Хани хотелось привлекать к своей персоне внимание судебного исполнителя.
— Нет, мне просто не верится! — вскричала она. — Я пережила это чертово путешествие через всю страну! Нас заедали насекомые, мы прятались от злобных индейцев, я правила мулами, я столько всего вынесла, чтобы, в конце концов, попасть в лапы какого-то типа, страдающего… паранойей! — Хани очень гордилась тем, что дошла до буквы «П» в энциклопедии и запомнила мудреное слово.
Казалось, Люк удивился.
— Признаюсь, я понял все, кроме этой самой паранойи. Боюсь, мадам, вам придется объяснить мне, что это такое. Никогда не слыхал этого слова.
— Еще бы! Обычное дело. Сумасшедшие никогда не знают, от какой болезни страдают.
— Сумасшедшие? — Шериф невозмутимо покачал головой. — Мне кажется, мадам, что вы — та самая, кто… Хотя нет, не важно. В любом случае я получу ответ еще до темноты.
— Странно, что вы не догадались проверить и Бекки Шарп, — огрызнулась Хани.
— А почему вы решили, что я этого не сделал? — Подойдя к двери, соединяющей их номера, он положил ключ на тумбочку. — Вы останетесь в городе до тех пор, пока я не отпущу вас, — заявил шериф.
— Можете запереть эту дверь и вернуть ключ портье! — выкрикнула девушка, захлопывая дверь перед носом Маккензи, затем она услышала, как ключ повернулся в замке.
Натягивая на себя розовое полотняное платье, Хани никак не могла успокоиться. Можно не сомневаться, что с ее фатальным невезением в Индепенденсе непременно найдется какая-нибудь Мэри Джонс, которую обвиняют в убийстве, а также Бекки Шарп, разыскиваемая за государственную измену.
— Или наоборот, — пробормотала она.
Хани вышла из комнаты и спустилась вниз. Остановившись у стойки, девушка улыбнулась портье. Тот открыл рот и с любопытством уставился на Хани.
— Добрый день, сэр, — вежливо сказала Хани.
— Мэм? — нерешительно ответил молодой человек.
— Скажите, вернул ли шериф Маккензи ключ от двери, соединяющей номера шесть и семь?
— Да, мэм, вернул. Минут пять назад, — добавил он.
Хани едва сдерживала гнев.
— Благодарю вас, сэр, это все, что мне хотелось узнать. — Обворожительно улыбнувшись портье, девушка пошла прочь.
Выйдя на улицу, Хани огляделась по сторонам. У нее не было ни гроша — этот невыносимый шериф просто обобрал ее. И она не рисковала прибегнуть к своим навыкам — ведь он наблюдал за нею.
Что ж, она не пропадет. Найдет себе честную работу на денек, а наутро уедет в Сан- Франциско.
Люк вернулся в отель лишь к вечеру. Он постучал в комнату девушки, но не получив ответа, отворил дверь. Маккензи стало не по себе. Неужели он и впрямь забрал у нее последний доллар или она просто ловко обманула его? Почти весь день шериф разыскивал свою пленницу, но безуспешно. Впрочем, он был уверен, что из города она не уезжала: девушка не расплатилась за номер и оставила свой багаж.
Господи! Он чувствовал себя негодяем. Люк в жизни так не обращался с женщинами, но его не покидала мысль, что незнакомка все время лжет. Одно его интересовало: была ли она в ладах с законом?
Маккензи усмехнулся. Маленькая лгунья. Что за тайны прячутся за ее огромными голубыми глазами? Хотя, какими бы они ни были, он отдаст ей все до цента, если телеграмма из Индепенденса не сообщит ничего предосудительного об этой девушке. В любом случае ему надо вернуться в Стоктон. Он слишком долго не видел Джоша.
Люк задумчиво посмотрел на портрет Абигайль Фентон, а затем взял в руки камею, лежащую возле фотографии. Он обязательно разыщет свою пленницу и отдаст ей ее брошь. Не нужна она ему!
Но тут камея выскользнула из пальцев шерифа и упала на пол. Люк посмотрел вниз и… глазам своим не поверил. Это была фальшивая драгоценность — брошь рассыпалась на мелкие осколки. Шериф с отвращением покачал головой — она опять надула его. Маленькая сучка обманула его!
Собрав то, что осталось от «ценного украшения из натурального камня», Люк бросился вон из комнаты. Сначала он зайдет на телеграф, а потом разыщет обманщицу, даже если для этого ему придется обыскать каждый закоулок!
Хани ни разу не приходилось петь на людях, но, проискав работу весь день, она поняла, что не найдет ничего лучше, чем выступление с вокальным номером в салуне «Золотой дворец». Правда, для начала владелец бара Бен Ривер предложил ей двадцать долларов за то, чтобы она провела с ним ночь. Надо сказать, подобных предложений она получила в этот день немало, равно как и предложений руки и сердца. Когда девушка отвергла намеки Бена, он сказал, что она может поработать в комнате наверху.
— Ах, мистер Ривер! — выкрикнула она, хлопая ресницами. — Среди южных красавиц редко встречаются шлюхи.
— Да что ты, милашка, а я-то и не понял, что ты с Юга. — Рассмеявшись, Бен покачал головой. — А что красавица с Юга ответит на предложение спеть несколько песенок для мужчин, соскучившихся по женскому обществу?
Хани согласилась. Правда, она не подумала, что Бен заставит ее надеть другой костюм.
Телесного цвета лиф, облегающий фигуру как перчатка, был обшит красными и черными кружевами, черное трико поблескивало бесчисленными блестками. Длинные красные перчатки прикрывали локти, оставляя обнаженными плечи.
Хани не умела пользоваться гримом, но постаралась, как могла, подкрашивая глаза яркими красками, которые вручил ей Бен. Потом девушка воткнула черное перо во взбитые волосы.
Когда Хани вышла на сцену, зал замер, а затем разразился криками, воплями и громким свистом. Рабочий сцены усадил ее на высокие качели, укрепленные на потолке. Ухватившись за веревки и скрестив ноги, девушка попыталась устроиться поудобнее и успокоиться.
Через некоторое время ей это удалось. Тогда Хани взяла у помощника гитару и, медленно раскачиваясь, стала перебирать пальцами струны. Пианист заиграл вступительные аккорды к популярной песенке.
— Давай же, красотка! — услышала она голос Бена. — Посмотрим, как ты сумеешь завести их!
Глубоко вздохнув, девушка заставила себя забыть об окружающих ее людях и начала петь.
Привлеченный шумом в салуне, Люк вошел в «Золотой дворец». Вокруг сцены, восторженно улюлюкая, толпились мужчины. Шериф взглянул на певицу и обомлел. Это была она! Забыв о своем гневе, Маккензи завороженно смотрел на девушку. Ее яркий костюм поразил его, он глаз не мог оторвать от ее длинных, стройных ног, обтянутых черным трико.
Но вот пианист ударил по клавишам, толпа затихла, и Хани запела хрипловатым низким голосом. Простые слова старинной баллады всколыхнули самое сокровенное в душах этих людей. Глаза их затуманились, они забыли о настоящем, видя перед собой лишь Женщину, воплощавшую в себе все, чем Господь наградил прекрасную половину человечества. Кому-то она мнилась любовницей, кому-то — матерью, кому-то — сестрой…
Песня закончилась, и на некоторое время в салуне наступила тишина, но уже через мгновение она нарушилась громкими аплодисментами. На сцену полетели деньги, разношерстная публика просила певицу выступить еще.
«Как она хороша, — подумал Люк. — Чертовски хороша». Эта женщина могла разжечь огонь в любом мужчине. Ее пение задело шерифа за живое, но даже себе он не хотел признаваться в этом. Маленькая лгунья не должна была так глубоко проникать в души этих людей, она не имела права вторгаться в их внутренний мир со своими штучками. Вздрогнув от отвращения, Маккензи вышел на улицу.
Хани исполнила еще несколько песен, собрала со сцены деньги и поспешила в гримерную. Оказавшись там, она облегченно вздохнула и заперлась в тесной комнатушке. Она ни за что больше не заберется на эти чертовы качели! Слава Богу, что она не свалилась с них и не свернула себе шею!
И тут она увидела его. Он сидел в кресле и смотрел на нее.
— Леди, кто это вам сказал, что вы умеете петь?
Девушка возмущенно взглянула шерифу в глаза — она была уверена в обратном!
— Поскольку один мерзавец забрал все мои деньги, я вынуждена была искать выход из положения, — сердито промолвила она. — Мне надо на что-то жить, а эта работа показалась мне ничуть не хуже любой другой, во всяком случае, уж получше, чем первое предложение Бена. — Хани с грохотом положила гитару на стол.
— Просто мужчинам нравилось глазеть на ваши ноги — они обо всем забыли, увидев вас в таком виде. Не будь вы так одеты, вас бы прогнали прочь.
Маккензи смерил ее ноги оценивающим взглядом своих пронзительных глаз. Хани сорвала с крючка халат и быстро набросила его.
— Кстати, шериф, пока вы еще обо всем не забыли, не скажете ли мне, что вы здесь делаете?! — выкрикнула она.
Усевшись за столик, девушка принялась стирать с лица грим. Этот человек следовал за ней по пятам, и ей не терпелось выпроводить его поскорее.
— Я получил телеграмму из Индепенденса. Пожалуйста, помогите мне, а то я кое-что запамятовал. Как, вы говорили, ваше имя — Бекки Шарп или Мэри Джонс?
— Я же сказала вам, что меня зовут Мэри Джонс.
— Рад это слышать, потому что полиция разыскивает некую Бекки Шарп. Она, кажется, застрелила мужа и теперь скрывается. Надеюсь, вы не из-за этого постарались убраться из Миссури?
— Шериф, я взяла это имя из книги и в жизни не слыхала ни о какой Бекки Шарп до тех пор, пока не прочла роман. Клянусь, я говорю вам правду.
Люк подошел к ней и бросил перед Хани на стол то, что прежде было камеей.
— Такую же правду, как та, что вы сказали об этой вещице? Вам даже не стыдно было солгать о бабушкином наследстве.
Девушка ошеломленно глядела на осколки, а шериф вернулся на свое место в углу
