Лечащий врач раздраженно прищелкнул языком.
— Прошу вас, будьте рассудительны, миссис Карлтон. Мы немножко подправили вас за последние месяцы, и теперь мы оба, и я и доктор Торрингтон, считаем, что вы достаточно окрепли, чтобы перенести первую стадию операции. Это даст возможность управиться со всем до наступления жары.
— Прошу вас извинить мое упрямство, но я отвечу — нет.
— Тогда я не беру на себя ответственность за последствия.
— А я и не прошу вас об этом. Я знаю все, что может случиться, и предпочитаю, чтоб было так. Когда- то вы говорили мне, что торакопластика меня не вылечит. Зачем же сейчас я буду подвергать себя операции, которая только еще протянет мою жизнь инвалида? Детей у меня нет. Я обуза для мужа и друзей. А вы бы согласились жить на таких условиях?
Остатки разговора до Джэн доносились смутно. Потом оба врача ушли. Когда Джэн, наконец, решилась выглянуть из-под одеяла, она увидела, что миссис Карлтон откинулась на подушки и, заложив за голову руки, спокойным, невидящим взглядом смотрит на остатки снежной пороши, припудрившей ели за окном.
В следующее воскресенье, несмотря на то, что хозяйка отсутствовала, Джэн с трудом удалось уговорить сестру Воон отпустить ее к повороту дороги. И только когда Леонард обещал пойти вместе с Джэн и вовремя привести ее обратно, сестра согласилась.
Джэн проснулась поутру и увидела небо, покрытое облаками, и серебристые лучи утреннего солнца, падавшие на долины. Одеваясь, она чувствовала, как ею овладевает волнение. Барт сказал, что наверняка успеет к раннему поезду, и, с горечью вспоминая прошлое воскресенье, она еще больше волновалась, представляя себе, как она, наконец, увидит сегодня Барта и как он удивится при этом. Она тщательно приоделась и оглядела себя в зеркале. «Сегодня я не буду так глупо себя вести, — сказала она себе. — Нет уж, прошлое воскресенье не повторится. Это было мне уроком».
Леонард окликнул ее; она надела пальто и вышла к нему на веранду.
— Что вы скажете, если мы пойдем для разнообразия через сад и спустимся к скамейке по Холму Инфарктов? Времени у нас много.
— Великолепно, я там еще никогда не ходила.
— Если будете идти осторожно, спуск по этой тропке не причинит вам вреда, но обратно вы непременно возвращайтесь по дороге.
По тропинке путь был короче, чем по дороге, но тропка была крутая и каменистая. Вниз по ней идти было очень удобно, но только глупый или безрассудный решился бы подниматься по ней.
День выдался облачный и очень тихий. Они медленно шли по узкой тропинке, вдоль которой на кустах густого и низкорослого кустарника ярко пестрели весенние цветы. Леонард молчал, как будто подлаживаясь к ее настроению. Когда-то он казался ей непонятным и немного высокопарным, но теперь, когда она узнала его поближе, она стала понимать его настроения так же, как он, кажется, инстинктивно понимал ее.
Она намеренно замедлила шаг. Нужно беречься. Сегодня она будет выполнять все, что ей говорят. Даже если Барта задержат сегодня в последний момент, как в прошлое воскресенье, она не позволит себе расстраиваться. Это глупо. Сейчас она готова была смеяться над собой, вспоминая об этом. Если она и после их женитьбы будет поднимать такую панику всякий раз, как он задержится, хорошенькая у них будет жизнь. Нет, нужно быть терпеливой, уравновешенной. Она постарается перебороть себя, стать другой, потому что иначе это снова отразится на ее температуре, на ее пульсе.
Она радовалась, что день был серенький. Тучи, словно серые перья, низко нависали над горами, и клочья тумана плавали внизу, над долиной. Когда они дошли до скамьи, Леонард угостил ее сигаретой, и они мирно курили, сидя рядышком на скамье, пока в выемке на склоне холма не показались знакомые серебристые клочья дыма, вырывавшиеся из паровозной трубы. Она смотрела на них, спокойно ожидая и твердо решившись вести себя разумно, даже если Барту снова не повезет и он и сегодня не сможет приехать. Наконец поезд прошел под ними, и они услышали, как он замедляет ход, подъезжая к станции.
Леонард встал.
— Побреду обратно. А ты обещай мне, что если Барт не приедет на этом поезде, ты сразу же пойдешь назад.
— Конечно, пойду. Больше никогда не буду вести себя так глупо.
Он легонько потрепал ее по щеке своей огромной пятерней.
— Вот и умница! И помни, если ты не придешь вовремя, мне от сестры Воон попадет.
— Помню. Если его здесь через пятнадцать минут не будет, я сразу же отправлюсь домой и лягу в постель, как послушная девочка.
Она смотрела, как он медленно бредет по дороге к санаторию. В сыром воздухе резко прозвучал свисток паровоза. Джэн слышала, как поезд отошел от станции. Сердце ее стало биться чаще. «Спокойно, спокойно, — молила она, кутаясь в пальто. — Мне нельзя расстраиваться». Она, не отрываясь, смотрела на дорогу, потом перевела взгляд на часы. Вдали замер шум поезда. Джэн снова взглянула на дорогу, пробежав взглядом по желтой черте, обозначавшей ее середину, до самого бугра, из-за которого должен был появиться Барт. До поворота пять минут. Она снова взглянула на часы. Прошло уже десять минут с тех пор, как ушел поезд. Сердце ее отчаянно колотилось в груди. Подул резкий ветер, и ей стало холодно. Нет, лучше не ждать здесь больше. Еще пять минут подождет, и все. И, словно против своей воли, она вдруг быстро поднялась. Нет, она больше не может ждать здесь. Она пойдет назад в санаторий. Она будет отдыхать в положенное время. Барт приедет следующим поездом. Если же нет, то он позвонит. Только не нужно впадать в панику.
Когда она уже повернулась, чтоб идти, со стороны города на большой скорости подъехал серебристо- серый лимузин. Она и не заметила бы его в потоке машин, если бы он вдруг не развернулся размашисто у поворота и не подкатил к развилке дороги, направляясь теперь к Сиднею.
Из машины вышел Барт, и сердце ее от радости подпрыгнуло в груди. Он все-таки приехал! Она знала, что он приедет. Ему, наверно, повезло, кто-нибудь подбросил его, и ему не пришлось тащиться в поезде. Он стоял, опершись рукой на дверцу машины, и разговаривал с водителем. Только теперь она увидела, что за рулем сидела девушка. Лицо ее было обращено к Барту, и Джэн видна была только темная волна ее волос, спадавших на плечи. Джэн увидела, как Барт непринужденно склонился к дверце машины, и девушка, тоже наклонившись, положила руку ему на плечо.
Джэн замерла на месте, скрытая деревьями. Он, наверное, хорошо знаком с этой девушкой. Очень хорошо. Джэн увидела, как девушка засмеялась и любовно потрепала его за чуб. Потом она притянула его за шею и поцеловала в губы. Это был долгий поцелуй, и, когда, наконец, он поднял голову, девушка протянула к нему зеркальце и держала его, пока Барт вытирал рот от помады.
Джэн повернулась, ничего не видя вокруг. Она не может идти по дороге, она рискует встретить Барта. Он не должен знать, что она была здесь. И, не думая ни о чем, кроме одного: нужно во что бы то ни стало избежать встречи с ним, она стала карабкаться по крутому склону Холма Инфарктов.
Барт, наконец, разыскал ее в самом конце сада и так обрадовался, снова увидев ее в обычной одежде, что даже не заметил того, что Джэн не радуется его приходу, а просто стоит, как будто с трудом удерживая равновесие, на верхней ступеньке лесенки и молча следит за его приближением.
А потом, обняв и крепко прижав к себе ее напрягшееся тело, он даже не заметил, что она молчит, в то время как он так и сыплет извинениями и сожалениями по поводу того, что не смог приехать в прошлое воскресенье. Он и сам не заметил, как, оживляя собственную выдумку, стал объяснять, что он сегодня задержался, потому что хотел купить ей шоколадку или еще что-нибудь на станции в Уэнтуорт Фолз. И что у них такой переполох был в казарме, что он едва успел сесть на поезд. Все это звучало так убедительно, что он сам почти уверовал в свой рассказ. Магда была забыта. И, глядя в ясные глаза Джэн, видя ее губы у своего лица, он снова с чувством, похожим на страх, подумал, как все же ему повезло, что у него есть Джэн. И то, что она смогла выйти в сад вот так, в желтом свитере и шерстяной юбке, казалось ему залогом их грядущего счастья. Она действительно поправляется. Он спрятал лицо в ее волосах.
— Джэн, дорогая, знала бы ты, что это для меня значит.
Когда он ощутил, как, прижавшись к нему, дрожит ее тело, он вдруг вспомнил слова Магды: «Я ничего не отнимаю у Джэн». Она говорила правду. То, что происходило у них с Джэн, было чем-то особенным, не
