тебе пари. Если завтра выиграет он, все три лошади становятся твоими — Храбрый Король, Принц-Консорт и Храбрый Принц. Три чистокровных жеребца!
Подумать только, миссис Стюарт, да вы станете сказочно богатой женщиной, — поддразнил он ее.
Энджелин с подозрением взглянула на Руарка:
— А если победит Принц-Консорт?
— Я же сказал: победитель получит все. Если скачки выиграет мой жеребец, то больше никаких разговоров об отъезде или отдельных спальнях!
— Господи, да ты, наверное, сошел с ума! Неужели ты всерьез полагаешь, что я поставлю свою судьбу в зависимость от исхода каких-то дурацких скачек?
— Послушай, Энджел, мы достаточно долго были любовниками. Ты не хуже меня знаешь, каково нам вместе, и не меньше меня хочешь к этому вернуться. Я предоставляю тебе шанс снова очутиться в моей постели, причем таким образом, что твоя гордость ничуть не пострадает!
— Ты говоришь невероятные вещи, Руарк.
Энджелин нервно засмеялась и собралась было уйти, но он снова остановил ее.
— Ну а если ты не согласишься на это пари… Тогда я не могу дать никаких гарантий, что позволю тебе забрать Томми, — грозно предупредил Руарк.
В ответ на эту неожиданную угрозу Энджелин обернулась и быстро спросила:
— А если соглашусь, тогда ты отпустишь Томми?
Руарк заколебался. Похоже на то, что своим необдуманным предложением он сам загнал себя в угол. Однако, взглянув в глаза Энджелин, все же честно ответил:
— Не буду лукавить, Энджел, — каков бы ни был исход пари, от сына я не откажусь…
— Этого я от тебя вовсе не требую, Руарк. Я бы могла иногда привозить его сюда — скажем, два раза в год.
Руарк кивнул:
— Разумеется, на большее я вряд ли могу рассчитывать… Так что, тогда пари, миссис Стюарт?
Улыбнувшись, они обменялись рукопожатием.
В тот же день неожиданная деловая встреча задержала Руарка в городе, вот почему его не было среди домочадцев, которые, притворяясь оживленными, собрались вечером в гостиной. Разговор вертелся вокруг ничего не значащих тем, хотя мысли всех были заняты одним: исходом завтрашнего состязания и зависящего от него пари.
Энджелин машинально бродила по комнате. Подойдя к пианино, она рассеянно коснулась клавиш.
— Может быть, сыграешь нам что-нибудь, детка? — спросил Генри.
— Если хочешь, папа.
Она села за пианино, и вскоре из-под ее пальцев полились звуки любимой песни Генри — «Унылые колокола Шотландии».
Когда стихли последние аккорды, старик смахнул слезу.
— Помнится, твоя мать играла эту песню, детка…
Он поцеловал дочь в щеку:
— Пожалуй, пойду-ка я спать. Спокойной ночи, дочка!
С этими словами Генри вышел из комнаты, бормоча что-то себе под нос и сокрушенно качая головой.
— Я тоже распрощаюсь с вами, дорогая, — похлопав Энджелин по плечу, сказала Сара. — Завтра нам всем предстоит нелегкий день!
— Спокойной ночи, нэнни Сара.
Энджелин так и осталась за пианино. Ее пальцы меланхолически перебирали клавиши. На этот раз это была мелодия «Воздух Лондондерри». Погруженная в свои мысли, молодая женщина даже не заметила, как в темном дверном проеме гостиной появился Руарк..
В неярком свете газового рожка желтое шелковое платье Энджелин казалось золотым. На его сверкающем фоне выделялись ее роскошные черные локоны, спускавшиеся до середины спины. Руарк жадным взглядом пожирал стройную, ослепительно белую шею Энджелин и ее обнаженные плечи, которые украшала только нить молочно-белых жемчужин. Слушая ее игру, Руарк зажег сигару. Он никак не мог отвести глаз от Энджелин. Вот его взгляд переместился на ее тонкие пальцы, двигавшиеся по клавиатуре. На одном из них блестело подаренное им кольцо.
Энджелин заиграла «Дикси»[12]. Она негромко напевала печальную мелодию, и ее сердце переполнялось тоской.
На особенно грустной ноте припева Энджелин почувствовала, как к горлу подступил комок. Она замолчала, перестала играть и склонила голову на крышку пианино.
— Скучаешь по дому, Энджел? — мягко спросил Руарк.
Она вздрогнула и удивленно посмотрела на него.
— Ах, это ты, Руарк! Я не заметила, как ты вошел.
— А то бы непременно сбежала в свою комнату!
Энджелин поднялась:
— Уже действительно поздно. Пора спать!
— Пожалуйста, сыграй еще, Энджел. Я очень люблю слушать, как ты играешь…
Она послушно опустилась на стул и заиграла известный спиричуэл. Облокотившись на пианино, Руарк внимательно слушал, попыхивая сигарой.
— Дома мы с Большим Чарли часто пели эту песню, когда работали в поле, — пояснила Энджелин.
— Я верну его тебе, если ты этого хочешь, — неожиданно предложил Руарк.
Она удивленно подняла на него глаза:
— Что вернешь?
— Скотткрофт. Твой дом. Если ты этого хочешь, я верну его тебе.
— Ну конечно, всемогущий Руарк Стюарт с помощью своего необъятного кошелька способен пересекать океаны и континенты! Для него ведь нет ничего невозможного…
Она закончила бравурным крещендо, с грохотом опустила крышку пианино и поднялась со стула. Однако Руарк, схватив Энджелин за руку, не дал ей уйти.
— А какой смысл иметь деньги, если их не тратить? Если ты трясешься над каждым долларом, хотя у тебя их миллионы, значит, ты беднее самого бедного нищего, у которого нет ни гроша! Деньги могут купить все…
Энджелин молча стояла и слушала. Лишь на мгновение она обратила на Руарка холодный взгляд и иронически спросила:
— Неужели?
Затем красноречиво взглянула на его руку, и Руарку нехотя пришлось ее отпустить.
Она тут же направилась в свою комнату. Руарк, бросив окурок в камин, поспешил за ней.
— Энджел, пожалуйста, не убегай хоть на этот раз!..
Схватив Энджелин за талию, он силой повернул ее к себе и неожиданно дотронулся рукой до жемчужных сережек, блестевших у нее в ушах.
— Когда я дарил тебе эти серьги, я даже не предполагал, какую роковую роль они сыграют в нашей жизни!.. Ты знаешь, что именно благодаря им я узнал, что ты в Виргинии?
— Мне бы хотелось как можно скорее забыть тот день, Руарк…
Как будто не желая стоять к нему слишком близко, Энджелин отошла к окну.
— А мне бы хотелось забыть тот день, когда я вернулся в наш номер в парижском отеле и обнаружил твою записку: «Спасибо за все… Я устала вести такую жизнь».
Он снова схватил ее за плечи и повернул к себе лицом.
— Черт побери, Энджел, неужели я не заслужил хотя бы нормального объяснения?
Она с вызовом посмотрела ему в глаза:
— Я уже устала объяснять! Кроме того, мне не хотелось причинять тебе излишнюю боль…
— Неужели ты полагала, что такая сумбурная, ничего не объясняющая записка может облегчить мое состояние?
Энджелин тоже начала терять терпение.
