– Нет, – говорю. – А зачем? Ссыпь его куда-нибудь да заныкай до послезавтра. Нюхать я его сегодня уже точно не буду. А послезавтра, после похорон, мы почти наверняка все сюда к вам припремся. Всей старой компанией. И Патлатого помянуть, и за твое счастливое избавление остограмиться. То, что тебя просили никуда и никому не показываться, я так понимаю, на старую банду все равно ни фига не распространяется. Там людей, которым нельзя доверять, нет просто по определению. И вот тогда вот он, этот самый порошок проклятый, нам всем совершенно точно может понадобиться.
Инга вздыхает.
– Так, значит, – спрашивает, – когда вас ждать, в субботу вечером?
– Угу, – киваю, – если всей бандой, то не раньше. Так – если только кто по отдельности навестит, сама понимаешь. А вот чтоб всем вместе – это только послезавтра скорее всего получится…
Она снова кивает, зевает и снова улыбается.
– Ну что ж, – говорит, – буду ждать. Вот только имейте в виду – без Глеба лучше даже на порог не показывайтесь.
– Ты что, – кручу пальцем у виска, – совсем что ли, мать, мозгов лишилась? А кто, как ты думаешь, нас во всей этой фигне организовывает? У тебя что, есть какие-то другие кандидатуры на лидерство вот в этой самой, вполне себе идиотской, но при этом совершенно конкретной ситуации?
…Когда я ухожу, они меня провожают вдвоем: Инга и вновь появившийся в гостиной тот самый кремовый хулиганистый котенок с очень мудрыми и совершенно не детскими сине-зелеными глазами.
Я им машу рукой, а они просто стоят и меня разглядывают.
И даже головы у них почему-то при этом наклонены в одну и ту же сторону.
Глава 9
Когда я вышел из подъезда, то обнаружил, что на улице уже очень поздний вечер, фактически ночь.
Ну ни фига себе посидели, думаю.
Надо бы парням в паб позвонить, как они там, не совсем еще убились?
Если не совсем, то можно и подскочить, пообщаться.
Набрал сначала Гарри, потом Никитоса, результат один – абонент временно недоступен на фиг.
Угу.
Понятно.
Вздохнул, попробовал дозвониться Жеке, кое-как вроде получилось.
Хоть и с третьего раза.
– Привет, – говорю, – ты как там, живой?
– С трудом, – отвечает, – итить.
Голос, естественно, – пьянющий. В полную уматину, что называется.
– Ну, – улыбаюсь, – если живой, хоть и с трудом, то давай докладывай…
– А что тут докладывать? – удивляется. – Мажор в говнище нажрался, итить, его водила еле увез. Он же, сцуко, тяжелый, как Майк Тайсон, в таком состоянии. Никитоса я сам лично на себе до дома тащил, потом еще водки с ним пришлось прямо на кухне выпить.
– Чо, – смеюсь, – никак наговориться не могли что ли?
– Да-а-а, – тянет, – жилетка ему, понимаешь ли, итить, понадобилась. Ага, жилетка. Если б он еще говорить при этом хоть что-нибудь мог, тогда другое дело. А так только бормотал что-то по-своему. Итить. Но падать, сволочь, все равно почему-то не хотел, пока я ему еще грамм триста в глотку не влил. Ну и себе тоже пришлось вливать, соответственно.
– И чем закончилось? – любопытствую.
– Да чем эта хрень могла еще закончиться? – удивляется. – Приехал домой, люлей от матери огреб по полной. И за себя, и за своих друзей-алкашей, итить. Покурил на балконе да и спать завалился. Не успел уснуть, – тут ты звонишь. Вот и весь доклад, итить, блин, понимаешь, на фиг…
– Понятно, – хмыкаю, – и что, больше ничего занятного не было?
– Да нет, – зевает, – откуда? Мы когда приехали, все наши в пабе уже сидели, вся бригада. Вчерашний вынос мусора праздновали, итить. А тут мы – на сложнейших щщах и во вполне себе смурном состоянии. Вот и пришлось хлестать ускоренными темпами, чтобы парни лишних вопросов не задавали…
– Понятно, – вздыхаю, – тогда больше вопросов и у меня не имеется. Давай иди спи, завтра созвонимся.
– А я и так бы спал, – хамит, – если б, итить, ты сейчас не разбудил, непонятно за каким хреном.
– Но-но, – всхохатываю, – ты поговори еще мне тут в таком тоне. И тогда у тебя завтра щщи станут не только хорошенько помятыми с бодуна, но и вполне себе даже ничего так, чисто по-дружески отрихтованными…
Он в ответ только вздыхает:
– И на фиг только, я себе такую непростую и тревожную судьбу выбрал? Только сделаешь вроде что-то хорошее, так тебе тут же щщи рихтануть обещают. И кто ведь обещает-то, спрашивается? Твои же ближайшие друзья и, итить, на фиг, можно даже сказать, – боевые соратники, итить. Ладно, Дэн, не гони. Я и вправду спать пойду, а то завтра в институте семинары серьезные. А я не из вашего брата, не из мажоров, мне, итить, учиться, считай, почти что изо всех сил приходится.
– Ладно, – усмехаюсь, – и вправду иди спи давай. Завтра вечером созвонимся, перетрем если что. И еще… Ты давай за речью за своей следи. А то заебал уже с этим своим «итить»!
– Угу, – зевает, – слова-паразиты. Как прицепятся, так хрен отдерешь. Лады. Так и сделаем. Итить.
И – отключается.
Я жму плечами, сажусь в машину и набираю следующего абонента.
Он в отличие от предыдущего вполне себе бодр, и даже, что удивительно, трезв как самое распоследнее стеклышко.
– Привет, – говорю, – Али. Мы закончили.
Он хмыкает.
– Хоть одновременно?
Я морщусь.
– Да пошел ты, – шиплю, – со своими дурацкими подъебками! Еще раз такую хренотень пошутишь – и ищи дураков на стороне! Где травка погуще и трамваи пока что не разъездились. Москва – город, в принципе, немаленький, так какого хрена тогда, спрашивается, именно я твои проблемы решать должен?!
– Все, все, брат, – серьезнеет, – тормози. А то я тоже на взводе, сам понимаешь. Как там она, держится?
Я хмыкаю.
– Вот с этого вот, – говорю, – и надо было начинать, стос. А то, понимаешь, нашел оленя на севере.
Он молчит, ему явно не по себе, и я, чтобы не усугублять, немедленно начинаю отчитываться:
– Она в порядке. Настолько, насколько только возможно в такой ситуации. Сам все понимаешь, не маленький. Держится.
– Да-а-а, – тянет Глеб, – характер у нее правильный.
– Характер, что твоя сталь, – хмыкаю, – просто айрон мейден какая-то. Даже до порошка, который мне Гарри специально с собой дал, не дотронулась. Но уговорить ее не ездить на похороны Патлатого стоило мне немалой крови, как ты, опять-таки, сам, наверно, догадываешься…
Теперь молчу уже я.
А хмыкает он.
Нормальненькая такая обратка, думаю, получается.
– Ну, – говорит, – это-то как раз и понятно. С самого начала читалось. И то, что у тебя по-любому получится. И то, какой немаленькой кровью. Буду должен, не обсуждается. Что дальше-то было?
– Дальше? – жму плечами. – Дальше не было ничего особенного. Она нас ждет вечером в субботу, после похорон. Это – ее условие, при котором она не едет на кладбище. Всей старой бандой.
– Значит, так, – вздыхает.
– Значит, так! – режу. – Не обсуждается. Там и поговорите. Никуда не денетесь. Она сказала, что если
