будем…
– Давай. Только я – все равно прав. А ты просто не хочешь признавать поражения в споре…
– Идиот, – смеюсь. – Прежде чем задумываться о «зонах тишины», надо в конце концов отучиться мыслить в категориях «поражение – победа». Тогда, может, что-нибудь и получится. И то – не факт…
– Вот так ты всегда, – злится. – Всегда последнее слово пытаешься за собой оставить…
Я улыбнулся и протянул в его сторону рюмку.
– Прозит.
– Прозит, – вздыхает.
Выпили.
Помолчали.
А там и остальные парни постепенно подтянулись: со своими мыслями, проблемами, историями и анекдотами.
А потом приехал Русланыч и привез с собой какую-то совершенно нереальную чачу.
Домашнюю.
Из командировки приволок, его в Грузию отправляли что-то там снимать. То ли про войну, то ли про революцию.
Неважно.
Важно, что чача была и вправду – совершенно нереальной.
И дальше вечер пошел по своему давным-давно написанному, заданному и заведенному сценарию…
…Домик в горах он все-таки через некоторое время купил.
Копил на него.
Откладывал.
Он ведь, конечно, довольно обеспеченный человек, но все-таки – не олигарх.
И даже съездил туда пару раз.
Погулял, почитал умные книги.
Послушал тишину.
А потом сдал его в аренду местной риэлтерской фирме и, слава богу, кажется больше на эту тему как-то и не заморачивается…
Очень страшная история
Когда он ворвался в паб, я как раз проигрывал Русланычу очередную партию в русский бильярд.
Сколько с ним ни играю – всегда проигрываю.
И не потому, что он лучше меня шары гоняет, нет. Когда турнир какой мутим междусобойный – бывает и так, что я этот турнир выигрываю, а Русланыч даже в тройку не входит.
А вот в личных встречах – ни в какую не получается.
И ни он, ни я не можем понять почему.
Вот и в этот раз – та же фигня…
…Мы, вообще-то, в паб в ту субботу довольно случайно заскочили.
Собирались ко мне на дачу, семьями, ну – шашлычки пожарить, винца попить, то се.
А погода – подвела.
Как со вчерашнего дня зарядил дождь со снегом, так и шел, ни на минуту не прерываясь.
В результате девчонки отправились в кино, а мы решили заскочить в паб, погонять шары, посмотреть британскую премьер-лигу, пропустить пинту-другую «Гиннеса» и скоротать тем самым время до вечера.
А уж вечером – воссоединиться с нашими половинами и рвануть куда-нибудь поклубиться.
Куда?
Доживем – увидим.
Наверняка кто-нибудь прозвонится.
Предложит программу.
Что сейчас-то себе голову забивать?
Итак, представьте себе эту мизансцену: пустой паб, два взрослых придурка лениво гоняют шары и пьют пиво в ожидании трансляции «Чарльтон» – «Ньюкасл», а бармен Андрэ не менее лениво протирает бокалы за стойкой.
И тут этот врывается.
Небритый, опухший, с безумными глазами.
Пробежал, не здороваясь, к стойке, что-то выпалил шепотом бармену, выхватил у него из рук бутылку коньяка и убежал в угол.
Вскоре оттуда раздалось активное позвякивание.
Мы переглянулись.
Вообще-то у нас не принято навязываться человеку, если сам не зовет, но тут – случай особый.
Художник все-таки.
Наш больной брат.
Нет, вообще-то он, конечно, – никакой не художник.
Оператор с телевидения.
Сашка Тропкин.
А Художник – это просто ник такой, кличка, в смысле. Это я его так прозвал, а остальные – подхватили.
Когда еще вместе на телеке работали.
Я потом оттуда по-быстрому свалил – сначала в газету, а потом и рекламное агентство свое сделал.
А он так на ящике и ошивается.
Судьба.
Да и пьет, если честно, много.
Вот и сейчас, похоже…
Переглянулись еще раз и, не сговариваясь, двинули к нему за столик.
Русланыч по дороге с барной стойки пару рюмок прихватил и Андрэ кивнул, чтоб лимон резал.
Надо же выручать товарища.
Сашка на наше появление реагировал, к счастью, вполне адекватно. Не возражал, когда я разлил нам с Русом его коньячок.
Даже чокнулся с нами и изобразил что-то типа «здрасьте».
Глядим – нет, вроде, в запой не собирается.
Тогда что случилось?
Ладно.
Расскажет.
А пока – пусть отдышится.
Вон он какой бледно-зеленый да взъерошенный.
Выпили по второй, закурили.
Дымим лениво.
Гляжу – Сашку, кажется, отпускать начало.
И точно, к тому моменту, как Андрэ приволок блюдечко с тонко нарезанными лимонными лепестками, густо посыпанными сахарной пудрой вперемешку с молотым кофе, он уже настолько пришел в себя, что по третьей разлил – совершенно самостоятельно.
Ладно.
Пора, думаю.
– Ну что, полегчало?
– Угу, – кивает, а сам к моей пачке «Парламента» тянется.
Подтолкнул к нему сигареты, чиркнул зажигалкой.
Порядок.
– Ну, а раз полегчало, так давай колись, что такой взъерошенный?
