Ну, да бог с ним…
…Когда мы зашли в заведение, я подозвал официанта и решительно заказал бутылку самой дорогой граппы, ассорти итальянских сыров, анчоусы в оливковом масле и тарелочку с крупными, жирными маслинами.
Столик же попросил сервировать на улице, потому что курить внутри итальянских ресторанов, увы, нельзя, а выпить и не покурить для меня – просто невозможно. Официант улыбнулся, сказал на дурном английском «ноу проблем» и зажег уличный газовый обогреватель над выбранным мною столиком.
Англичанин одобрительно кивнул, и мы приступили к знакомству.
– Я – Натаниэл, Вест-Энд, Лондон, – представляется. – А насчет себя – не говори, постараюсь угадать. Судя по твоему отвратительному английскому, – ты не то чтобы не британец, но даже и не ирландец. И не тупой янки, но это только хорошо. И не джерри, уж этот-то собачий лай я узнаю при любом раскладе. Матушка-покойница добермана на старости лет завела, а потом, как преставилась, эта мерзкая тварь мне еще целых пять лет жизнь портила. Так что джерри я ни с кем не спутаю. Хотя среди них еще иногда встречаются мужики. Не то что среди лягушатников, те уже – настоящие вырожденцы. Но – все реже и реже. А кто еще может так хорошо пнуть мерзкого вонючего ублюдка на этом сраном континенте – догадаться несложно. Вы их пинали так долго, что это уже должно было войти в привычку. И пинали бы до сих пор, если бы у вас были поумнее люди в правительстве. Ну, надо же! Иметь кучу гребаных атомных бомб и ракеты «Сатана», и клянчить жалкие долларовые подачки у ублюдков с Уоллстрит! Ты из Москвы, я угадал?
– Москва – это еще не вся Россия, – ворчу. – Но ты, в принципе, угадал. Я как раз из Москвы. А в правительстве – и у вас мудаков хватает…
– Хватает?! – возмущается он. – Да их там как бобби на Кинг Кросс в день, когда Челси возвращается с выезда! Да на самом шелудивом псе из овцеёбского Йоркшира блох меньше, чем у нас мудаков в правительстве! Тебя, кстати, как зовут?
– Дима, – пожимаю ему руку еще раз, его ладонь широка и тверда, как у чернорабочего, хотя над правильной овальной формы холеными ногтями на длинных аристократических пальцах явно потрудилась весьма квалифицированная маникюрша.
– Кстати, спасибо тебе за спасенный бумажник. Теперь, если ты не поможешь мне пропить хотя бы половину его содержимого, можешь считать меня своим личным врагом.
– Заметано, – радуется Нат. – Только два встречных условия: во-первых, я буду называть тебя Дим, потому что «Дима» мне напоминает о лягушатниках, а я их терпеть не могу, а во-вторых, когда справимся с половиной твоего бумажника, перейдем к половине моего. Иначе личным врагом буду тебя считать уже я. Согласен?
– Почему нет? – усмехаюсь. – А что ты так французов не любишь?
– А за что их любить? – он удивленно поднимает брови. – Они же свиньи!
– Хорошее, – смеюсь, – объяснение. Ну, да и хрен с ним, давай лучше выпьем…
– Давай! – радуется он, и я учу его чокаться и говорить «на здоровье»…
…Через некоторое время мы понимаем, что уже скоро вечер, а мы все еще не набрались – и немедленно заказываем вторую бутылку граппы. Разговор медленно соскальзывает на темы вполне философские.
– Слушай, а какого черта ты делаешь в Риме перед католическим Рождеством? – интересуется он, проглатывая очередную рюмку светло-коричневой выдержанной граппы и задумчиво наблюдая за стайкой итальянских ребятишек, чинно и радостно желающих всем окружающим «Buon Natale» – Вы же там, в России, вроде как ортодоксы, и каникулы у вас уже после Нового Года?
– Ну, – вздыхаю, – вы, насколько я знаю, – тоже не «паписты». А в Риме я, извини, по совершенно другим причинам, ни с Рождеством, ни с церковью вообще никоим образом не связанным…
– Во завернул! – восхищается. – Сразу видно человека с университетским образованием. Только почему в этом вашем университете так плохо английский язык преподавали, – просто ума не приложу… А что за причины-то? Если, разумеется, не секрет…
– Некоторые вон и русского-то не знают, – ворчу. – А между прочим, – тоже великий язык. Ничуть не хуже вашего. Да и секрета тут нет никакого. С женой поругался, боюсь, что – до развода. Вот и прилетел. Один…
– Неприятная хрень, – соглашается, – что уж тут говорить. Семья – это святое. В первый раз так?
– Да какой там! – машу рукой. – Каждые три месяца расходимся. И так уже – двенадцать лет без малого. Но в этот раз, кажется, немного переборщили…
– Ну, тогда забей, – говорит авторитетно. – Сейчас нажремся как следует, завтра попьем пива в пабе, а к вечеру опять нажремся. И через несколько дней все само собой образуется. Либо разведетесь, и никто из вас не будет об этом жалеть, либо ваш союз по прежнему будет самым крепким по обе стороны Ла-Манша. Я такие пары знаю, вечно грызутся, как не поделившие кость собаки на миллуокской помойке. И – так и живут до старости. Причем – в любви и согласии. Да чего там говорить, – у нас с Марией у самих уже скоро пятнадцать лет такая история…
– А у тебя тоже жену Марией зовут? – удивляюсь. – Ну, за это стоит выпить!
Что мы немедленно и сделали.
Потом чуть-чуть помолчали задумчиво.
Я даже закурил.
– Слушай, а ты свою стерву очень любишь? – спрашивает.
– Угу, – вздыхаю в ответ. – Она год назад от меня уходила, тут-то я это и понял. После двенадцати лет совместной жизни.
Он разливает по рюмкам очередную порцию граппы и задумчиво крутит пальцем у виска:
– Тебе действительно понадобилось двенадцать лет, чтобы понять, что любишь собственную жену?
– Ну, – усмехаюсь, – вначале-то я знал, что ее люблю. Года эдак три-четыре. А потом как-то забыл. И, чтобы вспомнить, мне потребовалось, чтобы она от меня ушла. Еле потом вернул, кстати…
– Вы русские, – говорит, – по-моему, вообще все сумасшедшие. Конченые психи. Я это понял, когда ваши книжки читать начал. То у вас один писатель босиком из имения сваливает правду искать на старости лет, то другой бабок по притонам топором по башке мочит. Третий – так вообще по малолеткам специализировался. А эти-то – лучшие, что уж про остальных говорить…
– Да уж, – хмыкаю, – фактологически ты, конечно, не совсем прав, но суть, в принципе, ухватил верно. Давай-ка еще по одной накатим. На здоровье.
– Na zdorovie, – откликается. Выпили.
Потом еще выпили.
А потом вторая бутылка закончилась, и мы пошли искать новое заведение.
Оно, правда, сволочь такая, нашлось только после того, как мы уединились в какой-то грязноватой подворотне и выкурили любовно забитый мной небольшой косячок.
Совсем небольшой, я все понимаю.
Но нам – хватило.
В новом заведении граппу заказывал уже он…
– Слушай, – спрашивает после второй-третьей рюмки, – а ты футбол любишь?
– Конечно, люблю.. Я вообще, кроме собственной жены, люблю только своих друзей, футбол и рыбалку. А все остальное – может идти в жопу…
– Согласен, – радуется. – Я тоже насчет рыбалки начинаю задумываться. Старею, что ли? А вот скажи: а страну свою ты любишь?
Я на некоторое время замолкаю.
Ничего себе вопросики.
Ща как начнет вербовать…
– Люблю, – выдыхаю, наконец, более или менее честно. – Только как-то без особой взаимности…
– Вот и у меня, – кивает в ответ Нат, – почти такая же история…
– Да если б только у вас одних, – неожиданно вздыхает за нашим столиком кто-то третий.
Я, немного удивленно, поворачиваюсь.
