родственником Фрейзера, за всю свою жизнь ни разу не высунувшим носа за пределы Гленбейдена — хотя каждый день грозился это сделать. Томас любил эти края. Он хорошо знал долину, знал, какой от нее может быть толк. Он считал, что земля здесь не в состоянии долго кормить крупный рогатый скот, потому что пастбища не богаты и не обширны, — но для овец она очень хороша. Будущее за овцами и ячменем, говорил он, овцы и ячмень принесут прибыль, и Керри сможет расплатиться с долгами Фрейзера.
Но… чтобы перейти от крупного скота к овцам, Томас убедил ее занять деньги, необходимые для покупки овец. Он сказал, что если в этом году они получат прибыль от крупного скота, то смогут выплатить половину одолженной суммы, и они уже были на полдороге к этому. Томас даже подумывал одолжить деньги в банке, чтобы купить первую дюжину овец. Но тут пришло то письмо из банка, и, оправившись от потрясения, Томас быстренько придумал новый план — взять в долг у барона Камерона Монкриффа.
Керри считала, что одалживать у лорда отвратительно, но замысел Томаса не шел у нее из головы — отчасти потому, что больше ей некуда было обратиться, отчасти же потому, что в последние два года жизни Фрейзера Камерон Монкрифф был очень частым гостем в их доме.
Монкрифф, богатый землевладелец, жил в Гленбейдене на берегу Лох-Эйгг. Керри как-то услышала, что он владеет тысячью голов овец. Она не задумывалась над тем, правда ли это, но знала, что он жил на широкую ногу. Когда Фрейзер был здоров, он часто заезжал в обновленный дворец Монкриффа и один раз даже возил ее туда на летний бал. А когда здоровье Фрейзера пошатнулось, Монкрифф неоднократно приезжал в Гленбейден. С его стороны это было проявлением внимания, и Керри оценила его заботу о муже.
И все же в этом человеке было что-то такое, отчего ей становилось неловко — так же неловко ей было только с его сыном Чарлзом.
Она не призналась бы в этом ни одной живой душе, но себе-то она может признаться. Чарлз Монкрифф — это десятилетний ребенок, заключенный в тело тридцатилетнего мужчины. Дело было именно в этом теле мужчины и в том, как он смотрел на нее… От взглядов бедняги Чарлза ее начинал бить озноб.
Керри снова посмотрела на письма, стараясь справиться с охватившим ее страхом. Насколько она могла понять, письмо от мистера Реджиса оставляло ей два варианта. Можно смотреть, как обмеривают то, что осталось от земли Маккиннонов, как повышают ренту, как арендаторы теряют свои дома. Им придется переехать в Америку или на скалистые побережья, где они будут разводить морские водоросли. А сама она будет вынуждена уехать в Глазго к матери.
Либо ей надо отправиться к Монкриффу.
У Керри всегда занимался дух при виде великолепного дома Монкриффа. Но сегодня, оказавшись в этой роскошной усадьбе, одетая в Старое платье из черного бомбазина, она почувствовала себя нищей попрошайкой. Она стояла в огромном холле и дивилась дубовым панелям, бронзовым светильникам, полированной оловянной раме овального зеркала, висящего над письменным столом. Даже новый мраморный пол был выметен и натерт до блеска, что вызвало у нее особый восторг — в их скромном доме считалось удачей, если удавалось не запачкать полы грязью.
Керри нервно вытерла влажную ладонь о юбку и взяла шляпку, которую держала в руке, в другую руку.
— Миссис Маккиннон! Какой приятный сюрприз!
Глубокий голос Камерона Монкриффа напугал ее; она даже вздрогнула, когда он медленно вошел в холл через тяжелую дубовую дверь; за ним семенил маленький дворецкий, старательно избегавший ее взгляда. Как обычно, Монкрифф был одет безукоризненно. Она всегда считала его очень красивым мужчиной, но теперь он выглядел невероятно элегантно — седые волосы подстрижены и зачесаны по последней моде, густые бакенбарды аккуратно подрезаны.
— Благодарю вас, милорд, что не отказались принять меня, — проговорила Керри, присев в глубоком реверансе.
— Вы доставили мне большое удовольствие, мадам. Этот день моей жизни засиял ярче… — он поднес к губам ее руку, его губы задержались на ее кисти, потом нехотя оторвались от нее, — благодаря такой прекрасной визитерше.
По коже ее побежали мурашки, Керри стало неприятно. Она осторожно высвободила руку и, крепко стиснув шляпку, заставила себя улыбнуться.
— Вы слишком добры, сэр.
— Вздор, — усмехнулся он, беря ее за локоть. — Давайте сядем.
И, не дожидаясь ответа, он бросил взгляд на дворецкого.
— Чай, — коротко приказал он и повел Керри туда, где стояла мебель, обитая, синим китайским шелком. — Итак, чем я обязан необыкновенному удовольствию видеть вас, миссис Маккиннон?
Она смущенно уставилась на камин, не зная, с чего начать разговор. Как именно следует просить денег?
— Я… Признаюсь, милорд, я пришла по довольно деликатному делу. — Голос ее звучал еле слышно; она робко посмотрела на Монкриффа. Лицо у него было равнодушное, он терпеливо ждал продолжения. — Наверное, нужно перейти прямо к делу, да? — тихо спросила она.
Монкрифф кивнул.
— Ну, говори же!
— Я пришла не со светским визитом, честно говоря, хотя я рада видеть вас в добром здравии, — затараторила она. Он наклонил голову в знак признательности. — Но… мой визит имеет деловую подоплеку. — Вот именно — деловую. Ей понравилось, как это звучит, и она перестала нервно комкать свою шляпку.
— Неужели? — спросил он, снисходительно улыбаясь.
— Э-э-э… Я хочу попросить у вас в долг крупную сумму денег, сэр. У меня возникли небольшие затруднения. — Небольшие затруднения? Скорее уж полная катастрофа!
Монкрифф поощрительно кивнул.
— Прошу вас, продолжайте, миссис Маккиннон. Если у вас… затруднения… я с удовольствием помогу вам, чем смогу.
Это звучало поощрительно, но тут их прервало появление дворецкого с серебряным подносом в руках. Керри опустила взгляд и ждала, пожевывая нижнюю губу. Сердце у нее громко билось, и она боялась, что это слышно всем.
— Так что вы сказали? — вежливо спросил Монкрифф, когда дверь за дворецким закрылась, и налил ей чаю.
— Милорд… мне больше некуда обратиться, — выпалила она, задрожав от собственного признания. — К несчастью и к моему великому изумлению, я узнала, что мой муж… Фрейзер… был должен… то есть он и сейчас должен… очень много денег Шотландскому банку. И… еще налоги.
Монкрифф поднес к губам изящную чашечку из китайского фарфора и стал пить чай с таким видом, словно слышать подобные сокрушительные новости было для него обычным делом.
— И… какие-то там кредиторы, — продолжала она дрожащим голосом. — Хотя, признаюсь, я ничего в этом не понимаю. — Она снова замолчала, уверенная, что сказала достаточно, чтобы вызвать у него отвращение.
— Это все? — любезно поинтересовался Монкрифф, жестом указав на чайный сервиз. — Прошу вас, пейте чай, пока он не остыл.
И это все? Пейте чай? Господи, да слышал ли этот человек хоть слово из того, что она говорила? Керри уставилась на него, не веря своим ушам.
— Вы… вы, наверное, не поняли — я ни за что не пришла бы к вам и не стала бы вас обременять, будь у меня выбор. Но я, правда, в безвыходном положении. Поверьте, мне очень нужны деньги, чтобы на время удовлетворить банк, но я не уверена…
Монкрифф усмехнулся и прервал ее лепет, поставив чашку на стол.
— Прошу прощения, миссис Маккиннон, мне известно, что у вас нет возможности достать деньги для выплаты долга. Вы действительно попали в трудное положение.
Керри тихо пробормотала:
— Д-да, я знаю…
Он поднял руку.
— Думаю, что это не так, — произнес он, и взгляд его голубых глаз пронзил ее хрупкую фигурку. — Затруднения у вашего мужа начались три года назад, когда чумка убила его стада. Как вы думаете, каким образом он расплачивался с банком в тот год? Он получил от меня серьезную помощь, вот как! И то же повторилось на следующий год. Он опять не смог выплатить долг, и я вновь дал ему денег. Тогда Фрейзер просто перестал прилагать усилия, чтобы удовлетворить банк либо меня. Честно говоря, миссис Маккиннон, ваш долг гораздо больше, чем вам кажется. Лично мне вы задолжали более пяти тысяч фунтов.
Пять тысяч фунтов? Ей показалось, что из легких у нее вышел весь воздух; она никак не могла вздохнуть. Сумма была ошеломляющей, значительность ее могла сравниться разве только с ощущением, что ее предали. Она припала к спинке стула, слишком потрясенная, чтобы говорить и даже думать. Ложь Фрейзера громоздилась одна на другую, и Керри показалось, что она погружается в глубокую трясину и тонет прямо здесь, в небесно-голубом кресле. В голове у нее проносились обрывки воспоминаний, десятки случаев, когда Фрейзер уверял ее, что все будет хорошо, что ей бояться нечего…
— Ну-ка выпейте это.
Монкрифф сунул ей в руку стакан с шотландским виски. Керри с трудом вспомнила, где находится, оттолкнула стакан и покачала головой.
— Я… я не знала, — хрипло прошептала она.
— Я уверен, что муж просто не хотел вас тревожить.
В ответ она фыркнула без всякого изящества.
— Действительно, какая мелочь!
— Перестаньте, миссис Маккиннон, — сказал Монкрифф неожиданно деловым тоном. Он подошел к окну и посмотрел на расстилающуюся перед домом зеленую лужайку. — Фрейзер знал, что умирает и ничего не может сделать, чтобы исправить положение. Он знал, что вы будете соответствующим образом обеспечены, и предпочел не омрачать последние месяцы своей земной жизни.
При этих словах Керри подняла глаза и повернулась к Монкриффу.
— Он знал, что я буду соответствующим образом обеспечена? —
