Я ничего не знал о саркофагах и о египтянах. Я не знал, что там Эва могла прятать под этими бинтами. Но я выяснил, что там было тело.
– Очень маленькое тело, – снова фыркнула Эстер.
– Ты разбинтовал Честера? – такого отвращения Эва еще никогда не испытывала. – Ну, и на что это похоже? Это ужасно?
– Вовсе нет.
– Думаю, от него не так уж много осталось, – задумчиво произнес Эндикотт.
– От него осталось много чего. – Чейз нагнулся, положил саркофаг на землю и открыл крышку. Честер лежал так, как оставил его Чейз, размотанный, в ворохе пожелтевших от времени льняных бинтов. Чейз достал куклу и начал снимать с нее остатки тряпок.
Эва закрыла ладошками глаза.
– Ты уже закончил?
– Можешь смотреть. Даю слово, что Честер – совсем не то, что ты думаешь.
Ступни с нарисованными на них сандалиями и затем гладкие деревянные ножки уже показались. Горя нетерпением, Эндикотт вскочил с места, присел рядом с Чейзом и начал помогать ему.
Отец Эвы произнес:
– Это похоже на…
Эстер заглянула мужу через плечо как раз тогда, когда последняя полоска ткани была снята.
– Чревовещательная кукла! – взвизгнула Эстер так пронзительно, что дверь пристройки сразу же распахнулась.
Эва оглянулась и увидела Орвила, Джетро и Рамона, несущихся к дому через весь двор.
– Просто не верится, – пробормотала она, поворачиваясь обратно к Чейзу, который посадил куклу к себе на колени и завел механизм, который приводил в движение рот. Он, казалось, был так увлечен игрой с фараоном, что она обняла его за шею и звучно чмокнула в щечку.
– Он просто прелесть, – засмеялась она.
– Кто, твой муж или кукла? – Едва вымолвив это, Эстер разразилась громовым хохотом и начала хлопать себя по коленкам, чрезвычайно довольная собственным остроумием.
– Я пропускаю эту реплику, мама, но держи себя в руках, – предостерегла Эва с улыбкой.
– И это еще не все, – продолжил Чейз. Он перевернул куклу вверх тормашками и показал Эндикотту маленькую дверцу на затылке фараона-Честера, а потом протянул его отцу Эвы. – Лучше будет, если вы сами откроете.
Орвил, Джетро и Рамон перевесились через перила. Эндикотт выступил во всем блеске перед небольшой аудиторией. Он покрутил кистями рук, размял пальцы. Потом нажал на крошечную дверцу, применив тот же самый прием, который открывал сам саркофаг, и маленькая ниша открылась.
В воздухе повисла звенящая тишина. И снова Эндикотт сделал несколько театральных жестов руками. Эва не сомневалась, что, если бы тут имелся оркестр, он бы заставил барабанщика выбить дробь. Ее отец залез в тайник большим и указательным пальцами и достал оттуда маленький бархатный мешочек. Он разгладил его на ладони, потрогал букву «Э», изящно вышитую золотом на бархате, и вручил Честера обратно Чейзу.
Актер и не думал скрывать свое волнение. Он посмотрел на свою жену, потом на дочь, и, наконец, его глаза остановились на Чейзе.
– Вы знаете, что там?
– Знаю, – признался Чейз.
– Это может сделать меня счастливым?
– Не знаю, как насчет счастья, – честно сказал Чейз, – но то, что это сделает вас богатым, – я ручаюсь.
– Ну, открывай же, ради всего святого, Эндикотт, – взмолилась Эстер.
Эва тоже наклонилась вперед.
– Да, открывай, папа.
Эндикотт развязал шнурок и высыпал на ладонь содержимое мешочка. Не веря своим глазам, он смотрел на сверкающие драгоценности. Все они были разной величины, но большинство – размером с ноготь большого пальца. Впервые за всю свою жизнь Эстер Эберхарт лишилась дара речи.
– Ой, мамочки, – выдохнула Эва.
– Я могу это повторить, – раздался из темноты низкий скрипучий голос Орвила.
Эва посмотрела на Чейза.
– И ты все это время знал, что спрятано внутри Честера?
– С того самого дня, как я снял эти бинты. Это случилось за день до того, как я приехал в город, чтобы уговорить тебя вернуться домой. Именно поэтому я тогда задавал столько вопросов о Честере. Я никак не мог в толк взять, чего ради ты решила наняться на работу экономкой, если у тебя есть такое богатство. Тогда я подумал, что ты, может быть… – Он вдруг запнулся и нахмурился.
– Ты подумал, что они достались мне нечестным путем, так?
Даже если он при этом рисковал навлечь на себя ее неудовольствие, он вынужден был ей сказать
