу, к родственникам отца. На целую неделю и… без предков, – сообщил Гера, когда они с Алексом вышли на воздух из длинного вагончика с громко играющей музыкой, – такие строения всегда узнаются с первого взгляда, даже если не заметить больших ярких букв, складывающихся в простое и короткое слово ТИР.

– Клево! – удивился Алекс.

К лету 84-го «Алекс» окончательно стал его вторым именем. Ему это даже льстило, позволяло чувствовать себя парнем из-за границы, например, американцем, изъездившем половину мира, может быть, даже побывавшего на живых концертах «ROLLING STONES», «KISS», «SMOKIE»; парнем, оставившим где-то там, за океаном, на время очередного путешествия (как всегда, это было поездкой в Советский Союз) сногсшибательную блондинку, влюбленную в него по уши, шикарную машину с откидным верхом, какие бывают только в иностранных фильмах, и, конечно, массу чертовски важных дел. На худой конец это помогало вообразить себя просто крутым парнем. К лету 84-го «Алекс» стал неким кодом, магическим заклинанием, позволяющим надеть никому не видимые волшебные очки, изменявшие мир по твоему желанию.