хотелось бы…
Ну и что?
В принципе – не привыкать…
Сами эту жизнь выбирали, винить некого…
Да и незачем, откровенно говоря.
Просто времени на эту хрень жалко.
А его у нас у всех и не так-то и много выделено, как выясняется.
О чем сегодняшние похороны, да и инфа о возможном самороспуске легендарной мясной группировки, лично мне, увы, в очередной раз, тактично напомнили.
Типа, звоночек прозвенел.
Ой, кстати, какой неприятный.
Я же с флинтами начинал когда-то, в молодежном составе. Пока меня Мажор к себе поближе не подтянул.
Да, время, сцуко, идет, оно конечно...
И с этим, увы, ничего не поделаешь.
Просачивается, тварь, как песок сквозь пальцы, где-нибудь на солнечном тропическом пляже. И – застывает холодным бездушным мрамором, на который только и можно что смотреть, а трогать руками – уже противопоказано.
Холод, он ведь тоже обжигает, и это – во-первых.
А во-вторых, – он еще и любое тепло вытягивает.
Так что если у вас, как и у меня, к примеру, имеется пара-тройка собственных скелетов в шкафу, то пусть они там и живут.
Ибо – не фиг этим тварям нигде, кроме наших собственных шкафов, разгуливать…
…Продефилировали мимо предупрежденных Ингой и оттого равнодушных охранников, поднялись в обшитом зеркалами лифте, позвонили в знакомую дверь. В огромной квартире было светло, гулко и накурено.
Мажор вручил цветы и поцеловал Ингу в щечку, меня она погладила по плечу, Никитосу растрепала густую непокорную шевелюру, а с Жекой – просто поздоровалась и представилась.
Глаза у него при этом были, конечно, – совершенно офигевшие.
Этот ждановский увалень, похоже, и понятия не имел, что зрелая, почти сорокалетняя женщина может быть такой молодой, привлекательной и так здорово выглядеть.
Я мысленно похихикал и поаплодировал.
Много, думаю, Жендос, тебе еще открытий чудных готовится по этой смешной во всех отношениях жизни.
Ой много…
…А народ вел себя в Ингиной квартире совсем как в старые времена, то есть – совершенно раскованно.
Кто-то курил, кто-то рассматривал журналы, кто-то спорил, кто-то наливал себе виски и бросал туда твердые кубики льда из холодильника.
Многие, и это чувствовалось, ждали Али.
Ну – еще бы…
В принципе, те, кто тут сегодня собрались, были скорее – его, а не ее компания. А Ингины рейсеры сюда уже либо приезжали, либо появятся в другой день, немного попозже. И, как я понимаю, во многом как раз потому, что Али, если честно, их и в старые времена не очень-то жаловал.
Считал, в большинстве своем, просто пустышками.
Не всех, конечно.
Но там такого жесткого деления, как в околофутболе, на «основу» и «всех остальных», увы, пока что не существовало, а костяк любой тусы составляли люди, как правило, случайные. Рейсерский движ в нашей стране пока что, к сожалению, довольно молод, так что – ничего удивительного.
Это еще не братство, а так, – тусовка, не более того.
А тусовки Глеб презирал.
И меня научил тому же, в этом надо честно признаться.
Я, кстати, отчасти поэтому оттуда и ушел окончательно.
Под его, под Глебовым – и в этом надо отдавать себе отчет, – несомненным влиянием.
Гоняться-то мне было по-любому интересно, даже очень.
До сих пор кончики пальцев подрагивают, когда тонкие водительские перчатки на ладони натягиваю.
Но для того чтобы быть и там одним из первых, – как я в последнее время привык, – одного желания и упертости, к сожалению, недостаточно. А таланта пилота мне господь бог выделить в нужных количествах, увы, почему-то так и не сподобился, оставив болтаться в вечных середняках на этой прикольной и весьма любопытной для меня лично дистанции.
Ну и, спрашивается, на хрена тогда мне время свое драгоценное на это дерьмо тратить и говно на дорогах месить, если я свой потолок в этом деле и так слишком неплохо понимаю?! И его ведь, суку, и не обойти и не перепрыгнуть, как тут ни упирайся и ни выеживайся.
А болтаться в середняках меня почему-то – ну никогда не прикалывало, увы.
Для того чтобы я был счастлив, мне нужен и процесс, и результат, а не то или иное по отдельности.
Такая вот, странноватая для многих, душевная конституция…
…Я подошел к Инге и аккуратно поинтересовался, где у нее можно разнюхаться. Она понимающе усмехнулась и кивнула в сторону комнаты, когда-то бывшей кабинетом ее бывшего мужа.
Там-то мы с Мажором и еще парочкой проверенных перцев и уединились.
…Странно, но в кабинете Али Инга почему-то так ничего и не поменяла.
Те же книги на полках, тот же небрежно открытый ноутбук, те же картины и спартаковские вымпела на стенах. Будто хозяин просто куда-то вышел, но совсем скоро обязательно вернется.
Так, отошел на секундочку.
И, кстати, просил всем передать, чтобы тут в его отсутствие никто особо не безобразничал…
…Пока Гарри старательно растирал «первый» на выделенном для этих целей хозяйкой компакт-диске, я повнимательнее присмотрелся к календарю с фотографией и автографом Егора Титова и аж присвистнул от изумления. Потому как висевшая на почетном месте глянцевая клубная бумаженция была открыта на текущем месяце сентябре, текущего две тысячи шестого года от Рождества Христова.
Все страньше и страньше…
Они же уже почти как два года вместе не живут.
А этот самый гребаный сентябрь всего полторы недели назад как начался.
Причем самой Инге весь этот футбол, околофутбол и прочий «Спартак» – ну совершенно до флага.
Она в нем, честно говоря, уважала и признавала только то, что было неотъемлемой частью жизни ее любимого мужчины и его друзей, а все остальное вгоняло ее в глубокий ступор и казалось неизмеримо скучным.
Сама рассказывала.
А значит…
Идиоты!
Боже мой, какие же они оба идиоты…
…Мы прошлись по паре «стартовых» жирных дорог и пошли к парням в гостиную. И, как только расселись вокруг журнального столика и закурили, сразу же появился хозяин.
Как специально подгадывал.
Пожал всем руки, как-то уж совсем рассеянно и по-будничному чмокнул Ингу в подставленную щеку, передал ей огромный длинноногий букет.
Желтые розы, разумеется.
Точнее, – желто-зеленые, странного такого, не поддающегося определению оттенка.
Я б такие никогда не рискнул покупать и дарить любимой женщине, ибо хрен его знает, что ей, глядя на
